Глубокая любовь

— Черт возьми, да. Я в деле.

Еще раз, пожав ему руку, я обошел грузовик и сел в него.

— Так это тот Тайлер, который бегал голышом по А&М?

Я завел грузовик и посмотрел на нее.

— Эм-м, нет. Это был я.

У нее открылся рот.

— Что? Я думала, Тревор сказал, что это его друг Тайлер.

— О, Тайлер тоже сделал это... после того, как я поспорил с ним, что ему слабо. Он просто оказался тем, кого поймали.

— Ты меня удивляешь, Уэйд Адамс, — уголки ее рта приподнялись.

— Неужели? — спросил я невинным голосом.

— Как только я думаю, что уже тебя знаю, ты преподносишь что-то неожиданное.

Я пожал плечами.

— Оставайся поблизости, и я уверен, что сделаю что-нибудь еще, чтобы удивить.

Ее глаза потемнели, и она зажала зубами нижнюю губу.

— Я надеюсь.

Мы отвернулись одновременно.

Твою мать. Она хоть представляет, насколько чертовски сексуально это выглядит? Конечно, понимает. Она пишет романы.

Казалось, в грузовике потрескивал воздух от повисшего странного напряжения.

Через десять минут я подъехал к закрытым воротам дома.

— Где мы находимся? — спросила Амелия.

— Детский дом, который основали мои бабушка и дедушка. Они удочерили мою мать, когда ей было четырнадцать. Наблюдать, как подростков перебрасывали из дома в дом, их убивало. Они создали Дом Вранглера для детей, которые были в системе опекунства в течение многих лет, и им не повезло быть усыновленными.

Амелия уставилась на здание.

— Дом для детей. Как грустно.

— Да. Сейчас здесь не так много детей, как когда моя мать была маленькой, — сказал я, набирая код на воротах. — Мои дядя и тетя живут здесь, и в значительной степени, являются родителями этих детей. Я потерял счет тому, скольких они вырастили и отправили в большую и лучшую жизнь. Каждый из них поступил в колледж, оплаченный фондом моих бабушки и дедушки. Некоторые из них сейчас женаты и имеют собственных детей, и если могут, отдают деньги фонду.

Амелия сидела молча, пока осматривала территорию.

— Твои бабушка и дедушка, должно быть богаты, для того чтобы иметь возможность управлять чем-то вроде детского дома.

— Нефть, — ответил я.

— Это место потрясающее.

Справа от меня тетя давала двум девочкам уроки верховой езды.

— Это довольно удивительно. Этим детям повезло, по крайней мере, у них есть стабильный дом и люди, которые любят и заботятся о них. Мик и Ванда – их семья.

— Это твои дядя и тетя?

Я кивнул, подъезжая к дому по круговой дороге. Мик вышел, одетый в огромную ковбойскую шляпу, с улыбкой, широкой, как небо Техаса.

Выпрыгнув, я направился к нему.

— Мик, рад тебя видеть.

Он притянул меня к себе и удержал на дольше, чем обычно. Это был первый раз, когда мы встретились после похорон.

— Как ты, мальчик? Черт возьми, я рад, что ты вернулся в Техас, сынок.

— Я тоже, Мик. Я тоже.

Глаза Мика блуждали поверх моего плеча, и он широко улыбнулся.

— Не надо ничего придумывать. Она друг и все, — сказал я приглушенным голосом.

— Она чертовски красивый друг.

Я не смог удержаться от смеха. Он был прав насчет этого.

Не успел я опомниться, как Амелия оказалась в объятиях моего дяди, и он повел ее вверх по лестнице.

— Подожди, пока мальчики тебя не увидят. Они подумают, что умерли и попали в рай, — сказал Мик с громким глубоким смехом.

Когда я последовал за ними, меня охватило мучительное беспокойство, накрывшее волной нервозности. Может, мне не стоило позволять Амелии идти с нами. Это было личное. Что-то, чем я не делился со многими.

Так почему я думал, что смогу поделиться с ней?

Я получил ответ, как только вошел в дом. Четверо детей окружили ее, а десятилетняя малышка Энни потащила Амелию в игровую комнату. С широкой улыбкой Амелия дала себя вовлечь.

— Что мы будем делать? — спросила она с предвкушением в голосе.

— Наряжаться! — сказала Энни, а старшие застонали.

Когда они вошли в другую комнату, мои щеки болели от улыбки. Мик встал рядом со мной и ударил меня по плечу.

— Парень, это выражение на твоем лице не кричит, что это твой друг. Оно кричит – это она.

Я в полном дерьме.

АМЕЛИЯ

Прошло два часа с тех пор, как мы прибыли к Мику и Энни. Я познакомилась со всеми двенадцатью детьми, и каждый обладал своей яркой индивидуальностью. Маленькая Энни была младшей и жаждала моего внимания. Первые сорок минут я посвятила ей, а потом предложила выйти на улицу и поиграть в волейбол. Старшим детям понравилась эта идея, и даже Энни увлеклась игрой.

Уэйд играл в противоположной команде, и я не ожидала, что мне будет так весело. После того, как игра закончилась, мы вернулись в дом, где познакомилась поближе с Миком и Вандой. Они оказались удивительными людьми. Мик был братом матери Уэйда. Они были очень близки в детстве. Его тоже усыновили, только через несколько лет после матери Уэйда.

— Похоже, это очень полезный, но тяжелый труд, — сказала я Ванде, помогая загрузить в посудомоечную машину миски, которые мы использовали для мороженого.

— Да, работы много, но мы всех их любим. Энни – наша биологическая дочь. Джеймс, старший, тоже. Следующей осенью он отправляется в Техасский колледж. А мне уже сейчас становится грустно.

Я прислонилась к стойке и заглянула в гостиную. Джеймс сидел рядом с Уэйдом и мальчиком по имени Томас, играя в видеоигру.

— У моих родителей семеро детей, поэтому я люблю хаос.

— Действительно, хаос, — усмехнулась Ванда. — Но нам не хотелось бы ничего менять.

Я не могла оторвать глаз от Уэйда. Он много времени проводил с каждым ребенком. Никогда бы не догадалась, что эти семеро детей не были с ним одной крови. Он обращался с ними как с родственниками.