Глубокая зона
Шрифт:
Стиснув зубы, Канер процедил:
– Несет разлагающимися трупами, горелым дерьмом и гниющими отбросами.
– На твоем месте я бы говорила потише, – мягко предупредила Халли. – Взгляни наверх.
– Святая Мария, – ужаснулся Аргуэльо. – Вот это да… Ни разу не видел такой огромной колонии.
– Как думаете, сколько их тут? – Даже голос Боумана звучал удивленно.
– Если учесть размер зала – миллион, не меньше.
В пятидесяти футах над их головами свод пещеры был покрыт устроившимися на ночлег вампирами – с потолка будто свисала огромная серая борода. Покрытые шерстью тельца летучих
– Говорят, древние вожди инков носили накидки из шкурок вампиров, – произнес Аргуэльо с благоговейным страхом. – Как им удается… э-э… какать, вися вверх тормашками?
– Они на мгновение меняют позу, опорожняются и вновь принимают обычное положение. – Халли покачала головой. – Поразительная акробатика.
– Значит, мы бредем по озеру из гуано, – отозвался Аргуэльо.
– Наверняка кишит бактериями и вирусами. – Голос Канера, пораженный и одновременно испуганный.
– Ничего, Эл, скоро мы отсюда выберемся. Другого пути нет.
– Отвратительная дрянь. – В голосе Боумана никакого любопытства, только брезгливость.
– Могло быть и хуже, – безразлично произнесла Халли и стала ждать реакции.
На наживку клюнул Канер:
– Куда еще хуже?
– Летучие мыши только что вернулись на насест с ночной охоты. Вот-вот их маленькие кишечники заработают. Начнется ливень из кровянистого гуано.
– Пожалуйста, пойдемте быстрее, – забеспокоился Аргуэльо.
– Да, но все же не так быстро. Дно здесь неровное. Можно упасть и нахлебаться гадости.
– Боже правый, только не это! Давайте скорее. – Даже крутой Хейт и тот встревожился.
Еще через пять минут Халли почувствовала, как дно пошло вверх, и вскоре она стояла на скалистом берегу «озера», наблюдая, как выбираются остальные. Наконец все собрались – по грудь измазанные густыми, зловонными фекалиями.
– Вонючая бригада. – Хейт по-кроличьи дергал носом, безуспешно пытаясь увернуться от запаха.
Канеру было не до смеха.
– Что дальше?
– Теперь примем душ. Идемте.
Халли подвела их к маленькому водопаду, стекающему с уступа переливающейся золотым и рубиновым цветами породы. По очереди, не снимая шлемов, они стояли под этим природным душем, пока прозрачная студеная вода не отмыла дочиста комбинезоны. Халли приняла «душ» последней.
– Как называется это место? – спросил Хейт.
– Озеро Мышиного Дерьма. Как же еще?
– Идемте! – резко оборвал Боуман. – Халли, ведите нас отсюда.
Она посмотрела на него, немного помедлила и кивнула. Несмотря на грубость, что-то в этом большом человеке ее привлекало. Она вспомнила игру в «гляделки», как он ей подмигнул… Именно этим и отличалось его поведение от поведения сотрудника спецслужб. Парень не прост, а значит, жди сюрпризов. Которые – она испытала это на себе – могут быть приятными и не очень. Однако какими бы ни были сюрпризы, с ними было лучше, чем вообще без них.
Тропа вновь стала круче. В конце концов она привела к громадному входу почти прямоугольной формы, двадцать на тридцать футов, в каменной стене, верха которой не достигали огни фонарей. Здесь весь воздух, поднимавшийся из бездонных
глубин пещеры, сжимался и дул сквозь отверстие с такой силой, что Канер ухватился за золотистый сталагмит, чтобы устоять на ногах.– Я бывал во многих пещерах, – сказал он, – но не помню, чтобы где-нибудь дул ветер такой силы из бреши такого размера.
– Знаете, что говорят о пещерах? Дышит – значит, живет, – вымолвил пораженный Хейт.
– Что на той стороне? – Боуман направил луч фонаря в полость, пытаясь рассмотреть рельеф.
Следуя правилу спелеологов не светить в глаза собеседнику, чтобы не ослепить, Халли навела фонарь ему на грудь.
– Место, где погибло множество людей.
Она повела группу дальше, через валуны, мимо бездонных шахт, сквозь «сады» разноцветных спелеотемов – белых и красных и черных сталактитов и сталагмитов. Некоторые по толщине не уступали стволам деревьев – исполинские, уходящие ввысь колонны. Другие, более молодые сталагмиты торчали шипами из пола Куэва-де-Луз.
Темнота здесь была абсолютной. Она обрела вес, как вода при погружении, и поглощала лучи фонарей быстрее, чем любая темнота на поверхности. Давила на тело и разум. Были и другие физические проявления присутствия пещеры. Ее дыхание, осязаемое, сильное, дуло в грудь и в лицо, заполняло ноздри. Теперь в воздухе не ощущались запахи нечистот и разложения; впрочем, ароматами поверхности земли тоже не пахло. Воздух из самых недр пещеры имел медный привкус свежей крови и других, не знакомых миру света вещей.
Вот настоящее сердце тьмы, думала Халли. Храни нас, Чи Кон Ги-Хао.
14
Они вошли в узкий, петляющий коридор, затем, как по дымоходу, упираясь руками и ногами в противоположные стены, спустились по вертикальному желобу и попали в зал, где вполне могло бы уместиться футбольное поле. Почти в центре лежала серая каменная плита размером с автобус. Следуя за Халли, группа пробралась через булыжники и обломки породы к громадной плите, вокруг которой клубился пар от небольшого ручья – ответвления главной реки пещеры.
– Ну и камешек, – произнес Хейт, направив фонарь на плиту и тщательно ее рассматривая.
– Есть кое-что поинтереснее. – Халли опустила фонарь к подножию плиты, осветив край каменной платформы.
– Боже правый… Это похоже на… – Канер не договорил.
Зато договорил Боуман:
– На кости. Человеческие кости. Верно, Рафаэль?
– Да. У древних куикатеков было много богов. Люди полагали, что человеческие жертвы помогут добиться милости этих богов. Особенно Чи Кон Ги-Хао.
– Кости-то все маленькие, – выдавил Хейт.
– Они верили, что самые убедительные жертвы – это дети, – печально проговорил Аргуэльо. – Их души чисты, а значит, более действенны.
– Как им удавалось забраться на такую глубину? – уже с профессиональным интересом спросил Хейт. – Как минимум два часа идем после сумеречной зоны.
– Выстраивались в ряд от поверхности земли до места убийства, каждый нес в руках факел, – объяснил Аргуэльо.
– Почему именно здесь?
– Этого мы не знаем. Одно несомненно – они считали, что такие места обладают великой силой.