Глаз скорпиона

Тот не ответил, хотя Кулл видел его зажмуренные глаза, пальцы, впившиеся в ворс ковра, на котором он лежал, и невольно проникся уважением. У этого мальчишки был характер!

Атлант задумчиво смотрел на спину, исполосованную плетью, худые руки и ноги, кудлатую голову и размышлял, куда его пристроить. Взять мальчика с собой он не мог. Не в его привычках обременять себя спутниками, а тем более такими. Может быть, оставить его здесь, на постоялом дворе? Но ведь парень может снова попасть в лапы какого-нибудь негодяя.

Так ничего и не решив, он встал и направился к двери.

* * *

Через несколько дней, когда полосы на спине Ахсура затянулись, Кулл решил покинуть Аграпутар и сказал об этом юноше.

— Возьми меня с собой, Кулл, — попросил Ахсур, — Я не буду для тебя обузой.

— Нет, ты останешься здесь. Я отправляюсь в Зарфхаану. Путь туда неблизкий и опасный. Я не могу тебя взять…

— А как же я?

— Я договорился с хозяином постоялого двора. Он берет тебя в услужение.

— В услужение? Я никому не собираюсь служить! — воскликнул Ахсур, сверкнув глазами.

Атлант посмотрел на него с нескрываемым интересом. За эти дни парнишка словно преобразился. Это был уже не грязный заморыш в лохмотьях. В новой, купленной специально для него одежде он выглядел совсем другим человеком. На нем была длинная, доходившая почти до колен желтая рубаха, подпоясанная красным кушаком, темно-синие штаны заправлены в красные сапоги с загнутыми носами, светлые, чисто вымытые волосы, зачесанные назад, открывали высокий лоб. Взгляд серых глаз из-под темных, сросшихся на переносице бровей был тверд и решителен.

— Я уверен, Ахсур, ты не был рожден рабом. Скажи, как ты влип в это дерьмо? — спросил Кулл.

Мальчик пожал плечами и опустил голову:

— Не знаю. Я несколько лет жил у купца Зерхана. Он любил меня и заботился обо мне, но я слышал, что он меня купил. Не от него слышал, от других купцов. Когда Зерхан умер, они сказали, что я раб, и снова меня продали. Караванщики присвоили имущество Зерхана, хотя перед смертью он все завещал мне.

— Разрази их Валка! А ты не помнишь своих родителей?

— Нет. В караване говорили, что я два года был немым. Ничего не говорил, ни слова. — Ахсур поднял голову и с гордостью сказал: — Я побывал во многих странах. Наш караван дошел до самого Восточного океана! Я вырос на верблюде. Мне часто снится, что я качаюсь, как будто на волнах. Никакой путь мне не страшен. Возьми меня с собой, Кулл!

Северянин посмотрел на него с сомнением. «Дернул меня Тог с ним связаться», — подумал он, но, встретив серьезный недетский взгляд, неожиданно для себя сказал:

— Ладно! Моя охромевшая лошадь снова на четырех копытах. Ты поедешь на ней. Завтра тронемся в путь.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Госпожа Карпатурия последнее время постоянно пребывала в плохом настроении. И виной этому были не внешние обстоятельства. С точки зрения людей одного с ней круга ее жизнь представлялась вполне благополучной, а для простолюдинов она вообще могла бы показаться сказкой. Нет, что касается богатства, положения в обществе, все у госпожи Карпатурии было прекрасно, ведь она была женой главного казначея двора, который считался третьим лицом в государстве после кинара и советника Марга.

Сама госпожа Карпатурия часто бывала во дворце, и особенно с тех пор, как рано лишившаяся матери кинна Ровена подросла и стала нуждаться в советах и надзоре опытной женщины. Пожалуй, никто, кроме нее, не мог рассказать Ровене о каждом, кто имел хоть какое-нибудь отношение к дворцовой жизни, так подробно. Госпожа Карпатурия знала все про всех и в этом была просто незаменима. Кроме того, она принимала живейшее участие во всем, что касалось лечения кинара Тибора. В течение многих месяцев, пока длилась его болезнь, придворная дама упорно искала новых врачевателей, новые снадобья и новые способы лечения, чтобы поставить кинара на ноги. К сожалению, все ее усилия ни к чему не приводили.

Однако удручала ее не столько болезнь кинара, сколько состояние собственного здоровья. Явных признаков недомогания госпожа Карпатурия не испытывала, но с некоторых пор стала катастрофически быстро дурнеть. Она уже смирилась с тем, что молодость прошла (ей недавно исполнилось тридцать шесть лет), но спокойно смотреть, как тает ее красота, никак не могла. Изменения в ее лице и фигуре начались очень быстро и неожиданно. Голубые глаза стали мутными, блестящие темно-каштановые волосы потускнели и вылезли так сильно, что вместо толстых кос остались жалкие крысиные хвосты, кожа увяла, сморщилась и покрылась на шее и груди маленькими желтовато-коричневыми бляшками. Она сильно похудела, грудь обвисла, руки и ноги стали жилистыми, как у какой-нибудь крестьянки, работавшей всю жизнь без отдыха. Все это произошло примерно за три года. Из красавицы, что вызывала трепет и желание у каждого мужчины, смотревшего на нее, госпожа Карпатурия превратилась в уродину, к которой можно было испытывать разве что жалость.

Разумеется, все лекари, которые пользовали кинара, пытались лечить и госпожу казначейшу, но все было напрасно. Каждый из них очень быстро признавался в своем бессилии, и все они сходились в одном: тут не обошлось без колдовства.

Впрочем, первой сказала об этом несчастной ее служанка, разбитная толстушка Клементия, которая обладала многими весьма полезными качествами: безграничным любопытством, желанием и умением добывать всевозможные сведения, а также незаурядным умом, который позволял ей из множества сплетен, полученных на базаре, от слуг, от любовников и просто от прохожих, составить ежедневный доклад для своей госпожи.

Вот и в это утро Клементия, пристраивая на макушке хозяйки накладку из каштановых волос, изложила ей все городские новости, а под конец заявила:

— Ради своей госпожи я готова пожертвовать всем, что у меня есть…

Озадаченная казначейша посмотрела в зеркало, перед которым сидела, и встретилась взглядом со служанкой, искусно переплетавшей пряди ее волос:

— Что же ты имеешь такое, чего у меня нет?

Клементия быстро отвернулась и не ответила. Но госпожа Карпатурия была достаточно умна. Она помрачнела и, сверкнув глазами, сказала:

— Что за манера у тебя, Клементия, начинать издалека. Ну, продолжай, тащи рыбку, раз уж закинула сеть.

— Прости, госпожа. Помнишь, я говорила, что сглазили тебя. Никак не обошлось без этого. Только не могу я взять в толк, кому это надо и для чего. — Она заколола накладку золотыми шпильками и принялась за локоны. — Вчера на базаре разговорилась я с одной женщиной. Если судить по ее одежде, приехала она с Востока, а говорит по-нашему, как будто здесь родилась. Она сама ко мне подошла и назвала меня по имени. Можешь представить мое удивление? Я всех в городе знаю, но не встречала еще таких, кто знает меня, а я о них ни сном ни духом.