Глубинный путь

Хорошо помню мгновения, когда на странном сооружении из досок и резиновых камер, к нам подплывали два человека. Они кричали нам ободряющие слова и бросали спасательные пояса. Я узнал в этих людях Макаренко и Догадова. Потом я услышал крик утопающей Лиды и увидел, как на помощь ей бросился в воду Догадов, находившийся ближе к ней.

Потом вместе с другими я очутился на этом плавучем сооружении.

Макаренко вытащил Лиду, которую поддерживал на воде Догадов.

Нас повезли к выходу из штольни. Там на чуть лучше оборудованном плоту ожидали два водолаза. Прошло немало времени, пока нас по одному в водолазных масках проводили под водой в туннеле.

Все промелькнуло, как сон. Теперь, в воспоминаниях, события тех дней, товарищи, спасшиеся вместе со мной, — все встает, как в тумане…

Нас на руках внесли в кабину лифта, подняли на поверхность и тоже на руках вынесли из кабины…

21. Собрание в столовой

Это случилось на следующий день после того, как нас спасли.

В столовой маленькой гостиницы девятьсот двадцать пятой шахты собралось несколько друзей, чтобы поговорить с теми, кого спасли последними. Здесь же был и врач. Он шумно протестовал против многолюдного сборища, но мы заявляли, что уже отдохнули. Мы и в самом деле неплохо отдохнули. Об этом свидетельствовал появившийся у нас после крепкого сна волчий аппетит. Потребность утолить голод и была причиной того, что местом встречи с друзьями мы выбрали столовую.

Здесь было уютно и приятно. В этой маленькой гостинице, где обычно останавливались только инженеры, приезжавшие в шахту из главного управления, все было приспособлено для того, чтобы обеспечить им возможность спокойно работать. Два десятка комфортабельно оборудованных комнат, гостиная, спортивный зал и определенный режим, которому все подчинялись, — все это делало гостиницу похожей на небольшой, хорошо организованный санаторий.

Хотя мы — Лида, техник Гмыря, машинист Набокин и я — и заверяли, что чувствуем себя совсем хорошо, но в действительности это было не совсем так. Все мы еще чувствовали некоторую слабость и нуждались в отдыхе. Я смотрел на моих товарищей — на каждом из них сказалось долговременное пребывание в затопленной штольне. Особенно отразилось оно на Лиде. Она заметно похудела, осунулась, глаза ее то и дело закрывались — ее одолевала дремота. Врач все время озабоченно поглядывал на нее.

Меньше других изменился машинист. К нему вернулись его жизнерадостность и энергия. Он шутил и привлекал общее внимание своими немногословными, но живыми и остроумными рассказами о приключениях прошлых суток и о том, как он хотел превратить литостат в подводную лодку.

В столовой поставили мягкие кресла. Это превратило комнату в гостиную. Да и гости интересовались не столько обедом, сколько нашими рассказами. Все столы были сдвинуты, и мы очутились в крепком кольце друзей.

Макаренко пробыл с нами всего несколько минут. Он спросил, как мы себя чувствуем, распорядился, чтобы мы отдыхали, и, пообещав скоро возвратиться, исчез. Положение в шахте требовало его присутствия.

Что делается под землей, мы не знали. Но вскоре в столовую ненадолго заглянул Кротов и коротко рассказал о том, что каждого из нас больше всего интересовало.

В туннеле пока никаких перемен. Работы в Восточной зоне продолжаются ускоренными темпами: необходимо как можно скорее пробить перегородку и выпустить воду из шахты в море.

Повторная катастрофа, едва не стоившая нам четверым жизни, была такой же неожиданной, как и первая. Но первое наводнение научило всех осмотрительности. И хотя воды прибыло больше, смертельная опасность грозила лишь нам четверым. Сначала всем казалось, что наше дело безнадежно. Туннель затопило почти совсем, и Догадов с плотовщиками уже не могли проникнуть в штольню. Правда, последний телефонный разговор со мной внушил нашим спасителям неясную надежду, что в штольне «могут оставаться живые». Макаренко вызвал водолазов и предложил организовать подводный поход в штольню. Промеры воды в туннеле и расчеты доказывали, что штольню затопило не полностью. Макаренко сам надел скафандр и стал во главе этой опасной экспедиции. Преодолевая течение, водолазы прошли под водой весь туннель до самого входа в штольню.

От Кротова узнать больше ничего не удалось: он спешил в шахту, где шли авральные работы. Аркадий Михайлович и Тарас, свидетели событий, дополнили рассказ инженера. Они практически не выходили из туннеля с тех пор, как случился повторный прорыв подземных вод.

— Мы хотели вернуться к вам, — говорил Тарас, — но нас не пустили. Мы очень тревожились и жалели, что не остались в штольне.

— Разве вам смерти захотелось? — спросил Набокин.

— Почему же смерти? — удивился мальчик.

— Шестеро на лесенках не удержались бы. Кто-нибудь из нас непременно погиб бы.

— Ну, если бы мы остались, то… Мы с Аркадием Михайловичем что-нибудь придумали бы, — так серьезно и уверенно заявил мальчик, что присутствующие не могли не рассмеяться.

Аркадий Михайлович сказал:

— Слышали бы вы, какие споры шли о том, можно или нельзя вас спасти. Не менее половины людей с карандашами в руках все время подсчитывали, какой уровень воды должен быть в штольне. Электрики по шею в воде прошли туннель, разыскали место, где порвались электропровода, и починили их.

Мы вспомнили, как неожиданно двинулся наш литостат, а Набокин объяснил, к чему бы это привело, если бы наши спасители опоздали хотя бы на минуту.

— А почему порвались провода? — удивленно спросил Гмыря.

— Неизвестно, — пожал плечами Тарас. — Электрики говорят, что провода не порвались. Их или разрезали ножом, или разрубили топором.

Услышав слова Тараса, я даже привскочил.

— Кто же это мог сделать?

Но Тарас и Аркадий Михайлович только развели руками. Профессор при этом отвел глаза в сторону.

— Если бы электрики не починили провода, нас вряд ли спасли бы, — заметил Гмыря.

— А может быть, наоборот? — сказал я. — Если бы никто не трогал проводов, мы не натерпелись бы такого страха.

На мои слова никто не обратил внимания.

— Сегодня на рассвете, — сообщил всезнающий мальчуган, — уровень воды все еще повышался приблизительно на миллиметр в час.

В это время в столовую вошел Догадов.

Трудно сказать, кого бы я мог встретить с большей радостью. Ведь, по сути, это он спас больше двухсот людей из Северной штольни.

Мы, четверо последних спасенных, поднялись со своих мест, чтобы приветствовать отважного палеонтолога. В комнате стало шумно.

— Вы не так уж плохо выглядите, — усаживаясь в кресло, шутил Догадов. — Еще немного — и доктор пошлет вас в туннель на аврал.

— Нет, — сердито объявил доктор, — через минуту я прикажу им разойтись по своим комнатам и в течение двух дней не позволю принимать гостей.

— Если нам угрожают такими страшными репрессиями, давайте сидеть, не раскрывая рта, — шутливо предложил я.

Но мы и без того вели себя очень спокойно, так как на проявления бурной радости у нас хватило энергии ненадолго.

— Я еще не успела поблагодарить вас, — обратилась к палеонтологу Лида. — Простите меня и позвольте пожать вам руку за то, что вы сделали.

Слова девушки взволновали Догадова. Он начал уверять, что все сделанное им мелочь, на которую не стоит обращать внимания, что он рад каждый день оказывать ей подобную услугу, хотя уверен, что вряд ли Лидия Дмитриевна очень хочет повторения таких ситуаций…