Глаз Лобенгулы

После столь эмоционального монолога я и впрямь почувствовал себя виноватым. Пусть, возможно, и не совсем точно перевел все упреки и доводы девушки, но одно было предельно ясно: она говорила от чистого сердца и помочь хотела вполне искренне.

— Найтли, милая, — пробормотал я, внутренне уже сдавая позиции, — но ведь твой спутник «по охоте» скоро вернется в Лауфилд и…

— Это легко исправить, — перебила меня девушка, стряхнув с ресниц невидимую слезинку. После чего ловко вскинула карабин вверх и нажала на курок.

Грохнул выстрел, и из-за растущего метрах в ста от нас куста как ни в чем не бывало выехал Зомфельд. Мне осталось только развести руками и сдаться на милость победителей.

«А-а, авось обойдется, — по-русски утешил я себя. — Подумаешь, война! Если даже какие-то вооруженные схватки и происходят в Мозамбике, то, скорее всего, далеко от границы, где-нибудь поближе к столице…»

Вернулся проводник, и, устроив что-что вроде небольшого совещания, мы уговорились действовать впредь так, чтобы максимально обезопасить себя во время пребывания в чужой стране. Ночевать условились лишь в относительно крупных населенных пунктах, в ночное время на дорогах не появляться и уж, конечно, даже на шаг не приближаться к местам, откуда послышится хотя бы один выстрел.

Заручившись общим согласием, я воспрянул духом, и наше путешествие продолжилось. Естественно, от мысли о незапланированной остановке отказались — наоборот, прибавили ходу, чтобы поскорее добраться до пограничного пропускного пункта Пафури. Прибыв в центральный офис таможенной канцелярии, тут же направились к столам регистрации. Я удивился отсутствию очереди, и Найтли объяснила причину столь приятного обстоятельства. Оказывается, накануне закончилась католическая Пасха, а в дни всенародных праздников пассажиропоток на границах ЮАР традиционно падает почти до нуля.

Возможно, именно поэтому сине-мундирные таможенники, еще не отошедшие от вчерашнего, не слишком и утруждали себя работой. Бегло осмотрев наше походное имущество, они чуть больше времени уделили лишь изучению документов дядюшки Дре. Номер вывозимого Зомфельдом карабина они вписали ему прямо в паспорт, дважды посоветовав при этом не удаляться от приграничной полосы более чем на тридцать миль. Лично мне, немало подивившись виду первого, похоже, в их жизни «русского ученого», настоятельно порекомендовали не задерживаться в Мозамбике сверх положенного срока.

— Помните, мистер Кос-тин-н, — с трудом прочитал мою фамилию таможенник, — вы должны завершить экспедицию до даты окончания действия въездной визы. В Претории, видимо, опасаются просачивания на нашу территорию бунтовщиков, поэтому буквально на днях мы получили из министерства внутренних дел специальный циркуляр, предписывающий дополнительные ограничения на пересечение границы со стороны Мозамбика. Так что если опоздаете хотя бы на час, мы вынуждены будем отказать вам в праве въезда в ЮАР.

— И что меня ждет потом? — на всякий случай поинтересовался я.

— Вам придется ехать в Мапуту и выправлять визу в консульстве нашей страны, — кисло сморщился чиновник. — А предварительно — получить дипломатическое подтверждение личности и статуса в посольстве России. Если учесть, что прямых дорог отсюда в столицу Мозамбика нет, боюсь, ваше путешествие может сильно затянуться.

Намек я понял и, разумеется, сделал в памяти зарубку: исключить любую возможность задержки.

Покончив с формальностями на пропускном пункте и преодолев примерно стометровый отрезок «ничейной» земли, мы, ведя лошадей в поводу, примерно через сорок минут вступили на территорию пограничного пункта уже сопредельного государства. Вот там-то темнолицые ребята (на сей раз в коричневых мундирах) взялись за нас чуть ли не с удвоенной энергией. А поскольку белокожих здесь трепали почему-то усерднее, я воровато подсунул свою сумку с контрабандным автоматом дядюшке Дре. Тот даже ухом не повел: спокойно подхватил ее и уверенно направился к столу досмотра. Как результат — я проскочил через кордон без проблем.

Больше всего опять досталось бедному Вилли. Но тот, надо признать, держался достойно и мужественно, будто это вовсе и не его багаж выворачивали наизнанку. Спокойно дождался окончания процедуры, аккуратно сложил вещи обратно, тщательно убрал разрешение на ношение карабина и лишь после этого невозмутимо, нарочито ленивой походкой проследовал мимо табачных мундиров.

Вскоре мы снова объединились и, оседлав лошадей, что было сил поскакали вперед. Ведущая к переправе дорога с одной стороны подпиралась широким болотом, с другой — довольно-таки приличными домиками, изредка даже двухэтажными. Впереди же расстилалась огромная неизвестная страна, протянувшаяся с севера на юг на добрые полторы тысячи километров.

* * *

На первом же привале, организованном нами в тот сумасшедший день, я обратил внимание на разительную перемену, произошедшую с моими спутниками. Первым преобразился проводник. Улучив минуту, он вытащил из своей котомки красно-желтую накидку и круглую синюю шапочку и уже через минуту ничем не отличался от встречавшихся нам по обочинам дорог аборигенов.

Невозмутимый Вилли изменился больше внутренне, нежели внешне. Внешне он лишь вместо щегольской широкополой шляпы повязал на голову что-то вроде женской косынки. Однако если раньше немец частенько сыпал шутками и анекдотами, то теперь стал на редкость немногословным, если не сказать молчаливым. Более того, он почему-то старательно держался позади всех, не снимая руку с висящего на груди карабина.

Найтли, напротив, больше поменялась снаружи. Как и дядюшка Дре, она нацепила купленную на придорожном развале традиционную в этих местах крестьянскую накидку и заплела волосы в тяжелую косу. И, к моему великому огорчению, уделяла теперь внимание и дарила общение исключительно проводнику, возглавляя вместе с ним нашу маленькую колонну.

Причину своего столь странного поведения она объяснила лишь вечером, когда, после торопливого ужина на постое в общественном сарае деревеньки Инкоду, устроила что-то вроде военного совета. Взяв у меня еще ни разу не раскрытую карту, девушка аккуратно расстелила ее поверх своего плаща, брошенного прямо на землю.

— Иди сюда, Алекс, — поманила она меня пальцем. — Дядюшка Дре пообщался с местными жителями и теперь очень беспокоится за нас, поскольку обстановка в этом районе сложилась весьма серьезная.

— Боевые действия? — не на шутку испугался я.

— Хуже, — нахмурилась девушка. — Говорят, на дорогах орудует шайка какого-то пришлого налетчика по имени Мунги. Бандиты нападают даже средь бела дня, ничем не гнушаясь…

— Это что же получается? — придвинул я керосиновую лампу ближе к карте. — Ночью двигаться нельзя, потому что опасно, а днем — потому что еще опаснее?

Присевший рядом проводник уныло закивал головой, Зомфельд, чистивший до этого момента карабин, оставил свое занятие и тоже приблизился к нам.

— На какой дороге бандиты проявляют наибольшую активность? — спросил он у дядюшки Дре.

— Вот здесь, — неуверенно поводил тот пальцем над картой, — между Чигомане и Массангеной.

— Значит, самый важный участок, выводящий непосредственно к реке Саби, остается для нас закрытым, — нахмурился Вилли. — А нельзя ли как-то обойти это место? Ну, потратим лишние день-два, зато избежим неприятных встреч…