Гнёт Луны

— Ути-пути, — Илона пробралась в коридор и зарылась в мешки в поисках чего-нибудь вкусненького.

Она сорвала пищевую пленку с говяжьей вырезки и с жадностью заглотила весь кусок не пережевывая. Ил замерла, чувствуя, как обруч боли сжал ее грудь, и к ней незамедлительно подскочил Феликс, который рывком поднял ее, надавливая на солнечное сплетение. Она с омерзительной отрыжкой исторгнула из себя склизкий ошметок говядины.

— Я больше так не могу, — Ил повисла в руках мужчины и вытерла рот, печально глядя на окровавленную вырезку у босых ступней. — Дай мне умереть.

— Нравится тебе или нет, но ты теперь часть моей стаи, моей семьи, Пинки, — прошипел Феликс. — Я тоже не в восторге, но я вынужден заботиться о тебе. Я совершил большую ошибку и теперь несу за тебя ответственность.

— Пусти.

Илона выскользнула из объятий равнодушного мужчины и устало зашлепала на кухню. Она заварила кофе, утопая в отчаянии и печали, и села у окошка, наблюдая за Мехметом, который раскачивал чернявого внука на качелях.

— Мне станет легче? — она отхлебнула горькой жижи.

— Нет, если ты будешь дальше упрямиться и играть в гордую одиночку. Я могу стать тебе другом, Пинки, — мужчина тяжело вздохнул. — Ты обрела новую семью.

— Господи, — она закрыла глаза. — Нет ничего гаже жить рядом с тем, кто тебя просто терпит. Я не хочу быть вынужденной частью семьи, Феликс. Я достойна не жалости, а любви. Какой тогда смысл в семье? Нет. Никакого в этом смысла.

Ил улыбнулась, когда Мехмет подхватил внука на руки и крепко его обнял. Она тяжело поднялась и вернулась в спальню под мрачным взглядом Феликса. Девушка с кряхтением достала из шкафа чемодан и начала закидывать в него свои скромные пожитки.

— Куда это ты собралась? — Феликс нахмурился.

— Домой, — она вытащила из комода стопку чистых трусиков и кинула к остальным вещам. — К маме и папе.

— Тебе нельзя…

— Они моя семья, — она подняла с пола зубную щетку и сердито посмотрела на мужчину. — Не ты. Потому что именно они подарили мне жизнь в любви и счастье. К черту тебя, твоих волков, луну, лес и прочую хрень. Моя первая любовь тоже меня жестко отфрендзонила, но я пережила. Под грустную музыку, мамины салатики и под футбол с папулей.

Она застегнула чемодан, облачилась в мягкие плюшевые штаны и растянутый свитер, игнорируя недовольный рык Феликса.

— Ты подставляешь мою стаю, — мужчина заскрипел зубами. — Если ты обратишься…

— Это ты подставил свою стаю, когда притащил в лес и укусил. Больно и страшно, знаешь ли, было, — Ил лучезарно улыбнулась. — А мама с папой меня примут любой. Даже с хвостом. А теперь уходи. Не переживай, каких только уродов не встретишь в ночном автобусе.

Она надела маску на лицо, напялила на голову панамку и кивнула мужчине, выпроваживая его взглядом из своей норы. Она дождалась, когда Феликс бесшумно скроется из квартиры, и забежала к Марго, предупредить, что уезжает на неопределенное время.

— Я не могу тебя отпустить, — старушка нахмурилась. — Это опасно.

— Здесь я сойду с ума.

Ил спряталась в лифте и передернула плечами под немигающим взором Марго. Почему она раньше не замечала в ее глазах тень дикого хищника?

Глава 8. Хитрецы и Волк

Оскар широким размахом запустил в воздух резиновый диск, и Фиалочка оттолкнулась от травы сильными лапами и высоко подпрыгнула. Крепкие челюсти сомкнулись на игрушке, и мужчина победоносно взревел.

— Умница! Моя доча!

Ил с самодовольным ворчанием кинулась к отцу, но как только он хотел забрать диск, она с веселым рыком отпрыгнула от него и рысью пробежала мимо, чтобы вновь подскочить к нему и подразнить игрушкой.

— Я не буду за тобой бегать! — охнул мужчина. — У меня две ноги, а у тебя четыре!

Ил склонила голову с задорно торчащими ушами, и мужчина бросился на нее, желая отобрать игрушку. Несколько кругов по лужайке среди безлюдного ночного парка за ловкой волчицей, и мужчина упал без сил на траву, утирая испарину со лба.

— Ты меня в могилу сведешь своими побегушками, честное слово.

Ил выплюнула диск и легла рядом с отцом, прижимаясь мохнатой спиной к его плечу. Она вскинула морду к небу на убывающую луну.

— Держи, — мужчина протянул ей кусок вяленой говядины. — С копченой паприкой, как ты любишь.

Ил довольно зачавкала и благодарно боднула отца лбом в висок. Родители после ее истерики с метаморфозами по приезде домой, потеряли дар речи на несколько часов, затем другие три часа порывались пойти в полицию, а потом вместе с ней поплакали и сошлись во мнении, что их начальники точно оборотни, но не волки, а шакалы. Мерзкие глумливые падальщики без стыда и совести.

Мать в первые дни жутко пугалась, когда Ил, сонная, взъерошенная и вся в шерсти садилась за стол и зевала во всю клыкастую пасть, но на четвертое утро ласково уже жамкала за уши и целовала в покатый лоб. Для мамы и папы она так и осталась любимой доченькой, пусть и с некоторыми особенностями. По ночам отец выводил ее парк погулять и она под его зорким контролем бегала среди кустов, фонарей и с восторгом каталась по траве.

Оскар попросил дочь не противиться метаморфозам и новой сущности. Он придерживался мнения, что Илоне стоит пережить непростой период, словно это подростковый кризис.

Вместо угрей — шерсть, печальный вой и скулеж отвечал за беспричинные истерики, а первой несчастной влюбленностью оказался самый настоящий гандон. Байкер-наркоман с синими партаками на тощих руках по сравнению с этим моральным уродом — так, баловство. Оскар и подумать не мог, что будет со светлой грустью вспоминать школьную любовь Ил. В старших классах она не подскакивала посреди ночи и не бежала с рыданиями в бессознательном состоянии по улице неизвестно куда.

— Домой? — мужчина потрепал Ил по холке.

Девушка согласно лизнула лоб отца, сцапала резиновый диск и потрусила к мощенной белой брусчаткой дорожке, весело помахивая хвостом. Дома ждал ночной перекус — нежные и очень аппетитные куриные грудки. Шерсть в свете луны переливалась весенней сиренью. Теперь она не Пинки, а Фиалочка. Так ее назвала мама, когда она вывалилась из ванной комнаты с нежно-фиолетовым чубчиком на макушке. Волчий бунт требовал перемен.

В тени у раскидистого ясеня с подветренной стороны, чтобы фиолетовая сука не заметила присутствия другого хищника, стоял Феликс и, как бы сказала Ил, оценивал риски. Усатый мужичок с небольшим пузиком и его шебутная жена не бегали по городу и не орали на каждом углу про оборотней, не искали всяких там экзорцистов и гадалок, чтобы изгнать из дочурки беса или излечить от оборотничества. Они просто приняли Ил. Слишком подозрительно, слишком опасно. О чем он только думал, когда тащил придурошную девку с розовыми волосами в лес? Нормальная женщина никогда бы не обрезала волосы и не испоганила их мерзкой яркой краской.