Глоток перед битвой
Шрифт:
Снова раздался смех. Бездна остроумия.
Дэвин теперь рассматривал их сквозь завесу дыма, поднимавшуюся от его сигареты. Он глубоко затянулся, порядочный столбик пепла упал на стойку. Дэвин словно и не заметил его, хотя половина пришлась ему на руку. Он допил пиво, снова воззрился на Роя и его соседей, и взгляд этот вселил в меня стойкое предчувствие того, что заведению сейчас будет нанесен материальный ущерб. Раздавил в пепельнице сигарету, выкуренную до половины, и встал.
— Дэвин, — сказал я и вытянул руку, почти коснувшись его запястья.
Он откинул ее в сторону, словно турникет на входе в подземку,
— Насыщенное событиями утро.
Дэвин дошел до противоположного конца бара. Один за другим посетители бара оборачивались, ощутив за спиной его присутствие. Он стоял, слегка расставив ноги, прочно упершись ими в пол, опущенные вдоль тела руки чуть покачивались, а кисти описывали небольшие круги.
— Прекрати, сержант. Только не здесь, — сказал Томми.
— Подойди сюда, Рой, — негромко произнес Дэвин.
— Ты мне? — спросил тот, слезая со стойки.
Дэвин кивнул.
Рой стал проталкиваться через толпу своих дружков, на ходу оправляя рубашку, но через секунду та, открывая живот, упрямо лезла вверх, словно незакрепленная портьера.
— Ну?
Прежде чем кто-либо заметил взмах и удар, рука Дэвина уже вернулась в первоначальное положение и снова повисла вдоль туловища. Голова Роя откинулась назад, ноги подкосились, и в следующий миг он уже лежал на полу, и кровь, заливая ему лицо, хлестала из разбитого носа небольшим фонтаном.
Дэвин поглядел на него и легонько потыкал носком башмака.
— Рой, — сказал он и ткнул чуть сильней. — Рой, я к тебе обращаюсь.
Застонав, тот попытался приподнять голову.
— Один мой черномазый друг просил передать тебе это. Сказал, ты поймешь, — сказал Дэвин.
Он вернулся на свое место, уничтожил еще одну пинту пива и снова закурил.
— Ты как считаешь? Теперь Рой озаботился?
Глава 19
Мы покинули бар час спустя. Дружки Роя уже вынесли его наружу и, кажется, отправили в госпиталь «Скорой помощи». Проволакивая его к дверям, они с весьма мужественным вызовом взирали на нас с Энджи, но одновременно отводили глаза от Дэвина, словно перед ними был антихрист.
Чтобы компенсировать Томми отток посетителей, Дэвин напил у него на лишние двадцать долларов.
— Широкая у тебя натура, сержант, — сказал тот. — Отныне так и будет? В неудачные для бизнеса дни я смогу рассчитывать на тебя?
— Можешь, — прохрипел Дэвин, и его мотнуло к дверям.
Мы с Энджи догнали его на улице.
— Давай-ка я тебя отвезу домой, — предложил я.
Дэвин неверными шагами пер к парковке.
— Очень тебе благодарен, Кензи, но я не хочу растерять навыков вождения.
— Не понимаю, — сказал я.
— Если мне вновь случится сесть за руль поднабравшись, я вспомню, как я это делал сегодня. — Он повернулся и двинулся к машине, пятясь задом.
Вопреки моим ожиданиям не свалившись, он добрался до своего ржавого «Камаро» и выудил из кармана ключи.
— Дэвин, — сказал я и шагнул к нему, намереваясь перехватить его.
Ухватив меня за ворот рубашки так, что костяшки пальцев уперлись мне в кадык, он сделал вместе со мной несколько шагов. Потом сказал: «Кензи… Кензи…» — и повалил меня спиной на капот. Другой рукой слегка потрепал меня по щеке. Ручищи
у этого Дэвина — как грабли.— Кензи, — повторил он, и взгляд его стал жёсток. Он медленно повел головой из стороны в сторону. — За руль сяду я. Хорошо?
Он разжал кулак и разгладил мою смятую рубаху. Улыбнулся без тени сердечности. Повернулся к своей машине и кивнул Энджи. Открыл дверцу, взгромоздился на сиденье. Со второго поворота стартера мотор заработал, машина рявкнула, обдав нас облаком выхлопных газов, и выпрыгнула на улицу. Дэвин влился в поток, подрезал «Вольво» и исчез за углом. Я поднял брови и присвистнул. Энджи пожала плечами.
Мы отправились в центр города и, отдав деньги, сопоставимые с платой за обучение на медицинском факультете, вывели со стоянки наш служебный драндулет. Энджи отконвоировала меня в гараж и, после того как «Порше» вновь обрел отчий дом, подвинулась на сиденье, уступая мне место. Я сел за руль и погнал эту кучу металлолома на колесах в сторону Кембридж-стрит.
Мы ехали по городу. Миновали то место, где Кембридж переходит в Тремонт, и площадь, где так недавно под ярким утренним солнышком валялась сломанной куклой Дженна, и останки старой Комбат-зоун, медленно, но верно умирающей от рук прогресса и расцвета порновидеопродукции. В самом деле, зачем дрочить в зале кинотеатра, если можно делать это в уюте собственной гостиной?!
Потом мы покатили по Южному Бостону, который все, кроме туристов или тех, кто поселился у нас недавно, называют просто «Юг». Мимо тянулись ряды обшарпанных трехэтажных домов, стоявших плотно, как фанаты на рок-концерте. Юг меня потрясает. Большая его часть — бедная, тесная, беспокойная и неприглядная — ничем, пожалуй, не уступит пресловутому нью-йоркскому Бронксу — грязному, скверно и скудно освещенному, заполненному злобными панками с бейсбольными битами в руках. Однажды на шествии в День святого Патрика некий очень типичный ирландский паренек с трилистником на майке повстречал кучку других ирландских юнцов с точно такими же трилистниками. Вся разница была лишь в том, что у него на майке зеленые буквы складывались в слово «Дорчестер», а у них — в слово «Юг». Разница оказалась для него роковой — его сбросили с крыши.
Мы въехали в Дорчестер, покрутились по периметру Коламбия-парка, и я затормозил у церкви. Еще на лестнице были слышны телефонные звонки. Что за день такой? На десятом звонке я успел схватить трубку:
— Кензи — Дженнаро.
Энджи хлопнулась в свое кресло, а неизвестный голос произнес:
— Не вешайте трубку. С вами будут говорить.
Я обошел стол кругом, уселся, в ответ на вопросительный взгляд Энджи пожал плечами. В этот момент трубка ожила:
— Мистер Кензи?
— Я за него.
— Я говорю с Патриком Кензи? — Мой собеседник явно не привык общаться с такими вот умниками.
— Допустим. А с кем имею честь?
— Значит, ты и есть Кензи, — произнес голос. — Как дышится?
Я глубоко, со всхлипом, вдохнул воздух и шумно выдохнул:
— Замечательно, особенно с тех пор, как я бросил курить.
— Угу-у. — Слова моего собеседника падали медленно, как кленовые листья. — Лучше бы тебе не привыкать к этому занятию. Не то втянешься — жалко будет бросать. А придется. — В его интонациях все еще ощущались тягуче-ленивые южные нотки, не уничтоженные долгими годами житья на севере.