Глаза Сатаны

– Ну что, Джек? – подступили к суперкарго матросы. – Получилось?

– Всё в порядке, ребята. Сегодня получите по несколько монет. Обещал.

– А с берегом что? – подал голос один матрос.

– Заткнись, Джо! Никак не понял, что нам закрыт туда фарватер? Дурак, что ли? Угомонись!

Омелько сидел с Ивасём на комингсе, побрякивая в горсти монетами.

– Всё ж сдаётся мне, Ивась, что капитан с помощником ведут какую-то в городе игру. Вот бы дознаться.

– На что тебе это сдалось, Омелько? – Ивась уже выздоровел, и теперь, как и остальные матросы, посматривал на город жадными глазами.

– Сам говорил сколько раз, что интерес должен быть. Тогда и жить будет интереснее. Вон выдали по два фунта, а с чего это? Посчитай-ка на всех. Сколько получится? Ого! А где взяты?

– А ты хотел, чтобы капитан с помощниками ничего себе не прикарманили? Где ты таких видел, дурень? Я ещё не встречал.

– Ты ещё и не жил, Ивась! Потом вспомнишь мои слова. Усы выросли, а мотать на них тебе нечего. Оглянись кругом! Одни хапуги вокруг!

– Что ты сегодня такой взбешенный? Не пойму я.

– Зло берёт, когда одни живут за счёт других, да ещё и благодарности за это требуют. Паскудство это, Ивась!

– Так всегда было, и не тебе изменить это, Омелько. Лучше успокой душу, пойди к Косому пропустить малую толику для ублажения духа.

– Пошёл ты! Дух этим не ублажишь!

– Ну а до церкви нам далеко, друг. Не пойдёшь ведь в это поганое гнездо католиков! Осквернять себя не станешь ведь!

– Это точно ты молвил, Ивась. Не стану я этого делать, грех на душу в этом далёком краю брать на себя.

– А с другой стороны, Омель, и католики Христу поклоняются, как и мы. А с чего тогда столько толков происходит? И бьются каждый за своё!

– Бог их разберёт, Ивась. Не нам с тобой в этом разобраться.

В городе тем временем распространились слухи о скором прибытии из Гаваны флота адмирала де Тельо. Это сильно подняло дух горожан. Многие перестали собираться вглубь острова, заблаговременно спасая добро и жизни в глухих отрогах невысоких гор, поросших густыми непроходимыми лесами.

– Индейцы их не пощипают? – спросил как-то Ивась ещё раньше, видя, как телеги тянутся за город.

– Какие индейцы, Джон? – удивился Том. – Их давно всех выбили! Если и остался какой-то десяток, так от страха забились в норы и живут, словно звери. Одни метисы о них ещё напоминают. Их здесь достаточно, а индейцев?

– К чему было их всех убивать? – удивлялся Ивась, ни к кому не обращаясь.

– Сгоняли с земель, убивали во время восстаний, морили болезнями и на плантациях. Вот и исчезли они с этого Богатого острова. Это испанцы так назвали этот остров: Богатый, то есть Пуэрто-Рико. Богатый Порт иначе.

– А я уже много слов знаю по-испански, – похвастал Ивась. – Я постоянно с неграми и мулатами пытаюсь разговаривать. Один по имени Ариас сильно мне помогает, Том. Хочешь послушать меня?

– На кой чёрт это мне надо, Джон! Без этого отлично обойдусь. Хотя и я уже чуток кумекаю. У меня способности к чужой речи есть. Сам смог заметить. Немецким я не обучался, а смог же поговорить с тобой.

– А мне нравится, Том! Что тут делать, когда на берег выйти нельзя?

– Оно-то конечно, Джон. Не помешает, но специально это учить? Такого желания у меня нет. Да испанский и вовсе не трудный язык. Я его легко и быстро улавливаю.

Барт каждый день съезжал на берег. Его приветливо принимали во дворце губернатора, особенно Кончита, которая всё настойчивее домогалась его расположения. И это ей удавалось.

Губернатор души в дочери не чаял, позволял и прощал ей всё, чем она и охотно пользовалась, пренебрегая материнскими увещеваниями и наставлениями сё наставника, святого отца.

Барт постепенно увлёкся молоденькой распутницей, тем белее, что безделье сильно угнетало его, особенно беспокойство о невыплаченных деньгах и невозможности вырваться из гавани.

– Кончита, дорогая, я глубоко обеспокоен нашими отношениями, – говорил он как-то в саду на скамейке под луной.

– О чём это вы, кабальеро? – прошептали соблазнительные губы девушки.

– Я бедный дворянин и не достоин вас, сеньорита. Это меня задевает...

– Стоит ли об этом говорить, мой Бартоломео, – чуть придвинулась она к Барту, от чего он задышал сильнее. – К тому же вы уже получили немного, а вскоре пополните своё состояние. Я ведь всё знаю, мой друг!

– Вы считаете этого достаточно, моя королева! – воскликнул он и взял своей горячей рукой её узкую ладошку, вздрогнувшую от этого прикосновения. – Вы меня ободряете, Консепсьон. Я не в состоянии выразить свои чувства словами…

– Может быть, обойдёмся без слов, кабальеро? – она приблизила лицо к нему , взволнованно задышала, обдав его влажным дыханием и благоухающими волнами духов. – Вы не слишком ли затянули осаду столь хрупкой крепости?

Он был ошеломлён её напором, наглостью и бесцеремонностью. Ожидал, но не так ретиво.

Что-то шепча ей в ухо, Барт уже шарил по её горячему возбуждённому телу. Ощущал бурное ответное желание ускорить любовную игру и, отбросив щепетильность, бросился перед нею на колени, всё глубже проникая под пышную юбку, ощущая восхитительное ответное движение её тела, податливое, желающее и восхитительное.

Она показалась Барту восхитительным цветком среди, благоухающих кустов сада, сама источала аромат желания и похоти. Он истязал её, что, как он мог определить, было ей несказанно приятие.

Лишь выдохнувшись окончательно, он с трудом перевёл дух, пролепетав:

– Боже, Кончита! Как ты прекрасна! Это настоящая мечта, моя любовь!

Она закрыла его рот поцелуем, он же смутно чувствовал пресыщение, боялся оскорбить её этим, напрягал себя, пока позднее время не выплеснуло в сад служанку, зовущую девушку.

– Любовь моя! Я могу надеяться на продолжение твоих бесподобных ласк?

– Конечно, мой рыцарь! Это было прелестно! Я буду ждать тебя завтра. А сейчас мне пора. Мне было очень хорошо, милый мой кабальеро! Спокойной тебе ночи, милый!

– Разве может быть спокойной ночь, после такого райского наслаждения, моя госпожа, моя любовь, Кончита!

Лишь погодя, уже в ялике, он поразмыслил и понял, что девушка вполне с собой владела, особенно при расставании. Это огорчило Барта, он загрустил, но усталость брала верх.