Глоток огня

Дядя Сережа достал маленький бинокль, и, держа его двумя пальцами, повернулся к Родиону:

– Этот, что ли? Из театра утащил?

– Поднесите его к глазам! – потребовал Родион.

Дядя Сережа начал было подносить бинокль к глазам, но внезапно остановился и цокнул языком:

– Э нет, шнырь! Знаю я ваши штучки! Я это сделаю, а у меня зрачки сварятся. Сперва сам посмотри!

И, направив бинокль в сторону растворенного, он приложил его к глазам Родиона. Внутри бинокля полыхнуло розовое пламя. Родион увидел эльба. Это был особенный эльб. Меньше обычных, почти карлик. Лицо плоское, лишенное каких-либо черт и лишь пылающее точками глаз. Эльб сидел у худощавого на плечах, ногами обвивая его шею. Многочисленные пальцы коротких рук корнями уходили растворенному в мозг.

Пока корни тонкие, они похожи на охотничьи паутинки, которые выстреливаются эльбами, когда летишь сквозь болото. Такие корни еще управлять человеком не могут. Они лишь воздействуют на его органы чувств, посылая видения. Вначале эльб управляет ласково, многое обещая и многое давая взамен. Он понимает, что от него еще могут отказаться. Со временем паутинки утолщаются, разветвляются, захватывают все отделы мозга. Мозг разрушается, и власть эльба становится полной. Теперь никакие завлекательные образы больше не нужны. Убеждения тоже не нужны. С человеком больше не церемонятся. Лишь воздействие на центр удовольствия, чтобы заглушить боль, – и вперед, моя лошадка! Не важно, что у тебя сломана нога, ты три дня не спал и неделю не ел! Все равно скоро издохнешь! – Н-но, вперед!

Растворенный приближался. Сбивало с толку, что он двигался несколько наискось, словно мимо них, то ли действительно не замечая Родиона и пнуйцев, то ли желая сбить их с толку. Родион сделал ставку на последнее. Тело сильно повреждено, передвигается плохо, и эльб это понимает. Ему нужно подобраться поближе.

– Да, странноватый мужичок… – неохотно признал дядя Сережа.

– Он умрет через несколько часов. Не знаю, где они его такого достали. Вам придется сражаться с эльбом… – предупредил Родион.

Дядя Сережа поскреб подбородок.

– Не верю я тебе, шнырь. Ох не верю! – сказал он честно. – Много меня, шнырь, в жизни пугали. И чем только не пугали. А только, скажу я тебе, двойка в бороду всегда защитит простого человека.

Родион с грустью посмотрел на него. Видимо, пнуец потому и пнуец, что слова для него неинформативны. Он понимает только пинки.

– Нога! – безнадежно сказал Родион.

– Что «нога»?

– На ногу его посмотрите!

Дядя Сережа наконец заметил сломанную, с торчащей наружу костью ногу растворенного, на которую тот ступал с такой решимостью, словно вбивал в землю железный костыль. Это заставило его нахмуриться. Человека, который так неаккуратно относится к своим конечностям, двойкой в бороду не остановишь.

– Кузя! А ну-ка проверь того парня! И смотри: осторожно! – велел он.

Кузя повернулся и решительно направился к растворенному. Тот приближался заплетающимся шагом. Казалось, достаточно толкнуть его пальцем, чтобы он упал и больше не поднялся.

– Верните его! Его убьют, – крикнул Родион, пытаясь подняться на ноги.

– Кого? – недоверчиво спросил дядя Сережа.

– Вашего Кузю. Снимите с меня наручники!

– Э нет! – сказал дядя Сережа, толкая Родиона в грудь, хотя тот и так никуда не делся бы от дерева. – Куда собрался, шнырь? А ну сидеть!

Кузя дошел до растворенного и, что-то сказав ему, размашисто ударил. Растворенный качнулся, но устоял, хотя видно было, что у него вылетело несколько зубов. Кузя хотел ударить его еще раз, но не успел. Растворенный перехватил в воздухе его руку и легко, точно ветку сухой елки, сломал ее. Та чудовищная сила, с которой все было проделано, Родиона ничуть не удивила. Эльб, внедрившийся в мозг человека, способен усилить силу нервного импульса раз в десять.

Кузя завопил. В следующий миг растворенный легко оторвал его от земли и отбросил метров на десять. Кузя с треском врезался в кустарник и так и остался в нем, слабо ворочаясь.

– Так. Ясно. Лешик! – отрывисто приказал дядя Сережа.

Лешику не надо было ничего объяснять. Он уже надевал на пальцы кастет, озабоченно поправляя его, потому что для его мощных пальцев кастет был тесноват.

– Не люблю я по этим гнилым мордам да голой рукой. Тяпнет еще – так изувечишься… – пробормотал Лешик и, для разогрева нанося в воздух удары, направился к растворенному.

Вскоре он уже с боксерской легкостью приплясывал вокруг, атаковал и отскакивал, не давая шатко стоявшему зомби схватить себя. От его мощных ударов растворенный валился, но сразу поднимался и опять начинал наступать, пытаясь сгрести своего противника. Да только куда там! Лешик ускользал и опять бил.

– Ну что, шнырь, видал? Простого человека какой-то там магией не сколупнешь! – с торжеством воскликнул дядя Сережа, но тут, словно чтобы опровергнуть его, растворенному попался под руку толстый сук. Он резко взмахнул им, задев Лешика по плечу. Сук оказался гнилым и сломался, но Лешик потерял равновесие и не сумел вовремя отпрянуть. Растворенный схватил его, на мгновение прижал к себе и сразу небрежно отбросил, как поломанную куклу.

Лешик прокатился по земле и затих, даже не пытаясь подняться. Родион готов был поклясться, что у него не осталось ни одного целого ребра.

– Я же говорил!!! – крикнул Родион.

Дядя Сережа горестно качнул головой:

– Ну что тебе сказать, шнырь? Плохо дело. Отвоевались пареньки. Полегли за простого человека. Зеленые, опыта мало. Теперь выход балерины! – сказал он и, сопя, извлек из-под короткой шоферской куртки биту – свой великий «вразумлятор». Легонько помахивая битой и согреваясь, дядя Сережа зашагал к растворенному.

Родион понял, что, скорее всего, дядю Сережу живым уже больше не увидит. Хотя нельзя сказать, чтобы это желание было очень уж сильным.

– Руки! – срывая связки, крикнул он ему вслед. – Освободи мне руки!

Дядя Сережа остановился. Почесал битой лоб.

– Это еще зачем? – спросил он подозрительно.

Родион объяснять не стал.

– Руки! – крикнул он еще страшнее, добавив пару слов, которые девица Штопочка обычно произносила, когда бич срывался и захлестывал ее по спине.

Дядя Сережа приподнял биту, точно взвешивая, не шарахнуть ли ему и Родиона, чтобы шнырь уж точно никуда не делся. Возможно, он так бы и поступил, но тут глаза их впервые встретились: пылающие глаза Родиона – и хитроватые, под мясистыми растрепанными бровями, глазки дяди Сережи. Продолжалось это всего несколько мгновений. Потом дядя Сережа опустил биту и, достав ключ от наручников, кинул его на раскисшую землю рядом с ногами Родиона.

– Давай, шнырь! Отомстишь за пареньков, если у меня чего не сложится… – буркнул он и, больше не оглядываясь на Родиона, пошел навстречу растворенному.

Тихо ругая дядю Сережу, Родион пяткой подгреб ключ поближе к стволу. Царапая кожу на запястьях, прокрутился вокруг дерева и, до боли подавшись вниз, почти лег на землю с задранными сзади руками. Ощущая себя как на дыбе, стал вслепую шарить. Раскисшая гниль прошлогодних листьев лезла под ногти.

Пока Родион нашарил ключ, пока сумел вставить его и разомкнуть наручники, прошло не меньше минуты. Все это время, находясь с обратной стороны ствола, он не видел дядю Сережу и слышал только хриплые крики, суетливый топот ног и страшный хохот, прерываемый глухими ударами биты.