Глобальное потепление

А не хотелось. С ума сойти, да она, оказывается, уже поплыла, размягчилась, расплавилась настолько, что неоткуда взять ресурсы и силы для необходимой твердости; а может, не так уж и необходимой, мало ли, как-нибудь, сориентируемся по ходу событий, и впереди еще длинная-длинная аллея под соснами, под шелест ночного невидимого моря, под сенью черных башенок и балкончиков отеля на темном небесном фоне… блин.

Они завернули за угол, и дорожку безжалостно осветили два полукруглых, очень похожих на мультяшные глаза, ярких смежных балкона. Правый глаз к тому же издевательски подмигивал, то и дело почти перекрываясь двумя черными фигурками — они восторженно подпрыгивали на месте, махая в знак приветствия четырьмя руками и четырьмя же косичками.

— Никто не спит, — со смешанными чувствами резюмировала Юлька.

…Уложила она их часа через полтора. Ливанов, разумеется, давно уже дрых в своем номере, аргументировав такую дислокацию абсолютной невозможностью показаться на глаза своему солнышку в нетрезвом виде. Ну и ладно: в номере, кроме широкой кровати, где расположились по диагоналям юные барышни, имелся также вполне пригодный для ночевки диванчик. Другое дело, что спать Юльке совершенно не хотелось. А чего именно ей хотелось, так это тот еще вопрос. Видимо, чаю, решила она — и через пять минут выползла на балкон с дымящейся чашкой, половинкой шоколадки и наколенником в зубах.

И работать.

В небе перемигивались большущие соловецкие звезды, а луна уже зашла, оказывается, здесь тоже бывает настоящая черная ночь. Юлька поставила ногу с наколенником на балконный парапет — так монитор освещал клавиатуру, и было вполне удобно попадать по нужным буквам. А нужные слова подворачивались сами, только успевай набирать, ловить, фиксировать, довершать и завершать наше замечательное, чудесное, единственное, наконец-то законченное и правильное «Глобальное потепление»…

Наколенник ритмично шелестел под пальцами, а соловецкая ночь странным образом сдваивала ритм, или, может быть, то накладывался издали шум моря, вот только почему-то прерывистый, синкопный — интересно, между прочим. Юлька на время отвлеклась, прислушиваясь. Звук не прекратился, доносился он со стороны соседнего балкона, и то был тоже клавишный шелест, характерный, ни с чем не спутываемый. Сбился, смазался, как если бы пианист попал пальцем не по той клавише; поправился, застучал ровно; приостановился; снова зашелестел мягко и уверенно, как дождь…

Она усмехнулась, возвращаясь к работе. Никто не спит.

«ГЛОБАЛЬНОЕ ПОТЕПЛЕНИЕ»

полнометражный документальный фильм

автор сценария — Юлия ЧОПИК

БЛОК № 12 (рабочая редакция, хр. 8—10 мин.)

ЗТМ

Титр: НАМ ЗДЕСЬ ЖИТЬ

HAT — БЕЛОМОРСКОЕ ПОБЕРЕЖЬЕ (Соловки, лагерь Сандормох)

Стенд-ап: Этот последний сюжет мы собирались снимать от начала и до конца в нашей стране. Но ненадолго задержались тут, на Соловках, в Сандормохе — просто потому что здесь лучше видно. То, без чего всякий дальнейший разговор, да и все сказанное раньше, теряет смысл.

Аква-камера погружается под воду и скользит вглубь вдоль поверхности валуна, на котором отчетливо видны насечки. Компьютерная графика наглядно демонстрирует расстояния между ними.

Текст: Так поднимался уровень воды Белого моря в течение последних нескольких лет. Поднимался непрерывно, как непрерывны любые природные процессы на Земле, включая жизнь, смерть и глобальное потепление. Элементарная вещь, настолько очевидная, что игнорировать ее, казалось бы, невозможно. Однако нам удалось даже это. И удается до сих пор, несмотря на то, что за последний год глобальное потепление совершило резкий рывок — вперед и вверх.

[Комментарий специалиста-географа (не исключено, что он пожелает остаться неизвестным), который доступно и вместе с тем убедительно, оперируя цифрами и картами, рассказывает о нынешнем температурном скачке, изменениях климата и связаными с ними географическими процессами. Для противопоставления — сводка официальных данных Госметео этой страны.]

Нарезка — НАША СТРАНА

Текст: Мы не ставим себе целью раскрыть страшные тайны Госметео, ведомства, которое, как известно, не рассказывает о погоде, а делает ее: это отдельная, но не самая важная тема. В нашей стране по многим, и не слишком лестным для нас причинам существование подобной структуры невозможно. Централизованная система единой государственной лжи не работает у нас по определению — наша ложь дробится на множество противоречивых потоков, в которых нам давно уже недосуг и лень разбираться. В нашей стране никто не станет ежегодно обновлять тысячами тонн песка уходящие под воду пляжи. Нам проще: мы вообще не в курсе, что именно ушло у нас за последнее время под воду.

[Комментарий нашего чиновника по земельным вопросам. Невнятный: не может он быть внятным.]

HAT— ПОБЕРЕЖЬЕ КУЛЬТУРНОГО ШЕЛЬФА

Текст: Эта земля давно никому не принадлежит и никому, по большому счету, не нужна. В стране, потерявшей больше трети своей территории, спрессованной в мегаполисах, задыхающейся от нехватки жизненного пространства, огромные площади приморской земли занимают пустыри и свалки, остающиеся после перемещения дайверских поселков. Дайверам эта земля не нужна тоже. Они тоже с трудом замечают, насколько стремительно наступает на нее море.

[Разговор с дайвером, одним из героев блока «Акваланги и пиво». Скорее всего, он косвенно подтвердит вышесказанное, но опять-таки не даст никакой конкретики. Дайверам все равно. Если что, они просто сместятся к северу, продолжая жить, как жили. Они уже так и делают.]

HAT — ДАЙВЕРСКАЯ БАЗА

Стенд-ап: Жить можно везде. Даже здесь (стучит кулаком по ржавой бочке, и база содрогается, отвечая дребезгом и гудением). Собственно, мы так и живем, латая на живую нитку, подвязывая ржавыми тросами нашу рассыпающуюся страну. Мы привыкли ко всему, мы готовы не замечать любые трудности, включительно с глобальным потеплением. Но уровень воды поднимается, это легко проследить и тут.

[Аква-камера погружается под воду, скользя вдоль конструкции дайверской базы, и компьютерная графика отмечает насечками степень ржавчины, границу обрастания водорослями и моллюсками и т. д.]

Текст: Глобальное потепление — не катастрофа прошлого, которую мы благополучно замяли и забыли. Это наша данность, наше неотвратимое будущее. Мы не боимся его, и это уже хорошо, но явно недостаточно. Если мы не поймем наконец, что необходимо измениться, чутко и гибко реагировать на происходящее, сделать, наконец, нашу жизнь другой, адекватной новым условиям, — то в какой-то момент нас все-таки захлестнет пеной, утащит в тартарары. Целиком и полностью, вместе с нашей идиотской слепой смелостью, безответственностью и нежеланием что-либо менять.

HAT — НАША СТРАНА (какое-нибудь очень красивое место) Стенд-ап: Нам здесь жить. Может быть, все вокруг станет совсем другим. Может быть, уже совсем скоро. Не в наших силах остановить то, что априори сильнее нас, — но мы можем внести в новую картину мира свое, живое, творческое, а если постараемся, даже и прекрасное. У меня четверо детей. Мне кажется, постараться стоит.

ЗТМ

ТИТРЫ

УРА!!! «ГЛОБАЛЬНОЕ ПОТЕПЛЕНИЕ» ПРОДОЛЖАЕТСЯ!!! Новый отрывок из эпической трилогии в стихах Дмитрия ЛИВАНОВА!

запостил в комъюнити livanov_dm Виталий Мальцев aka vital

Где-то здесь, между нордом и остом —

и на карте отыщешь едва —

есть затерянный маленький остров

под названием скромным К-2.

Пару метров над уровнем моря,

скалы, травка и каменный грот:

в нем, дворцов и иллюзий не строя,

одинокий отшельник живет.

Среди волн и прибойного шума

он в бинокль наблюдает Луну —

раньше рядом была Джомолунгма,

но недавно просела ко дну.

Это плохо, не булькнуть бы следом,

здесь бы жить, по идее, всегда…

У него ноутбук с интернетом

и ручная морская звезда.

Он глядит в горизонт безотрадный,

курит трубку с морскою травой,

ловит рыбу, и сушит гирляндой,

и давно уж не ждет никого.

Друг, уплывший с девятой волною

(было времечко — только держись!),

все кропает имейлы запоем

про подводную лучшую жизнь:

«Аква-Сити, старик, ты бы видел —

все по разуму, все для людей!

Мы с ребятами, Васей и Витей,

вспоминаем тебя каждый день.

Ну, горбатимся все будь-здоров мы,

ты не думай, что тут коммунизм,

места нет никому на готовом —

мы все глубже спускаемся вниз.

Нынче строим на бренных останках

незапамятных, древних времен…

Мне почти просверлил барабанки

непрерывный кессоновый звон.

Но зато по викендам на бунах

отрываемся в дупель и прах!

Правда, баб в ихних гидрокостюмах

поиметь невозможно никак.

В этом смысле-то глухо и тупо —

но вообще ничего, можно жить.

У меня трехотсековый купол,

и беру батисферу в кредит.

Спирт саргассовый гонится чистый,

ничего не скажу за еду…

Приплывай, здесь нужны программисты,

я тебя тут с кем надо сведу».

Отвечает он коротко: брат, мол,

ты всегда был в строю и в седле,

поздравляю, завидую, рад бы —

но уж как-нибудь тут, на земле.

Я привык, понимаешь ли, друг мой,

видеть небо, готовясь ко сну…

Где когда-то была Джомолунгма,

опускается солнце в волну.

И, посерфив по серверам дальше

(вэ-вэ-вэ ливжурнал точка ком),

он звезде по прозванию Даша

насыпает на ракушку корм.

…Но однажды, лишь кончил он бриться,

поворчав на коннект и жару,

что-то вроде буйка или птицы

замелькало в волнах поутру.

Он, сощурясь, смотрел против солнца

(черт, засунул бинокль где-то в грот…)

Кто сказал, что она не вернется?

Я же знал, я же верил — и вот!

Зыбко замерло все во Вселенной,

и вода отступила от скал —

и на берег явилась из пены та,

которую он тут и ждал.

Волны дыбились, будто мустанги,

в ярких брызгах дробились черты…

Отстегнула, смеясь, акваланги

и сказала: «Не надо воды».

14. Соловки + другие места

Утром Ливанов явился к дверям соседнего номера уже свежий и бритый, в чистой футболке и с еще влажной вымытой головой. Очень не хватало климатокомнаты со снегом или, на худой конец, безнадежно пропущенного рассветного купания, ну да ладно. Перед дверью он выпрямился, расправил плечи. Согнул палец и постучал.

Никто не ответил и, начиная слегка тревожиться, хотя казалось бы, Ливанов постучал снова. Прислушался: уловил возню и перешептывания, плавно сошедшие на затаившуюся тишину — словно осели чаинки на дно стакана. Стукнул уже кулаком, взбалтывая осадок со дна и вслушиваясь напряженно, только что не прикладываясь ухом к створке, в шелестящую перепалку неопознаваемых шепотов. Что она себе думает? С кем?!

Дверь распахнулась, едва не дав ему по носу.

— Где ты был?!

Наш чертенок в ночнушке стоял на пороге, подсвеченный сзади в золотистое облачко нечесаных косичек, смотрел прямо и обвиняюще. Ничего в ней не было от жены, умевшей без единого слова упрека захлестнуть его волной невыносимой вины. Лилька реагировала точно так же, как повел бы себя в аналогичной ситуации сам Ливанов: резко, возмущенно, обиженно, а на обиженных — сами понимаете.

Рассмеялся, подхватил на руки:

— Как ты здесь? Не скучала?

— Нет, — с достоинством отозвалось оскорбленное солнышко. — Мы с Марьяной играем в кинофестиваль. А ты вчера набухался, я знаю.

— Я тоже играл в кинофестиваль, — сказал он в свое жалкое оправдание. — Марьянчик, привет. А где мама?

Мини-Юлька, тоже растрепанная и в пижаме, приложила пальчик к губам:

— Т-с-ссспит.

Ливанов огляделся — и увидел.

На коротеньком, в полтора метра, совершенно не приспособленном для сна диванчике, на боку, подтянув коленки чуть не к подбородку и обхватив их руками, будто опрокинулась набок в своей излюбленной сидячей позе. Совсем голая, если не считать почти сползшего на пол диванного покрывала, такая маленькая, смешная, совершенно моя. Если б не знать точно про свою ночевку в другом номере, то и не усомнился бы, что уже. Да и какая разница, если оно вопрос времени, настроения, тонкой гостиничной стенки, спящих детей, творческих планов — броуновского переплетения случайностей и мелочей, которые рано или поздно все равно сойдутся в контрапункте, куда они денутся, и не столь уж важно, как скоро, где именно и в этой ли жизни.

Юлька проснулась и посмотрела на него, щурясь и смаргивая заспанными ресницами. Тоже вспоминает, было ли что-то вчера; Ливанов расхохотался, и она взметнулась вверх, словно пружина:

— Ты чего?!

— Доброе утро. Оделась бы при детях.

По идее, она должна была резко прикрыться покрывалом, вздернув его край в зажатом кулачке под подбородок, — но вместо этого недоуменно пожала плечами, встала, выпрямилась во весь рост, потянулась (Ливанов чуть было не сделикатничал, не отвел глаза, хотя казалось бы) и прогулочно направилась в ванную, подхватив с кресла пестрый сарафанчик. Лиля проводила ее восторженным взглядом, а Марьянка и внимания не обратила, каждый день, наверное, наблюдает такое.

Я бы тоже не прочь — каждый день.

Обратно она появилась ненормально быстро, уже при полном гламуре, каковой так демонстративно проигнорировала вчера, собираясь на предфестивальную вечеринку. А сегодня у нас, кстати, торжественное открытие, припомнил Ливанов, и надо быть, обещал Оленьковскому толкнуть со сцены пару слов про фильм, да мало ли что я ему обещал, — нет, все-таки надо, соловецкое начальство тоже ведь ждет этих самых пары слов, да и Юльке церемония должна понравиться.

Все общелагерные мероприятия на Соловках проводились с запредельным размахом, ничего более грандиозного Ливанову за всю жизнь видеть не приходилось, хотя казалось бы, в этой стране. Билеты на открытие Соловецкого кинофестиваля продавались по всему побережью, обсиженному иностранными и отечественными туристами, и те с готовностью выкладывали бешеные бабки за самое скромное место с краю двести какой-то трибуны, плюс прокат дорогущей оптики, разумеется. О вип-секторе в свободной продаже и речь не шла, да и с шаровиками из числа лагерного персонала тут было до странного строго: по правде говоря, Ливанов не был уверен, что сумеет без проблем провести с собой Юльку.

Сумею-сумею, решил он, оглядывая ее, красивую, свежеумытую, смеющуюся, с влажными висками и мелкими капельками на носу и плечах. Самое время насовершать каких-нибудь подвигов — не для нее, она и без того моя, а просто потому что так будет прекрасно и правильно.

Редкое, эксклюзивное ощущение гармонии мира и нас двоих в нем. Стройное, как доказательство теоремы, фантастическое, как волшебная сказка. Максимально приближенное к счастью.

— Кто первый заплетать косички? — спросила Юлька.