Глубокий рейд. Записки танкиста

— Этой работой наш Свиридов может заниматься по сорока восьми часов в сутки, товарищ командир. Оттого он последнее время и «сбавил» с семидесяти килограммов до восьмидесяти шести.

Свиридов тоже улыбнулся и, погрозив огромным кулачищем шутнику, сложил свой завтрак в карман и поспешил за мной. Мы забрались с ним на колокольню и огляделись вокруг. Где-то там должен идти наш танк. Дорога на белом фоне равнины едва заметна. Справа виден темный лес. Позади нас еще не погасло зарево от догорающего склада боеприпасов.

Широки просторы Украины, — подумал я. — Даже мне, всю свою жизнь прожившему на Брянщине, в лесной местности, любы эти бескрайние дали и обрывистые овраги и балки, в объезд которых тянутся бесконечные ленты дорог. Очень красивые места. Что же чувствует, глядя на них, человек, родившийся здесь, с детства привыкший ко всему этому! И вспомнил я, как радовался вновь вступивший на свою землю пожилой солдат: «Дывытесь, хлопцы, — взволнованно говорил он, сняв шапку и вздыхая полной грудью, — дывытесь уси! Це наша Вкраина!»

Свиридов задумался и вдруг, словно продолжая мою мысль, сказал:

— А ведь и вправду, на Украине и дышится глубже и ходится легче.

Оказалось, что мы со Свиридовым думали об одном и том же. Потом мы долго всматривались в серую дымку дали, но впереди ничего не было видно. И вдруг показался какой-то темный комочек.

— Танк! — крикнул Свиридов.

Теперь и я видел, что это возвращается наша машина. Спустились с колокольни и поспешили навстречу танку.

— Как дела? — крикнул я автоматчикам, как только машина остановилась.

— Противника близко не обнаружили, товарищ старший лейтенант, — доложил соскочивший первым с танка Овчаренко. — В каком направлении он есть, сказать трудно.

— А что такое?

— Дорог-то кругом чертова дюжина, а по какой ехать — кто знает?

— Ничего, как-нибудь разберемся. Позови-ка, Овчаренко, ко мне командиров машин да предупреди доктора, что выступаем.

Сержант побежал выполнять приказание. Скоро собрался весь командный состав. Коротко обсудив план дальнейших действий, мы сели на машины, и колонна двинулась.

Провожая самоходки и танки, жители деревни вышли вслед за нами на дорогу. Но не успели мы все выехать, как широкая улица опустела. Следуя совету Кудряшова, люди быстро покидали родную деревню.

На окраине Шишиловки к колонне присоединился и взвод Петрова. Нам предстояло пройти около тридцати километров в сторону от Шишиловки, к хутору Червякову, стоявшему у большого лесного массива, где я и наметил дневную стоянку.

В этом направлении шло много разветвляющихся в разные стороны полевых дорог, правда, изрядно занесенных снегом, но все же достаточно заметных. Чтобы не сбиться с пути, мы охотно взяли с собой в проводники шишиловского паренька Ваню Рыбалченко. Он знал эту местность вдоль и поперек, так как всегда носился по округе с разными поручениями домашних. Почти в каждой деревне у него жили дяди, тети и другие родственники, да и своих дружков-одногодков было немало.

В Червякове я рассчитывал распрощаться с Ваней, но ему не хотелось уходить от нас. Он чуть не расплакался, уговаривая оставить его в отряде. Поколебавшись немного, я все же разрешил ему остаться. «Все равно ведь, — думал я, — в деревне он никого не найдет, а в лесу его ждут не меньшие опасности». Ване выдали трофейный автомат, предварительно научив его с ним обращаться. Двумя гранатами и «парабеллумом» он сумел обзавестись сам во время боя отряда в его деревне. Вел Ваня наш отряд по окольным дорогам. Мы шли без остановок.

За весь переход никого на пути не встретили и к семи часам утра уже прибыли на место.

Хутор, состоявший когда-то из пятнадцати домов, был до основания разрушен. Кое-где еще торчали полуразваленные трубы русских печей. Жители разоренного хутора разошлись к родственникам и знакомым по окрестным селам. Место для остановки было очень удобным. Ни одного села ближе пяти километров, а рядом густой хвойный лес. Под ветвями огромных елей легко было укрыть танки. Отряд рассредоточился, но машины мы поставили на расстоянии пятнадцати метров друг от друга.

Ветер утих, и повалил крупный пушистый снег. Ничего не было видно в десяти шагах. Погода пока что работала на нас. Полчаса, час такого снегопада — и сугробы укроют не только следы гусениц на дороге, но и отлично замаскируют наши танки.

В машинах оставались дежурные. Танкисты вместе с десантниками отогревались в наскоро сооруженных из брезентов палатках у плоских железных печек, предназначенных для обогрева танков при длительных стоянках. На опушке леса встали дозорные.

Ваня Рыбалченко получил первое боевое задание. Снова переодевшись в свои рваные брюки и телогрейку, в ушанку из собачьего меха, он вместе с Овчаренко уходил в разведку. Вид у Овчаренко был тоже вполне подходящий, но почти все шло насмарку из-за того, что он не имел гражданских документов. Поэтому по возможности он не должен был попадаться на глаза немцам и полицаям.

Разведчики отправлялись в большое село Поповку, расположенное в семи километрах от Червякова. У Вани там жили родственники. К четырем часам дня разведчики должны были возвратиться в отряд. Темнеть начинало рано, и не позже шести часов вечера я предполагал снова выступить.

Ваня и Овчаренко ушли. Все было спокойно. Снег сыпал не переставая. Я сильно продрог, хотя оделся тепло. Над палаткой поднимался легкий дымок из железной трубы, выведенной под край брезента. Он манил меня к огню.

Вынужденное бездействие всегда угнетает, а здесь, в тылу врага, нервы у всех нас были напряжены. Некоторые, менее выдержанные, вроде автоматчика Величко, могли размагнититься. Следовало чем-то занять людей. Хотелось поговорить об этом с Кудряшовым, а его поблизости не было. Спросил у дежурных, но они тоже его не видели. Из палатки под большой елью выскочил раскрасневшийся Свиридов. Схватив пригоршню снега, он стал жадно глотать его.

— Свиридов, что ты делаешь? — окликнул я его.

— Пить до смерти захотелось, товарищ командир.

— То-то, до смерти. Свалиться захотел, что ли? Замполита не видел?..

— Он тут в палатке с нами, — заулыбался Свиридов. Там Мальченко комедию про Чечирко рассказывает.

Я вошел в палатку. Здесь царило большое оживление, казалось, что люди забыли об опасности. В центре палатки сидел башенный стрелок Мальченко. Он рассказывал о похождениях Чечирки, а тот, большой и неповоротливый, ерзал на обрубке бревна, шмыгал носом и вообще всем своим видом показывал крайнее смущение и протест против насмешек над ним.