Глубинка

При тусклом свете свечей он провел меня за обеденный стол, ножки которого слегка пошатывались. Я сел на детский табурет, поскольку других стульев не было, и стал знакомиться с документами. Ошибок не было, все чин по чину, честно. Молчаливая договоренность одновременно созрела и оформилась в наших головах. Я выдал им банкноты сверх меры.

– Это все нам? – уточнила кроткая девушка.

– Да, вы это заслужили, – твердо ответил я.

– И правильно, Женя, мы это заслужили, – вставил свое слово подвыпивший мужик.

У них было совсем немного вещей с собой, поэтому бывшие хозяева быстро собрались и покинули свой дом, без долгих слов растворившись в сумраке ночи. Я хотел было остановить их и предложить переждать ночь, ведь все равно последний рейс уже был и спешить некуда, но они явно торопились начать новую честную жизнь при деньгах, поэтому вряд ли стали бы слушать меня, посчитав дураком.

Прикрыв за ними дверь, я осмотрел свои новые владения. В небольшом домике было всего две комнаты – спальня и кухня, разделенные ненужной и явно наскоро сделанной белой стенкой. Кровать с набитым соломой матрасом стояла у окна и явно звала в свои объятия. Я потушил зажженные свечи, но от этого стало ненамного темнее. «Дело в том, что из окна светили яркие звезды», – догадался я.

Глядя в ночное небо, я стал засыпать под размышления о том, что звезды на самом деле являются отголосками чьих-то желаний и стремлений – этого мужика, его жены, меня и всего человечества, тесно умещающихся на небосводе. Их бесконечно много, они так ярко сияют, но звезды так далеки от нас и так предательски растворяются каждое утро…

Второй день

Это была паршивая ночь – такая, в которой все беды соединяются в одну слипшуюся массу. Я бредил в горячке, пил горькую и постоянно ходил со сложенными за спиной руками, поскольку только при ходьбе моя тяжелая голова не раскалывалась от камнем осевших в ней странных мыслей. Я не находил себе места здесь, в Богом покинутой земле.

Мне привиделся сон, как будто я был на кладбище, а вокруг меня стояли могильные кресты с держащимися за руки гранитными ангелами. Жирные маслянистые тучи заволокли небосвод, спустился туман. Седой могильщик копал глубокую яму, а рядом лежал труп похожего на меня человека. Внезапно гробокопатель резко воткнул в мертвеца свою лопату и перерезал ему шейную артерию. Из ранки брызнул темно-алый ручеек, переливающийся при свете луны.

– И ты там скоро будешь, – сухо произнес дед, указывая на яму тонким дергающимся пальцем в виде отростка.

– Если только с похмелья, – отшутился я, но его слова все же смутили меня.

Memento mori. Я живу, чтобы судорожно зарабатывать на хлеб, сделанный моими же руками. Мне уже сорок четыре года, тридцать из которых я пытался ухватиться хоть за какую-нибудь ниточку, способную вытащить меня из ямы к небу, пока вдруг не осознал, что нахожусь настолько глубоко, что никакой канат до меня не дотянется, да и не нужен я никому.

С темным грузом всех этих мыслей я и нашел себя поутру лежащим на твердом полу своего нового домовладения. Для контраста мне нужно было какое-нибудь излишество в виде светлого и нежного чувства чистой красоты, чтобы до беспамятства раствориться в нем киселем.

Накинув на плечи потертое холщовое пальто, я вышел во двор. Снаружи было безлюдно и зябко. Из некоторых домишек вились слабые дымки растопленных на ночь печей. Спустившись с крыльца, я прошелся по зеленому травяному ковру, ощущая приятные уколы разбросанной вперемешку с сеном хвои.

Впереди пошатывался уже пьяный с утра Вася с бутылкой водки в руке. Аккуратно положив ее на землю, он навзничь упал рядом, издавая при этом похожие на человеческие слова звуки. Я решил обойти его стороной, чтобы избежать встречи с последующими пустыми разговорами.

Калитка главных ворот деревни поскрипывала на ветру и шаталась. Миновав ее, я остановился. Моему взору открылся прекрасный лесной пейзаж. Выскочив так скоро из деревни, я попал на ничем не защищенную и открытую всем ветрам сухую землю. В ноздри ударил запах оледеневших за ночь листьев. Холодный воздух сбивчиво залепетал что-то непонятное своим свистом, запутавшимся в моих ушах вместе с утренними вскриками деревенских петухов…

Конец ознакомительного фрагмента.