Глаз в пирамиде

Он начал что-то говорить, но я врезал ему пистолетом и усмехнулся, глядя, как он ловит ртом воздух.

— Товарищ, — добавил я.)

— Да, Улыбчивый Джим — прирожденный оратор, — поддакнул собеседник.

— Прирожденный оратор, — вымолвил со значением Джо. — Кстати, я Джим Маллисон из нью-йоркской делегации, — добавил он, протягивая собеседнику руку.

— Понял это по вашему акценту, — проницательно сказал собеседник. — А я Клем Котекс из Литтл-Рока. — Они обменялись рукопожатием. — Рад знакомству.

— Как нехорошо получилось с этим парнем, которого вышвырнули, — сказал Джо, понизив голос. — Мне показалось, что распорядитель действительно, ну, вы понимаете, трогал его.

Во взгляде Котекса мелькнуло удивление, но затем он с сомнением покачал головой.

— В наше время никогда не поймешь, особенно в больших городах… Вы действительно полагаете, что распорядитель из фирмы «Энди Фрейн» может быть… гомиком?

— Как вы сказали, в наше время в больших городах… — Джо пожал плечами. — Я просто говорю, что мне так кажется. Конечно, вполне возможно, что он вовсе не такой. Возможно, он просто мелкий воришка, который пытался залезть парню в карман. В наше время часто встречается и такое.

Рука Котекса непроизвольно потянулась к заднему карману брюк, убедиться, на месте ли бумажник, а Джо вкрадчиво продолжал:

— Но все же я не стал бы исключать и первое объяснение. Давайте на минуту задумаемся, что за люди хотят быть распорядителями на собрании РХОВ? Должно быть, вы сами заметили, как много в нашей организации гомосексуалистов.

— Как? — выкатил глаза Котекс.

— Не заметили? — надменно усмехнулся Джо. — Среди нас очень мало истинных христиан. Большинство голубоватые, вы понимаете, что я имею в виду? По-моему, это одна из самых больших наших проблем, которую мы должны открыто признать и откровенно обсудить. Разрядить обстановку, понимаете? Вот, к примеру, вы обращали внимание, как Улыбчивый Джим во время разговора всегда обнимает за плечи собеседника…

Котекс не дал ему договорить.

— Эй, мистер, да вы молодчина! До меня только сейчас дошло: некоторые из присутствующих мужчин, когда Улыбчивый Джим показывал те снимки с изображением женских половых органов, чтобы показать, до чего опустились наши журналы, действительно содрогались. Они не просто не одобряли, а испытывали явное отвращение. Скажите мне, какой мужчина сочтет отвратительной обнаженную леди?

«Давай, детка, давай», — думал Джордж. АУМ работает. Он быстро перевел разговор на другую тему.

— Есть еще одна вещь, которая меня тревожит. Почему мы никогда не подвергаем сомнению теорию сферической Земли?

— Как вы сказали?

— Смотрите, — сказал Джо. — Если все эти яйцеголовые ученые, коммунисты и либералы упорно навязывают ее нашим школам, значит, в ней наверняка есть что-то подозрительное. Разве вам никогда не приходило в голову, что теория шарообразной Земли никак не вписывается — ну просто никак, — в историю Всемирного Потопа, чудо Иисуса Навина или рассказ об искушении Христа, где он стоит на вершине храма и видит все царства земные? И как мужчина мужчину, я вас спрашиваю, разве во время путешествий вы хоть раз где-нибудь видели закругление? Все места, где я бывал, — плоские. Поверим ли мы Библии и свидетельству наших органов чувств или же так и будем слушать кучку агностиков и атеистов в лабораторных халатах?

— Но ведь тень Земли на Луне во время затмения…

Джо достал из кармана десятицентовую монетку и положил на ладонь.

— Эта монетка тоже отбрасывает круглую тень, но ведь она плоская, это не шар.

Пока Котекс долго смотрел в пустоту, Джо за ним наблюдал, с трудом сдерживая любопытство.

— Знаете что, — изрек наконец Котекс, — все библейские чудеса, и наши собственные путешествия, и тень на Луне — всё это имело бы смысл, если бы Земля имела форму моркови, а все континенты находились на торце…

«Хвала богу Саймона, Багзу Банни, — ликовал Джо. — Свершилось. Он не только стал доверчивым. Он еще и рождает идеи».

Я вышел за полицейским — легавым, поправил я себя, — из кафетерия. Я чувствовал возбуждение, понимая, что это Трип. Синий цвет его формы, неоновые вывески, даже зеленый цвет фонарных столбов — все было слишком ярким. Это адреналин. Во рту пересохло: обезвоживание. Все классические симптомы ситуации «дерись или убегай». Скиннер называет это синдромом активизации. Я пропустил полицейского — легавого — на полквартала вперед и потянулся в карман за револьвером.

— Давай, Джордж! — кричал Малик. Джордж не хотел убегать. Его сердце бешено колотилось, а руки и ноги так сильно дрожали, что он понимал: в драке они ему не помогут. Но убегать он тоже не хотел. Он достаточно набегался от этих ублюдков.

Но от него ничего не зависело. Когда прибыли боевики в синих рубашках и белых шлемах, толпа отхлынула, и Джорджу пришлось отходить вместе с толпой, иначе его сбили бы с ног и затоптали.

— Давай же, Джордж. — Теперь рядом с ним был Питер Джексон, который тянул его, крепко держа за руку.

— Черт возьми, почему мы должны от них убегать? — сказал Джордж, отшатываясь назад.

Питер слабо улыбнулся.

— Как говорит твой любимый Мао, Джордж? Враг наступает, мы отступаем. Пусть на растерзание остаются фанатики «Моритури».

Я не мог это сделать. Моя рука сжимала револьвер, но я не мог его вытащить и размахивать им перед собой, как не мог достать из штанов пенис у всех на виду. Я не сомневался, что, хотя кроме меня и копа на улице не было ни души, с десяток зевак выскочит из дверей с криками: «Смотрите, он вытащил его из штанов».

Как и сейчас, когда Хагбард сказал: «Не дрейфь. Нам предстоит сражение», — я застыл на месте, как застыл на набережной Пассеика.

— Ты просто тешишь себя мыслью, что ты революционер? — спросил Карло.

А Мэвис-то как сказала: «Воинствующие радикалы из твоей компании могут только взять рецепт «коктейля Молотова», аккуратно вырезанный из «Нью-Йорк ривью оф букс», повесить на туалетной двери и дрочить на него».

Говард пел:

Враг атакует, его корабли близко,Мы смотрим в глаза смерти, идем на риск,Пришло время бесстрашно сражаться!Мы будем драться, умирать, но не сдаваться!

На этот раз я вытащил револьвер из кармана, стоя и глядя вниз на Пассеик, и прижал ствол ко лбу. Если у меня не хватало мужества совершить убийство, то, видит Бог, моего отчаяния хватило бы на сотню самоубийств. Причем мне придется убить себя лишь один раз. Один раз — и потом забытье. Я взвел курок. (Очередной спектакль, Джордж? Или ты взаправду готов?) Я сделаю это, черт возьми, черт вас всех возьми. Я спустил курок, и когда прогремел выстрел, я провалился в черноту.