Глупые игры... в Любовь

… бережно уложил меня на кровать и тут же повис сверху.

Смутилась. Пристыжено сжалась.

Едва дышала…

– Маню, я… я…

– Не бойся, ничего бойся, моя девочка. Ничего. Я не причиню тебе боль. Доверься мне…

… проворно скользнув рукой по животу вниз, тут же добрался до змейки моих джинсов и резко дернул. Та уныло запищала и поддалась.

– Маню… МАНЮ… Я не хочу, - я , я…

– Тише! – немного приподнялся, давая больше свободы себе для движений, и тут же сорвал с меня штаны.

– ОТПУСТИ! – нервно дернулась. – ОТПУСТИ МЕНЯ!

Едва попыталась скинуть его с себя, едва…, как резкий удар, жгучая пощечина с лязгом, дикой желчью и яростью влипла мне в лицо.

– Молчи, СУКА! Иначе УБЬЮ!

И ни слезы, и ни мольба не помогли…

… ничего.

Две с половиной недели уже прошло. Две недели и четыре дня.

А по мне, по мне, как вчера. Как сегодня…

Время лечит?

Не знаю. Не знаю.

Нынче моими врачами стали… СПИРТНОЕ, ДУРМАН И ВЕЧНЫЙ СОН.

«Ты такая, как все»

«Ха-ха, нашей ботаничке засадил»

«Обули заучку»

«Пусть меньше свои книжки читает»

«А с виду такая тихая!»

«Да она такая самая овца, как и все те дурочки, что за ним бегают. И чем только думала?

– Ясное дело, чем…»

Вот. Вот эта точка, от которой я рысью помчала вперед.

Вот и всё.

Прежней меня… больше нет.

Но не ради других, не ради… НЕГО.

Ради СЕБЯ.

Я стану лучше, ярче. Неповторимой. Уникальной… и желанной.

Кинжал в спину… прошлому. И отныне – СВОБОДНА.

… и НЕДОСТУПНА.

Ненавижу, ненавижу мужчин.

… и любой ценой… заставлю их СТРАДАТЬ.

И не слезы нынче на моих глаз. Нет.

Это – блеск ярости,

взрывы злости,

раскат ненависти.

ПРЕЗИРАЮ.

ПРЕЗИРАЮ… всех вас!

Истинно презираю…

Глава Вторая

***

Знаете, что больше всего бесит в моих родителях?

… их идеальность.

Здравомыслящий, наверняка, сразу бы потянулся к телефону… и судорожно набрал номер «неотложки»…, едва услышал эти слова.

Что же. Ваше право, сударь.

Просто, понимаете.... У моих сверстников, тех, кого я раньше считала друзьями (пока их истинные лица не открыл этот мой… случай), их семьи – настоящее, если не чистилище, то исчадье ада.

… ссоры, разборки, скандалы. Драки.

Все это, бесспорно, ужасно. УЖАСНО!

Но привычно. Свыклись.

Притерлось. Приелось.

Никого этой новостью уже не удивишь.

И даже… это горе – причина для сплочения, ПОНИМАНИЯ друг друга.

А идеальные, правильные, СЧАСТЛИВЫЕ… никому не нужны.

Не ищите, люди, друзей В БЕДЕ, а ищите – в СЧАСТЬЕ!

…

Их там… нет.

Нет.

Вот и у меня… за те мои шестнадцать лет… никого… искреннего так и не появилось.

Я одна, одна. ОДИНОКАЯ.

Во всем.

Стараниях, начинаниях, мечтах…

Но все это… сопли детства, пустые вздохи.

Больше всего раздражает то, что у меня… У МЕНЯ такой идиллии, как у них, в жизни нет.

И не будет.

Я – выродок. Выродок в семье.

Мой сводный брат, Мигель (еще один экземпляр мудрой, «неземной» идеальности), и тот более похож на моих родителей (хоть и не родной сын), ближе им, чем такой… недоделок, как я.

Вот стараюсь, занимаюсь – и у меня получается.

Учеба, олимпиады, конкурсы…

Но разве это то, что мне нужно?

Я хочу ПОНИМАНИЯ! Хочу ЛЮБВИ! Хочу ДРУЖБЫ!

А в итоге… только осколки, ошметки… или огрызки.

Я – урод. УРОД.

Что же, отныне я буду гнуть эту линию… уже умышленно.

Не такая, другая. Уникальная.

Пусть дурная, ненужная, грубая, глупая, ПРОПАЩАЯ…

УЖЕ НЕ ВАЖНО.

Мизантроп[2] – это не просто слово. И даже не диагноз.

Это – ПРИГОВОР.

***

Знаете, какая у меня недавно забава появилась?

Соблазняю мужчин… (да, мужчин, на мальчиков… у меня нынче страшная аллергия).

Соблазняю, довожу до кондиции, а затем сбегаю.

Я не сплю с ними, если вы об этом.

Это и есть моя черта.

За нее… ни один урод, не пройдет.

Словно самоубийца… радуюсь остроте ножа, идеальности ровной поверхности лезвия, прочности удавки…

Я играю, играю с огнем.

Кто расстраивается, кто даже плачет.

Кто смеется и хохочет от правды.

Кто унижает…

Кто бьет.

Мне все равно. Все равно. Делайте, что хотите, но меня не получите.

Вот такая у меня игра… в любовь.

Я вырву столько сердец, сколько позволит мне эта жизнь.

Пока не сдохну.

***

– Жо, может, спустишься вниз? У нас гости.

Пусть подавятся… Какого лешего приперлись?

– Тетя Виттория? Дядя Шон?

– Здравствуй, малая.

– Ч-что ты с собой сделала? – оторопевши, уставилась на меня крестная.

– Вот об этом я тебе и говорила, - тяжело вздохнула мама и печально улыбнулась. – Теперь она у нас - такая…

– А мне нравится, - торопливо вставил слово мой дяденька и крепко обнял за плечи.

Пусть знакома я с ним недолго, чуть больше года (ведь с крестной они поженились совсем недавно, правда, знакомы… давно; в общем, неважно), но за все разы общения – он для меня был настоящей находкой. Хороший друг, приятель. Я иногда для таких … уникальных (в положительном аспекте слова) выделяю в третий пол – ведь негоже такого хорошего человека относить к тем уродам (мужчинам). И да, в том списке еще были отец, брат и дедушка.

Вот и теперь Шон поддержал меня. Кто бы сомневался?

– Полгода отсутствия – и такие перемены. Ты меня пугаешь, Жозе, - все еще недоумевала тетя.

– Ничего, все это к лучшему, - мило улыбнулась в ответ и, едва оторвалась от Шона, тут же принялась расцеловывать свою крестную (и подругу в одном лице; что не говорите… года идут – а она только и молодеет, душой и телом! Теперь мы даже на вид мало чем отличаемся… да, ребята, и такое в жизни бывает!). – Я так скучала.

– Прости, не могли раньше вырваться. Майя рожала. Вот мы всем семейством и поддерживали ее весь этот период.