Глубины земли

— Нильссон, — безо всякого выражения произнес Коль. — Лежит здесь уже несколько дней. Его закололи. Ножом.

13

Винга тут же сказала, что сходит за ленсманом. Лина, конечно же, сможет показать ей дорогу. Она убежала. Коль выглядел явно потрясенным.

— Он мог бы пролежать здесь вечность, — пробормотал он. — Если бы с нами не было… Он хотел сказать «колдуна», но сдержался.

— Не надо пока говорить об этом, — предупредил Хейке. — Погоди, пока придет ленсман! Но я должен идти к детям. Вы со мной?

Пожалуй, тайна уже перестала быть тайной. Хульда видела их из окна.

— Что это вы делали под домом?

Они переглянулись. Коль кивнул Хейке, который рассказал о находке и попросил никому о ней не рассказывать.

Хульда как раз занималась уборкой, которой помешала рождественская суматоха. Она быстро закрыла дверь в комнату старших детей.

— Нет, клянусь Богом, — прошептала она. — Меня это ничуть не удивляет! Он буквально напрашивался на это.

— Да уж, — сказал Коль. — В Иттерхедене у него было много врагов.

Но Анна-Мария никак не могла отделаться от одной мысли: «Заколот ножом? Кто же имел обыкновение угрожать подобным образом?… или же я воткну в тебя нож?»

— Нет, — сказала она и закрыла ладонями уши. — Нет, это уж чересчур! Трагедия Эгона. Клампена. Эти дети здесь. Сплетни о Севеде и его жене Лиллемур. Помолвка, к которой я не имею никакого отношения. Нападение на меня. А теперь еще и это!

Ну, а к концу дня в Иттерхедене все стало еще хуже.

Хейке взял одного из детей на «процедуру». Он обхватил его своими горячими руками, чтобы вернуть маленькому детскому тельцу все, что болезнь разрушила в нем. Было совершенно очевидно, что ребенку такое лечение нравилось, он устало улыбался Хейке и совсем не боялся высокого мужчину с вызывающей страх внешностью.

— У скольких людей были основания избавиться от Нильссона? — спросил Хейке.

— У многих! — ответил Коль. — Он всех донимал. Даже Анну-Марию. Утверждал, что она и я… занимались… развратом у меня дома. И за то, что будет молчать об этом, он хотел денег. Но Анна-Мария заставила его пойти на попятную.

Она застенчиво улыбнулась ему, и взгляд его снова потеплел.

Хейке спросил, продолжая поглаживать грудную клетку ребенка.

— Но говоришь, кто-то платил?

— Да, и, должно быть, платили многие, потому что у него всегда было достаточно денег. Он покупал себе сладости и красивую одежду…

— Ладно, пусть ленсман в этом разбирается, — пробормотал Хейке, когда старшие дети застенчиво вошли в комнату, чтобы поздороваться. — Ну, как у тебя дела сегодня? — спросил он старшую девочку.

— Спасибо, хорошо, — она сделал книксен, глядя на него преданными глазами. — Микстура от кашля ужасно невкусная. Но в груди болит намного меньше.

— А вы ходите с компрессами, как я и просил?

— Да, конечно! А запах — как в лесу.

— Да уж, это странная смесь, — улыбнулся Хейке.

— Старший мальчик вообще не кашлял сегодня ночью, — сказала Хульда. — Да и сама я чувствую, что в груди стало мягче.

— Отлично! Но вы же знаете, что все это займет время. А четверо малышей?

— Да, у малышей температура, с ними не все хорошо. А другие, как раньше. Подумайте, Нильссон…

Она взглянула на детей и замолчала. Но не смогла удержаться, чтобы не продолжить:

— Никак не могу забыть про это! Ясно, что сейчас многие будут рады.

Они отреагировали на ее слова именно так, как нужно. Не издевательство, всего лишь мысль о том облегчении, которое многие испытают.

— А что, мама? Что случилось с Нильссоном?

— Да ничего, это я просто так.

Она смотрела на руки Хейке, которые надежно обхватили слабенькое, тщедушное тельце ребенка. Ее любимое дитя. Младше него был только малыш двух лет. Она никогда и не рассчитывала на то, что ему удастся стать старше, но вместе с тем гнала от себя мысль о смерти. Цеплялась за каждый день. Он жив пока! И невозможно думать о том, что будет в далеком будущем! Иначе она не выдержит.

Но теперь?.. Смеет ли она надеяться? Да нет, не стоит. Не разрешать себе так думать.

— А где Густав? — спросил Коль. Хульда удивленно взглянула на него.

— В шахте, разумеется…

— В шахте? А что он там делает? Ведь у него выходной!

— Да нет, разве мастер не знает? Вчера приходил хозяин и ужасно рассердился, что никто не работает, он заставил Густава и еще нескольких человек выйти на работу.

— Что?

— Да. Густав ненадолго забежал домой сегодня ночью, и сказал, что хозяин просто обезумел, и сейчас, пока этого трусливого мастера нет на месте, они пробьют северный забой. Ох, простите, это не Густав так сказал, а хозяин.

Коль лишь кивнул не слишком внимательно. Его смуглая, золотистая кожа сильно побледнела.

— А что, хозяин смог всех заставить?

— Нет, столько народа ему, наверное, и не надо. Он и не осмелился, взял только тех, кто не разозлился.

— А заплатить обещал?

— Ой, ну да! Сказал, что они получат много денег, потому что у него их куча. Человек 5—6 увел с собой.

— Кого?

— Густава, ведь он кузнец, он должен был пойти с ними, хоть ему и не хотелось. Он предпочел бы побыть сейчас с детьми. Да, и еще я знаю, что Сюне и Сикстен тоже были с ними. И Севед. А больше я ни о ком не знаю.

— Анна-Мария, — сказал Коль и повернулся к ней. — Я должен идти. Ты сможешь принять ленсмана?

— Нет, я хочу пойти с тобой.

Лучик нежности на секунду осветил его суровое лицо.

— Ты не можешь сейчас.

— Хорошо, тогда я дождусь ленсмана. Хейке на мгновение ослабил руки, сжимавшие грудную клетку ребенка.

— Мы договорились с Вингой, что пойдем покупать рождественские подарки, как только она вернется. Нам надо сделать еще много дел. Но, наверное, будет лучше, если…

— Нет, поезжайте, — сказал Коль. — Вы здесь люди посторонние, и вам не надо давать втягивать себя в наши проблемы.

И он заторопился в сторону дороги, ведущей к шахте, а Анна-Мария подумала, что ей не хотелось бы сейчас оказаться на месте Адриана Брандта.

Когда Коль добрался до шахты, больше всего он был похож на грозовую тучу. Было тихо — и снаружи, и в маленьком сарае, где он обычно размещался, и куда парни могли зайти погреться.

Но внутри шахты он слышал голоса, они эхом отзывались в ходах.