Глаз разума

ЧЕРЕПАХА: Из книги. Вы это отлично знаете.

АХИЛЛ: Тогда как он может сказать, как себя чувствует? Как может себя чувствовать книга?

ЧЕРЕПАХА: Книга ничего не чувствует. Она как стул — просто присутствует.

АХИЛЛ: Но это же не просто книга — это книга плюс процесс. Как могут чувствовать себя книга плюс процесс?

ЧЕРЕПАХА: Откуда я знаю? Спросите у них самих.

АХИЛЛ: Я знаю, что бы они ответили: “Я чувствую сильную слабость, и у меня болят ноги”, или что-нибудь в этом роде. Но у книги, или даже у книги-процесса никаких ног нет!

ЧЕРЕПАХА: Но ее нейронная структура запечатлела воспоминание о ногах и о боли в них. Почему бы вам не объяснить бедняге, что он больше не человек, а книга-плюс-процесс? Может быть, если бы вы разъяснили это достаточно детально, она бы начала понимать и забыла бы о боли в ногах — или о том, что она принимала за боль в ногах? В конце концов не в ее интересах чувствовать боль в ноге, которой нет! Лучше было бы, если бы она отбросила подобные иллюзии и сконцентрировалась на том, что имеет — своей возможности общаться с вами, Ахилл, и своему умению мыслить.

АХИЛЛ: Во всем этом есть нечто очень печальное. Хуже всего то, что на обмен репликами с подобным мозгом уйдет так много времени, что уже через несколько фраз я буду стариком!

ЧЕРЕПАХА: Что ж, вас тоже можно превратить в каталог.

АХИЛЛ: Ну уж нет! Чтобы у меня не было ног? А как же состязания по бегу?

ЧЕРЕПАХА: Вы могли бы быть превращены в каталог и продолжить вашу захватывающую беседу с Эйнштейном при условии, что кто-нибудь листал бы вашу. Для этого надо было бы лишь сделать несколько экземпляров вашей книги и разослать их, кому бы вы пожелали. Вам бы это понравилось!

АХИЛЛ: Да, это звучит уже лучше. Гомер, Зенон, Льиюс Кэрролл… Конечно, если бы из их мозга тоже были бы сделаны каталоги. Но погодите минутку. Как я смогу следить одновременно за всеми этими разговорами?

ЧЕРЕПАХА: Ничего трудного — все они будут вестись независимо друг от друга.

АХИЛЛ: Да, я знаю — и все-таки нелегко будет удержать их все в голове.

ЧЕРЕПАХА: В голове? У вас не было бы никакой головы!

АХИЛЛ: Не было бы головы? Но где же был бы тогда я? Что это за шутки?

ЧЕРЕПАХА: Вы оказались бы одновременно в нескольких местах, беседуя с выдающимися людьми.

АХИЛЛ: Интересно, каково это — вести одновременно несколько разговоров?

ЧЕРЕПАХА: Почему бы вам не вообразить, что вы спросили об этом Эйнштейна — разумеется, если бы вы сначала размножили его каталог и разослали бы его знакомым, и все они начали бы с ним беседовать.

АХИЛЛ: Если бы я не сказал об этом моему Эйнштейну, он бы не имел понятия о других каталогах и беседах. Ведь каталоги независимы друг от друга! Так что он бы мне ответил, что в данный момент беседует только со мной.

ЧЕРЕПАХА: Так же чувствовали бы себя вы, доведись вам попасть в такую ситуацию.

АХИЛЛ: Я? Но который из каталогов был бы мною?

ЧЕРЕПАХА: Любой из них… все сразу… а может быть, ни один.

АХИЛЛ: Странно. Я не знаю, где был бы — может, нигде. И каждый из этих каталогов утверждал бы, что я — это он!

ЧЕРЕПАХА: Этого надо было бы ожидать — в конце концов, вы и сами поступаете точно так же. Я бы могла представить двоих из вас — или даже каждого из вас — друг другу.

АХИЛЛ: Ой! Я ждал от вас чего-нибудь подобного. Каждый раз, когда мы встречаемся, вы проделываете со мной что-нибудь в этом роде.

ЧЕРЕПАХА: Думаю, что между вами возник бы спор, кто из вас настоящий Ахилл.

АХИЛЛ: Ну и дьявольская мысль! Так можно человека с ума свести. Я чувствую, что теряю перспективу — кто я такой. Я — человек? Процесс? Структура в моем мозгу?

ЧЕРЕПАХА: Интересный вопрос. Чтобы ответить на него, давайте вернемся к Эйнштейну. Как вы думаете, он умер или остался в живых благодаря созданию этого каталога?

АХИЛЛ: Полагаю, что какая-то часть его духа осталась жива, поскольку эти данные сохранились.

ЧЕРЕПАХА: А если бы никто никогда не воспользовался этой книгой? Был бы он жив тогда?

АХИЛЛ: На этот вопрос ответить нелегко. Скорее всего, мне пришлось бы сказать “нет”. Ясно, что оживили его мы сами, извлекая “по кусочкам” со страниц книги. Самым главным здесь был процесс, а не данные. Он с нами беседовал, и именно это сделало его живым. Его нейроны, так сказать, возбуждались, — правда, значительно медленнее обычного, но это не столь важно.

ЧЕРЕПАХА: Предположим, на первый “раунд” вы потратили десять секунд, на второй — сто, на третий — тысячу и так далее. Разумеется, сама книга не может знать, как долго это продлится, поскольку она сообщается с миром исключительно при помощи таблиц. Она никогда не узнает того, чего вы ей не скажете. Будет ли она все еще живой, несмотря на ужасающую медлительность ее нейронных реакций после нескольких раундов?

АХИЛЛ: Почему бы и нет? Если бы и я тоже был превращен в каталог, и мои страницы переворачивались бы так же медленно, наша скорость ведения беседы совпала бы. Мы не почувствовали бы никакого неудобства, даже если во внешнем мире один лишь обмен приветствиями между нами продолжался бы тысячелетия.

ЧЕРЕПАХА: Сначала вы подчеркивали важность процесса, вызывающего к жизни Эйнштейна “постепенно”, а теперь у вас получается, что его постоянное замедление не имеет ни малейшего значения. В конце концов, один-единственный слог будет длиться столетиями. А еще некоторое время спустя, каждый нейрон будет возбуждаться только раз в миллиарды лет. Ничего себе, захватывающая получится беседа!

АХИЛЛ: Во внешнем мире — нет. Но мы не будем знать ничего о времени, проходящем во внешнем мире, поэтому для нас все будет в порядке, пока кто-нибудь будет проделывать работу в наших книгах — не важно, с какой скоростью. Мы с Эйнштейном просто не будем замечать, что мир вокруг наших страниц быстро изменяется.

ЧЕРЕПАХА: Предположим, что наш верный клерк — для смеху назовем его Ахинессом (все сходство с присутствующими случайно, разумеется) — в один прекрасный день отправился вздремнуть и забыл вернуться…

АХИЛЛ: Нечестно! Это двойное человекоубийство! Или правильнее сказать “книгоубийство”?

ЧЕРЕПАХА: Разве это настолько серьезно? Ведь вы оба все еще там, “сразу и целиком”.

АХИЛЛ: “Сразу и целиком”, ба! Но какой в этом интерес, если нас не процессируют?

ЧЕРЕПАХА: Неужели вы предпочитали этот постоянно замедляющийся улиткин шаг?

АХИЛЛ: Любая скорость была бы лучше, даже черепашья. Но скажите на милость, зачем именовать нашего клерка “Ахинессом”? Это слово, знаете ли, слишком напоминает “ахинею”.