Глубина

Фиолетовое вещество мерцало и переливалось в свете фар автомобиля и манило к себе обещанием нечеловеческой силы и выносливости. Меня внезапно накрыло чувство, весьма смахивающее на вожделение, словно обладание содержимым пузырька сулит мне все блага мира. Источник этого ощущения, кажется, находился где-то вне меня. Я бы не удивился, если бы узнал, что зелье обладает магическим воздействием на разум человека. Только усилием воли мне удалось заглушить эти мысли.

Употребим его прямо сейчас, — предложил Дима с дрожью в голосе. Он вдруг стал похож на наркомана, тянущегося к очередной, такой желанной, дозе.

Нет, — оборвал я брата немного испуганно, — сначала вернемся в гостиницу, а там посмотрим.

Дима не стал спорить, но его взгляд остался прикованным к флакону.

По пути в гостиницу я думал, не совершил ли ошибку, настояв на изготовлении зелья. Мне не нравилась реакция собственного организма на эту мутную жидкость, но еще больше беспокоил Димка. В итоге я решил, что вначале опробую отвар на себе, а там будет видно, что из этого выйдет. Я объявил о своем решении остальным, как только мы вошли в номер. Брат стал возражать, но я дал ему понять, что либо мы поступим по-моему, либо зелье будет вылито в унитаз, и дело с концом.

Его надо пить? — спросил я у Эмми, вертя небольшой флакон в пальцах. Как ни странно, жидкость все еще не остыла, хотя с того момента, как ее сняли с огня, прошло больше часа.

Нет, — Эмми покачал головой, выглядела она при этом встревоженной. — Колют внутривенно. Ты купил шприцы, как я просила? — обратилась она к Диме.

Брат тут же достал из аптечного пакета десять шприцов и, оторвав один от общей ленты, протянул его Эмми.

— Ты уверен? — Амаранта посмотрела мне в глаза.

— Вполне, — ответил я, не зная до конца, так ли это. Девушка кивнула, вскрыла упаковку со шприцом и скомандовала:

— Готовь здоровую руку.

Левая рука все еще была перевязана, поэтому я закатал правый рукав и поудобнее устроился в кресле. Уколы меня не страшили. В нашей профессии нет места людям, не выносящим вида крови. Поэтому легкая тревога, овладевшая мною в этот момент, объяснялась тем, что я готовился вкусить неизведанное, ведь в прошлый раз я был без сознания, а значит, не мог прочувствовать все до конца. Я ощущал себя Адамом, подносящим яблоко ко рту. Что меня ждет?

Эмми перетянула мне руку моим же ремнем и смазала место укола спиртом, а затем открыла флакон. Вы можете не поверить, но зелье все еще кипело. Я собственными глазами видел, как пузырьки поднимаются со дна к поверхности, словно под флаконом продолжал пылать огонь. Именно в эту секунду я впервые подумал, что это может быть еще и неприятно физически.

Амаранта медленно набрала немного фиолетовой жидкости в шприц. Казалось, она специально оттягивает момент укола.

— Будет больно, — честно предупредила девушка. Но я и сам видел, что зелье и в шприце продолжает по-прежнему булькать. Странно только, что оно не расплавило пластмассу.

— Я потерплю, — ответил я, нервно сглотнув. Холодная игла коснулась руки. Небольшой нажим, и она скользнула под кожу. Я знал, что еще есть шанс остановить это безумие, но упорно продолжал молчать, будто кто-то заклеил мне рот скотчем.

Эмми сняла жгут, надавила на ножку шприца, и тягучая масса перекочевала в мои вены. Первые несколько секунд я вообще ничего не почувствовал, не было ни боли, ни любого другого неприятного ощущения. Я даже вздохнул с облегчением, подумав, что Амаранта специально преувеличила дискомфорт от воздействия зелья, рассчитывая испугать меня, чтобы я отказался от укола. Но прошло всего лишь несколько секунд, и началось…

Первой оказалась рука, в которую был сделан укол, по ней словно прошел сильнейший разряд тока, и я невольно отдернул ее. Шприц упал на пол и закатился под кровать. Все это я видел как в замедленной съемке. Эмми и Дима наклонились надо мной и что-то говорили, но их слова звучали так, словно их сначала записали на пленку, а затем прокрутили на медленной скорости. В итоге получались отдельные растянутые звуки, никак не желающие складываться в слова.

Но в следующее мгновение я забыл и о них — по телу прокатилась волна боли. Наверное, я кричал. Уверен, что так и было, потому что молча терпеть такое вряд ли кому-то под силу. Огромная, всепоглощающая лавина накрыла меня с головой. Каждая малюсенькая клеточка тела корчилась в судорогах.

Потом боль отступила. Не знаю, как скоро это произошло, лично мне показалось, что я мучился целую вечность, и что теперь так будет всегда. На смену пришло новое ощущение. Центр моего организма, самый важный орган в человеческом теле, вечный двигатель жизни — сердце — билось в совершенно невозможном ритме. Так, наверное, чувствуют себя при аритмии. Ритм биения был неровным, он то ускорялся, то замедлялся, а потом вдруг вообще прекратился. Я с ужасом прикидывал, забьется ли мое сердце снова. В ту секунду я полагал, что умираю, и это, по сути, соответствовало действительности. Наверное, будь это не зелье, а обычная кровь вампира, сердце больше не издало бы ни звука. Но благодаря травам, заглушившим яд, мой мотор снова, сначала потихоньку, а потом все быстрее и быстрее, возобновил свой ритм.

Завершилась вторая стадия, и почти сразу началась третья. Не успел я перевести дух, как почувствовал легкое покалывание в кончиках пальцев. Сначала это было даже приятно, но потом, по мере того как ощущение нарастало, становилось все более невыносимо. И вот меня уже всего колотило. Я не владел собой, меня трясло, как в лихорадке. Не сумев усидеть на кресле, я упал на пол; Эмми попыталась меня удержать, но даже она, при ее-то силе, не была на это способна.

Я выгибался и бился в конвульсиях, как при эпилептическом припадке. Во время очередной судороги, видимо, сильно стукнулся головой об пол, потому что свет внезапно померк, и я провалился в обморок, чему, кстати говоря, был даже рад.

Когда я снова открыл глаза, боль прошла, но что-то неуловимо изменилось, хотя я пока не мог понять, что именно.

Я лежал на полу, глядя в потолок гостиничного номера. Левая рука сильно чесалась, и я стал с остервенением раздирать ногтями повязку, пытаясь добраться до кожи. Сорвав бинты, провел пальцами по руке и с удивлением осознал, что кожа абсолютно гладкая. Ни следа от недавней раны. Даже шрамы, которые, несомненно, должны были напоминать о приключении в пансионате всю мою оставшуюся жизнь, затянулись.

Я резко сел, чувствуя приятную легкость во всем теле. Голова должна была непременно закружиться от такого рывка, но этого не произошло. Оглядевшись вокруг, я заметил, что на меня пристально смотрит брат, устроившийся на кровати у моих ног. Эмми сидела в кресле и так же внимательно следила за моими движениями.

— Как ты? — спросил Дима.

Вопрос брата вернул меня в реальность. Я вздрогнул от звука его голоса, пронзившего меня насквозь, настолько громким он был, и попросил: