Глобалист
Шрифт:
Мы ещё немного поговорили с Кристой о предстоящей мне работе и договорились, что завтра в девять я буду в кафе. Девушка подсказала, кто в городе сдаёт комнаты, и я отправилась искать себе временное жильё. Временное. Тогда я действительно верила, что смогу уехать, когда захочу.
Глава вторая. Быт. Знакомство.
–Эй! Принеси кофе! Чёрный без сахара, и шевелись!– крикнул мне Фред, отходя от десятого столика. За столиком сидел мужчина, невзрачный, лысый, хрупкого телосложения – стоит отвернуться, и уже не помнишь, как он выглядит. Наш доблестный начальник начал нервничать еще с того момента, как этот человек вошёл в кафе. Причём этот странный гость не выразил никакого интереса ни к Фреду, ни к тому,
После того, как Фред скрылся в подсобке, хлопнув дверью и бурча что-то себе под нос, я налила кофе, поставила его на поднос и понесла странному гостю. За те минуты, что происходила вся эта сцена моё буйное воображение разыгралось как никогда. "Если бы я была чуть смелее,– думала я,– я бы попробовала завязать с ним разговор, спросила бы откуда он, как же любопытно, что здесь происходит!". А что что-то происходит, и этот гость не просто какой-то сварливый поставщик кафе, я поняла сразу.
К тому времени я работала в кафе уже три недели. И все это время меня не отпускало чувство нереальности, эфемерности этого места. Будто все, что здесь происходит, все люди, которые сюда приходят – просто игра воображения. Конечно, сказывалось долгое время моего одиночества и эскапизма. Криста не обращала на мои странные размышления никакого внимания: так как я считалась ненадёжной новенькой, все самые тяжёлые обязанности все ещё лежали на ней. Девушка приходила раньше меня, уходила позже. Как-то я спросила её откуда в ней такое рвение все делать идеально, если все равно мало кто обратит внимание на её усердие, а вот усталость у неё уже стала хронической. "Если что-то делаешь – делай хорошо,– сказала она,– иначе будет тошнить от самой себя, а это хуже, чем усталость".
Я поставила поднос на стол и улыбнулась гостю. Он же, не отрывая взгляда от перечницы, стоявшей перед ним, сказал:
–Вы здесь новенькая. И вы мне не нравитесь. Думаю, вы останетесь здесь надолго и нам придётся видеться довольно часто. Имейте в виду, я терпеть не могу людей, сующих нос не в свои дела.
Комок страха застыл в моем горле. Я оставила кофе на столе и молча отошла. А вот теперь все становилось действительно слишком абсурдным. Все будто бы ждали меня здесь задолго до того, как я вообще решила уехать из дома. Причём не просто ждали, но и успели сложить обо мне определённое мнение.
–Помоги Марте на кухне, она не успевает,– голос Кристы прозвучал для меня как горн. Пришлось отложить эти мрачные мысли. Со временем я стала понимать, почему Криста так держалась за работу: лучшего лекарства для человека не придумаешь. Особенно для грустного человека.
На кухне творился настоящий хаос. Несмотря на то, что посетителей кафе в этот час можно было пересчитать по пальцам одной руки, Марта пекла сразу тысячу изделий одновременно.
–Сегодня особенный день,– она повернула ко мне раскрасневшееся лицо и улыбнулась.– Придётся хорошенько поработать. Помоги мне, вот кусочки теста, нужно положить начинку и завернуть их в трубочки.
–А почему сегодня особенный день?– я осторожно начала выполнять порученное задание, уверенная, что все испорчу.
–Сегодня приезжает хозяин, Глобалист,– Марта даже отвлеклась от готовки, а её глаза заискрились нежностью.– Нужно встретить как полагается.
–Расскажи мне о нем что-нибудь. Мы ещё незнакомы и мне как-то неловко.
–Вот познакомишься и все узнаешь,– вдруг женщина захохотала.–
Ну как все… Только то, что он расскажет. А рассказывает он немного. Совсеееем немного. Я сейчас поняла, что не могу сказать о нем ничего, совсем-совсем! Но это хороший человек. Тебе он понравится.– А я ему?– я улыбнулась. Интересно, Глобалист тоже мистическим образом уже знает меня?
– Кому ты можешь не понравиться, ну что ты говоришь!– Марта одарила меня тёплым мягким взглядом.– Давай-ка делай трубочки и не отвлекайся. Их все любят, расходятся в момент. Спрос!– и она снова засмеялась.
В восемь вечера, уставшая, я вышла из кафе и направилась к большому серо– коричневому дому старой постройки, в котором снимала комнату. В квартире кроме меня жили Анна и её сын Аксель, примерно мой ровесник. Парень был по уши погружён в мир кино, целыми днями смотрел фильмы и бегал по городу с видеокамерой, приглашая всех подряд сняться в его ленте о выборе и судьбе. Мне он пророчил главную роль, когда допишет сценарий, а то, что он пытался делать сейчас, в его представлении называлось "подготовка к творческому процессу". Сосед мне сразу понравился: такое чувство, будто его не затронула вся эта сверхъестественная атмосфера города, он занимался своим делом и не поддавался тревожности как я.
Несмотря на уродство самого дома, квартира, в которой я жила была довольно уютной. Анна редко выходила из своей комнаты: все по хозяйству делал Аксель, а я так мало проводила времени дома, что не успевала найти недостатки в соседях и своём жилье. В целом меня устраивала такая жизнь. Несмотря на напряженную работу в кафе, я отдыхала, по крайней мере мысленно. Повторяющиеся ежедневно действия могут стать настоящими ритуалами, медитацией, если вы устали от лавины впечатлений и ненужной информации.
В тот день Аксель был не в духе: его настигли сомнения в собственном таланте и перспективах.
–Вот ты работаешь в кафе, приносишь реальную пользу людям,– говорил он, наливая мне чай.– А я что? Даже если я стану режиссёром и буду снимать кино – кому это нужно?
–Искусство помогает нам гармоничнее взаимодействовать с собой и окружающим миром. Это способ поделиться опытом. И уж точно творчество величественнее подачи булочек и кофе,– я изо всех сил старалась сказать что-то умное и вдохновляющее, хотя мысленно была уже в кровати.
–Не знаю, может я просто неспособный. Сам себя убедил, что могу сделать что-то достойное. Иногда хочется просто быть проще и довольствоваться малым. Может, так правильно? Да как вообще понять, что правильно?
Он повернулся ко мне с выражением негодования на лице, будто это я его запутала в жизни. Я улыбнулась. В этот момент он был очень красив, как рассерженный греческий бог: его двухметровый рост, каштановые кудрявые волосы, откинутые назад, голубые глаза могли бы сводить женщин с ума, если бы он захотел. Но Аксель хотел только творить.
–Мне кажется, то, что ты сомневаешься – хороший знак. Художник должен выходить из зоны комфорта и рисковать, как никто другой.
–Возможно, ты права. Ладно,– он расплылся в самой обаятельной из своих улыбок.– Как твой день прошёл?
Я вкратце рассказала ему о странном посетителе сегодня и приезде Глобалиста.
–Ничего себе, так ты ещё сегодня вернёшься в кафе?
–Да, в десять. Для посетителей мы уже будем закрыты, но его встретим. Марта напекла кучу всяких вкусностей.
–Если бы я вернулся из какого-нибудь путешествия, мне меньше всего хотелось бы поздним вечером идти на свидание со своими рабами,– он засмеялся.– Расскажешь потом, как все прошло. Даже мне уже интересно, что это за тип.
Очень не хотелось возвращаться на работу. Но любопытство: каков же собой Глобалист, подстегивало меня. Да и был ли у меня выбор?
Перед зданием кафе стоял большой чёрной джип. В окнах горел свет и доносился смех Марты. Я взглянула на часы: 22.10. А, черт! Опоздала. Как же сейчас будет неловко.