Глориана, или Королева, не вкусившая радостей плоти

Сир Орландо был порицающ. Его мнение о сире Томашине не бывало ниже. Капитана Квайра он не признавал вовсе.

– Лорд Монфалькон говорил от имени Королевы, Ваше Величество, – продолжил он. – Как ее представитель.

– О том нас уже оповестил сир Томашин.

– Он со мной. И лорд Канзас. Он послал меня вперед, дабы поинтересоваться…

– Вероятно, он предпочел бы побеседовать ныне вечером? – предположила она.

– Он изнурен событиями сего дня. Было бы лучше всего, Ваше Величество, повидай вы его сейчас же. – Сир Орландо указал на террасу. – Он по другую сторону ворот.

Королева вопросительно взглянула на Квайра, тот пожал плечами, молча соглашаясь. Злить Монфалькона пренебрежением не стоило. Пока что.

– Мы примем джентльменов, – сказала Глориана.

Еще поклон, и сир Орландо возвернулся к воротам, дабы привести лорда Монфалькона и лорда Канзаса, тоже облаченных в траурное.

Квайр видел, что Королева виновато осознала невоздержанность своего наряда. Он сжал ее руку и зашептал:

– Они посадят тебя на мель, коли смогут. Помни мои слова: не доверяй никому, кто внушает тебе чувство вины.

Она встала, будто он управлял ею, и пошла, расплывшись в улыбке, здороваться с тройкой нобилей.

– Милорды, благодарю вас за столь скорое посещение. Похороны провелись, как меня известили, с должным достоинством.

– Вестимо, мадам. – Монфалькон отвесил медленный поклон. Канзас последовал его примеру. Девствиец был взволнован и сочувствен, Монфалькон – лишь обличителен. Созерцая Канзаса, Квайр ощутил укол тревоги. – Вы простите нас за вторжение в ваши… – Монфалькон многозначительно окинул свирепым взглядом сад и его насельников: —…Игрища.

– Конечно, прощаем, милорд. В столь меланхолические времена нам должно себя отвлекать. Ничего хорошего не выйдет из тягостных дум о смерти. Мы должны быть оптимистами, верно?

Такие речи из ее уст были непривычны, и Монфалькон взглянул на Квайра как на подозреваемого в авторстве.

– Вы не присоединитесь к нам, милорд? – вопросил Квайр с деланым смиренномудрием. Затем, словно бы сдерживая ехидство: – Однако я забылся. Лорд Ингльборо был вашим дражайшим другом.

– Вестимо. – Монфалькон смотрел сквозь Тома Ффинна. – Все мои друзья сгинули. Ныне я должен полагаться лишь на себя.

– Вы – крепкий центральный столп Державы, – подольстилась Глориана, соединяя свою руку с Монфальконовой. Тот дернулся, будто желая высвободиться, однако учтивость взяла верх, а равно и привычка.

Он дал ей подвести себя к лабиринту.

– Мой визит небеспричинен, мадам.

Лорд Канзас, капитан Квайр и сир Орландо Хоз крались вслед за сей парой – три перелетные птицы, черные и несовместные.

– В чем же его причина, милорд?

– Государственное дело, мадам. Должно без промедления собрать Тайный Совет. У нас новости. Без вашего водительства не обойтись.

– Тогда я созову Совет наутро. – Она горела желанием показать, что не забросила Долг вообще.

– Лучше бы еще сегодня, мадам.

– Мы развлекаем ныне наших друзей.

Они вошли в лабиринт. Монфалькон исчез с головой, что до Глорианы, ее голова виднелась, наряду с одетыми в шелк плечами, над верхушкой кустарника. Квайр шагнул внутрь, за ним Канзас и, наконец, Хоз.

Леди Блудд захихикала с места, где обреталась. Она видела рыжеватые, усеянные рубинами волосы Королевы. Она видела тулью шляпы Орландо, верхушку головы лорда Канзаса с шапкой и перьями. Уэлдрейк пришел и сел рядом, желая знать, отчего она смеется. Она показала. Два видимых лица в различных точках лабиринта были замогильно серьезны. Покачивающиеся перья казались пернатыми падальщиками, что поспешали поверху живой изгороди. Даже Уэлдрейк, занятый виршеплетством, позволил себе улыбку-другую.

– Зачем они отправились в лабиринт? – спросил он.

Леди Блудд не могла дать ответ.

Когда доктор Ди, сменивший черное на бледновато-лиловые одежды, явился с Гермистонским таном в черном траурном одеянии своего клана, он и вовсе не раскусил соли шутки.

– Где капитан Квайр? – осведомился тан, возлагая ручищу на рыжую бороду. – И что се за идолопоклонство? Неужто Двор вконец лишился благочестия? Отчего все так наги? Сие при Ингльборо, едва лишь упокоенном?

Мастер Уэлдрейк сказал:

– Сие к удовольствию Королевы. Ей прискучила компания Смерти.

– Капитан Квайр, – сообщила леди Блудд с многозначительной веселостью, – внутри!

Тан и Ди вгляделись в лабиринт.

– Все надрались, я полагаю, – мягко сказал тан, предлагая объяснение и возможное оправдание. – Впрочем, от нашего гостящего мудреца я сего не жду. – Он говорил о Квайре, коего считал величайшей своей добычей.

Возорал Фил Скворцинг. Все подарили его вниманием.

Мастер Уоллис повалил юношу на землю и боролся с ним необычным способом. Невозможно было разобрать, настоящее се насилие или игра. Тан шагнул к ним, потом замер, глядя, как парочка перекатывается по траве вновь и вновь.

– Как быстроизменчивы нравы, – пробормотал тан, только возвратившийся из странствий. – Королева все сие дозволяет?

– Она поощряет нас, – сказала леди Блудд, очень внезапно посерьезнев. Она взяла себя в руки. – Все началось, когда исчезла графиня Скайская. Мы все по ней скорбим.

– Куда она уехала? – пожелал знать тан.

– Может, в одну из ваших сфер, – предположил Уэлдрейк, – ибо ее нигде не могут найти. Ее долго искал Убаша-хан. Он считает, что она по-прежнему где-то во дворце.

– В смысле?

– В стенах, – сказала леди Блудд. – Но где?

– Монфалькон считает, что Жакотт на ее совести, – поведал тану доктор Ди.

– Не Жакотт, – сказала леди Блудд.

– Не он, а она, – подчеркнуто заметил ее любовник.

– Не он, а она. – Леди Блудд потерла усталые глаза. – Подозревают, что Жакотта пришибли мы, Уэлдрейк и я. – Она вздохнула.

– Кажется, Монфалькон считает, что Квайр явился из стен. – Доктор Ди был сух. – Он не поверит в истину, вот в чем дело. Однако Монфалькон и Канзас обсуждали вопрос на сегодняшних поминках. Решили отправиться в стены не дабы найти графиню, но дабы отыскать, откуда пришел Квайр.

Тан крякнул.

– Далече же им придется забраться.

– Капитан Квайр обладает силами не от мира сего, – прожурчал доктор Ди. – Он – блистательный алхимик.

– Нам он ничего не сказал. – Леди Блудд горела любопытством, ибо ее пристрастия делились между бутылкой вина и естественной философией.

– Он весьма скромен, – сказал тан одобряюще. – Он будет добрым советчиком для Королевы.

– Но кое-кто винит его за всю сию досужесть, – сказал ему Уэлдрейк.

– Быть сего не может. – Гермистон был упрям.