Главред: назад в СССР

Удивительно, но никто не пытался манкировать, напротив, оставшиеся корреспонденты, кому не достались профессии, искренне огорчились. Я им посоветовал не унывать, потому что в моих рукавах еще оставались козыри. И я уже был готов выложить их на стол.

В нашем холдинге, который остался в прошлом, вернее в будущем, материалы всегда шли с запасом. Отчасти это было обусловлено графиком без праздников и выходных, как работал новостной портал, но еще имела место банальная перестраховка. Иногда прилетали срочные задания, отдел рекламы подкидывал заказы, не считаясь с основными объемами и потому ссорясь с корреспондентами. Особенно не любили коммерческие тексты опытные пожилые газетчики. И вот на всякий, как говорится, пожарный случай статьи, интервью и обзоры готовились впрок. Порой материалы, написанные «интернетчиками», ставились в газетные полосы, закрывая «дырки» из-за чьего-то больничного. И всем в итоге было хорошо.

Я собирался привнести подобную практику и в «Андроповские известия». Чуяло мое сердце, что пухлый тридцатидвухполосник может подкинуть неприятных сюрпризов, а потому лучше встречать форс-мажоры во всеоружии. Так что тексты по профессиям я планировал подготовить именно как резерв.

— Никита, — я пристально посмотрел на розовощекого парня с типичной внешностью средней полосы и весьма подходящей фамилией Добрынин. — По твоим текстам я понял, что ты хорошо разбираешься в кино. Нередко цитируешь фразы из разных картин. А не думал податься в критики?

— Но… это же… — молодой журналист даже растерялся. — Обычно это «Советский экран» публикует, все-таки общесоюзный уровень…

— А чем мы хуже? — улыбнулся я. — В общем, тебе персональное задание. Сейчас в кинозалах крутят «Письма мертвого человека»[2], я предлагаю сходить на сеанс и написать на треть полосы обзор… эм-м, критическую заметку.

— Сделаю, Евгений Семенович! — Добрынин обрадовался настолько искренне, что даже выкрикнул это, тут же зажав себе рот ладонью и извинившись.

— Теперь вы, Пантелеймон Ермолаевич, — я посмотрел на Шикина, из которого собирался лепить экономического обозревателя. — Свяжитесь с госстатом, если нужно, съездите к ним. И напишите мне полосу о промышленном потенциале Андроповского района. Так, как вы любите, с цифрами и сравнениями. Но только так, чтобы даже самая простая бабушка в дальней деревне смогла это прочитать и легко понять. Задача ясна?

— Так точно, — кивнул пожилой журналист.

— И, наконец, особая миссия предстоит нашим фотографам, — я выискал взглядом Андрея, Леню и Федора Трунова, седовласого пенсионера с военной выправкой. — Помимо того, что вы активно помогаете корреспондентам иллюстрировать материалы, вы еще и начинаете собирать фотоархив. Темы я расписал и попросил Валентину распечатать каждому на отдельном листочке. Валя, принесите, пожалуйста, задания для фотографов!

Последнюю фразу я произнес в микрофон коммутатора, и через пару секунд секретарша вошла в кабинет, гордо неся в руках бумажные списки тем для фоторепортажей. Раздала каждому и тут же удалилась. А ведь размножать документы в то время было не так уж просто — это в двадцать первом веке принтер тебе распечатает нужное количество. Валечке же пришлось это делать при помощи копировальной бумаги. Помню, у нас в доме она тоже водилась, и я в детстве любил «переводить» картинки из книжек. Подкладываешь под нужную страницу чистый лист, на него копирку — и водишь карандашом. Так, что-то я вновь увлекся воспоминаниями.

— А теперь вопрос ко всем, — кажется, сотрудники вновь начали осторожничать, но ничего, это пройдет. — Кто еще умеет фотографировать?

Спроси я об этом в редакции двадцать первого века, и это восприняли бы как шутку. В эпоху информации, когда камеры встречаются не только в смартфонах, но и в часах, фотографом мнит себя каждый первый. Однако в далеких восьмидесятых с этим было гораздо сложнее. Во-первых, снимать нужно на пленку. Во-вторых, никакого «умного» режима, в котором смартфон сам выстроит нужную глубину резкости, баланс белого и чувствительность матрицы. А в-третьих и в-главных, полученные кадры нужно еще проявить, при этом не запоров пленку.

Признаться, я думал, что поднимется всего пара рук, однако увидел перед собой целый лес. Черт, а ведь все эти люди в обязательном порядке изучали фотодело. Вот и мой очередной промах — рассуждал о технологиях будущего, относясь к прошлому свысока, и получил урок. Да, не в каждой семье была даже любительская «Смена» или компактный «Агат». Но те, кто связал свою жизнь с профессией журналиста, уже тогда имели базовое представление о фотосъемке. А значит, мне остается лишь грамотно этим воспользоваться.

— Великолепно, — я произнес это от всей души. — Кажется, нам придется писать заявку на приобретение новых фотоаппаратов.

Как говорится, не взлетим, так поползаем!

[1] ЖЭК — жилищно-эксплуатационная контора.

[2] «Письма мертвого человека» — художественный фильм 1986 года по сценарию Константина Лопушанского, Вячеслава Рыбакова и Бориса Стругацкого. Режиссер: Константин Лопушанский.

Глава 17.

Водитель по имени Сева отвез меня на небольшой местный заводик под названием «Андроповский ЗКЗ», где мне предстояло испытать на себе работу прессовщика. О ней я не имел ни малейшего представления и выбрал именно по этой причине. Чем меньше мне известно, тем лучше и тем реалистичнее получится погружение. Жаль только, что время ограничено, и к началу смены мне пришлось опоздать. Но что поделать — у меня при этом оставалась основная работа.

Отпустив Севу, я встал перед проходной, вдыхая ароматы семьдесят шестого бензина, брезента и пыли. Завод был в самом расцвете, и из ворот непрестанно выезжали бортовые «газоны», «зилки» и «МАЗы»[1]. Рабочие трудились в три смены, выдавая стране кожзаменители для мебели и одежды, полимерную кровлю и киноэкраны. Основное производство располагалось в Калинине, на комбинате «Искож», а Андроповский ЗКЗ был своего рода филиалом головного предприятия[2].

Над воротами развевались флаги СССР, РСФСР и Калининской области. А рядом с проходной для сотрудников красовался барельеф Ильича. В девяностых его отобьют вандалы, и он исчезнет в неизвестном направлении, а сам завод раздадут арендаторам. Некоторые цеха ожидает незавидная участь… Но это потом, в будущем, а здесь, в тысяча девятьсот восемьдесят шестом, завод дышал жизнью. И пусть она пахла «шкурой молодого дермантенка», как презрительно шутили про дерматин, для сотен людей, связанных с этим предприятием, не было аромата роднее.

Я уверенно шагнул к узкой двери, вошел и уперся в «вертушку». Вахтер, седоусый пенсионер в очках, строго посмотрел на меня из-под сведенных бровей, но тут же приветливо кивнул, едва я показал развернутое удостоверение.

— Мне нужен кровельный цех, — сообщил я, и вахтер объяснил мне дорогу, заодно выдав подписанный пропуск.

Посмотрев на чуть смятую картонку, я поблагодарил усача и ступил на территорию предприятия. Асфальт уже начинал трескаться, но я знал, что он переживет приватизацию девяностых и запустение нулевых, по-настоящему развалившись только в конце две тысячи десятых.

Вдоль дороги бродили серые птенцы чайки, и я благоразумно отдалился на пару шагов — сердитая мамаша может подумать, что я угрожаю ее отпрыскам, и атаковать. Впереди маячила бетонная коробка «моего» цеха, идти нужно было вдоль другой производственной площадки. Мимо пронесся порожний погрузчик, следом маленький электрокар «Ящерица» из ГДР. Я проводил взглядом обе машины, которые помнил исключительно по своему детству, затем двинулся дальше.

Я прошел мимо памятника Ленину, делившему дорогу на две части, словно скала посредине реки. С ностальгической улыбкой посмотрел на телефонную будку, жмущуюся к бетонной стене цеха искусственной кожи. Затем мне попалась столовая с вывеской, состоящей из белых отдельных квадратов с буквами. Оттуда доносились будоражащие запахи и звенела посуда — первая смена уже давно пообедала и отправилась по домам, и сейчас работники кухни готовили еду для второй. Как раз в которой буду трудиться я. А потом будет все то же самое и для третьей… Проглотив слюну, я мужественно прошел мимо.