Глубины земли

— Нет ничего, чего я желал бы сильнее, — сказал Коль. — Я и сам об этом думал, но не отважился предложить. Но будет ли ей там спокойно…

— А где ей будет спокойнее?

— Я хотел сказать… я так люблю Анну-Марию — очень люблю, и я… она нужна мне. Очень-очень. Я не знаю… смогу ли я… когда она будет так близко от меня…

— Послушай, Коль, — сказала Винга и положила ладонь ему на руку. — Анна-Мария очень одинока, а сейчас она к тому же еще и растеряна, сбита с толку, она плачет и боится. То, что ей надо сейчас, это чувствовать, что рядом с ней есть человек, который заботится о ней. Тот, с кем она сама хотела бы быть. Так что совершенно несущественно, чем обернется эта близость. Чем ближе, тем лучше, хотела бы я сказать.

Лицо Коля было совершенно неподвижно, но в глазах его промелькнула искра понимания того, о чем говорила проницательная Винга.

Он повернулся к Анне-Марии.

— Ты хочешь? Я имею в виду, остаться у меня сегодня ночью?

Она дрожала, как и вообще в последние часы. Ей казалось, что вся кровь ушла из ее тела уже давно.

— Винга права, — сказала она. — Я уже не могу больше. Разреши мне побыть у тебя, меня это очень успокоит.

— Ну, ладно, — сухо сказала Винга. — Я уже не так уверена в этом покое. В этом мужчине много скрытого и нерастраченного жара, Анна-Мария. Тебя ждет много радости. Хейке улыбнулся.

— Пусть моя жена не шокирует тебя, Коль. Она не поддается воспитанию, и из нее никогда не выйдет салонная дамочка.

— Мне кажется, она замечательная, — сказал Коль. — И она так хорошо все понимает.

— Еще бы, — ответил Хейке с дружеской ухмылкой и направился в дом кузнеца, чтобы взять малышей в руки, дающие жизнь.

Коль озабоченно поглядывал на Анну-Марию, пока зажигал лампу в своей спальне. Она сидела на краешке его кровати, крепко сжимая в руке ночную рубашку, которую она захватила с собой. Когда они шли через пустошь, она не выпускала его руку ни на секунду, и жутко боялась, что он может сейчас уйти от нее.

Коль хотел предложить, что он сам этой ночью может поспать на скамье в кухне, чтобы это чужое, прекрасное существо, бывшее сейчас в его доме, смогло поспать на его постели. Но он понял что это было мертворожденное предложение. Он должен быть с ней, успокаивать ее, чего бы это ни стоило! И он должен сделать все возможное, чтобы не злоупотребить ее состоянием.

Но сможет ли он не сделать этого?

Все те ночи, когда он лежал и думал о ней, тосковал о ней! Он думал о том, что будет добр с ней, примет ее под свое крыло. Но ему не удавалось погасить непреодолимое влечение к ней, как ему этого не хотелось. Анна-Мария была очень привлекательной женщиной, весьма эротичной. Она двигалась чувственно, ее улыбка была чувственной, она была словно создана для любви. И Коль пал уже в первый день, когда он так неохотно говорил «с чертовой школьной мамзелью». Это случилось здесь, в этом самом доме после того, как они проводили домой Эгона. Она побывала здесь, и дом уже не был прежним. На каждый находящийся в нем предмет он смотрел, связывая его с ней…

— Ты не хочешь лечь? — неуверенно спросил он. Она ответила напряженным голосом:

— Да. Но мои волосы… Я не могу лечь с такими грязными волосами. Стоит мне к ним прикоснуться, как вокруг меня поднимается облако шахтной пыли.

— Мои не лучше.

— Но мои длиннее. Я не могу… вымыть их, Коль?

— Да, конечно. Посмотрю, осталась ли после Лины в котле горячая вода.

Она была. И Коль водрузил на кухонную скамью корыто.

— Могу помочь, если хочешь, — нерешительно сказал он, не зная, вежливо ли это.

— О, спасибо! А Лина придет завтра утром?

— Успокойся и ничего не бойся! Твои родственники сказали ей, что не нужно.

Анна-Мария по-прежнему двигалась, как во сне. Но мытье волос как бы заставляло ее думать о чем-то другом.

Она застенчиво спросила, может ли она снять платье. Конечно, он не мог сказать «нет», но его внезапно прошиб пот.

Как он и думал, белье ее было белым, тончайшим и очень изящным. Кружева на нижней юбке были невероятной красоты. Было очевидно, что, забежав на секунду домой, она переоделась.

Коль вынужден был на мгновение закрыть глаза. Стоять рядом с этим пленительным созданием и намыливать ей волосы было нелегко. Он попытался сосредоточиться на всех ее синяках и на ярости к тому человеку, который косвенно был их причиной. Но все равно заметил, что руки его дрожат и ему трудно дышать.

Но для Анны-Марии мытье волос означало, что натянутые внутри нее струны расслабились.

— Я думаю взять с собой в Шенэс Клару и все ее семейство, — сказала она, и слова ее эхом отозвались в корыте. — И Клампена с дочкой. Там есть и жилье, и работа для них.

— Здорово, — напряженным голосом произнес Коль, он как раз собирался дотронуться до ее обнаженных плеч. — Значит, ты частично решишь мои проблемы. Шахтерам подыскать работу довольно просто, они ребята холостые и легко устроятся в любом шахтерском поселке на побережье. Если тебе мыло попадет в глаза, то вот полотенце. А вот с семьями, где есть дети, хуже.

О, ему придется на секунду встать прямо у нее за спиной! Это было плохо, мыло выскользнуло из его онемевших рук, настолько он потерял над собой контроль.

— Но крестьянские дворы, они ведь всегда были здесь?

— Да, Лина и остальные останутся здесь. О лавочнике я не особенно забочусь, он устроится.

Анна-Мария немного неуверенно произнесла:

— Я могла бы поговорить с семьей Оксенштерн о Бенгте-Эдварде. Может быть, они могли бы помочь его семье получить дом и работу недалеко от Стокгольма. Я собираюсь оплачивать его уроки пения, петь на ярмарках — еще чего не хватало!

— Да, ты права.

Неужели она понимает по его голосу, насколько он возбужден? Он надеялся, что нет. Анна-Мария медленно произнесла.

— А… Керстин тоже бегала за тобой?

Коль думал, что же ответить, пока менял ей воду.

— Она была очень агрессивна. Постоянно смотрела на меня с вызовом. Ей нравилось заигрывать со мной, провоцирующе и бесстыже.

— Вот как, — сухо сказала Анна-Мария. — Значит, она бегала за тобой. И пыталась скрыть это с помощью придирок. Бедные девушки. И Селестина…

— Нет, знаешь, мне их не жаль. Они постоянно обращались со всеми так, как будто были намного выше их.

Она ополоснула волосы и собиралась отжать воду. Коль, почти парализованный, стоял рядом с ней, его тело прикасалось к ее телу, и он не смел отодвинуться, он бы безнадежно пропал, если бы немедленно не покончил с этой тягой! Ему казалось, что он должен положить руки на ее грудь, которая была видна в вырезе рубашки, это придавало невероятную чувствительность кончикам пальцев, у него были и другие видения, но он даже не смел думать о них. Он так старался держать себя в руках, что его крепко сжатые губы побелели.