Гнев Гефеста(Приключенческая повесть)
Шрифт:
— Слухи! — сердито передразнил Измайлов. — Сплетничают, как бабы, и ты туда же.
— Перестаньте, — вмешался в их перепалку Игорь. — С утра особенно вредно портить друг другу нервы. Лучше поедемте со мной на лоно природы. Кто свободен?
Скоросветов развел руками:
— С удовольствием бы, но работы, — он чиркнул ладонью по горлу.
— Я тоже не могу, — отказался Алексеев.
— И я, — грустно вздохнул Мовчун.
— А куда именно и с кем? — на лице Измайлова уже играла двусмысленная улыбка.
— На озеро. С Диной и Любашей, — ответил Игорь. Измайлова брать ему как раз не хотелось.
— С удовольствием, — неожиданно согласился доктор. — Ох и порыбалим!
— Не
— А тебя не спрашивают. Тоже мне советчик. — Измайлов захлопнул свой докторский чемоданчик.
Они вышли из помещения и направились к стоянке автомашин. По пути Игорь позвонил домой и сказал Дине, чтобы собиралась. О рыбалке они договорились еще вчера, когда Веденин сообщил Игорю, что через два дня первая группа, в которую входит и он, отправляется на полигон.
Дина с Любашей поджидали их у подъезда дома как заправские рыбачки, и Измайлов, выскочив первым из машины, помог уложить рюкзак и удочки.
— Садитесь со мной на заднее сиденье, — услужливо предложил он, распахивая дверцу.
— Ты тут не командуй, — пошутил Игорь. — Тебя еще Андрей не бил, а ты и ко мне напрашиваешься.
— Вы должны благодарить меня, а не бить — за вашими женами ухаживаю, — парировал Измайлов. — Мне сам бог велел — врач.
Дина посмеивалась над их перепалкой, села рядом с врачом, а Любашу посадила к отцу.
— Только не мешай папе, — предупредила она дочурку и повернулась к Измайлову. — Если будешь за всеми ухаживать так, как за Таримовой, боюсь, скоро разоришься.
— Не разорюсь. Я взятки начну брать. Кстати, с твоего Игоря причитается: от меня зависело, полетит он или нет.
— Так вот кому я обязана нашей разлуке. Не дал после госпиталя положенные ему дни отдохнуть.
— Пардон, пардон, он сам напросился, — выдал Измайлов.
Игорь в зеркало увидел погрустневшее лицо Дины. Раньше с ней никогда такого не случалось, и на полигон она провожала его с шутками, стараясь поддержать настроение. А тут вдруг словно подменили: «Пусть другие летят. Тебе что, больше всех надо?»
— Не мне, а летчикам. Ты же знаешь, — пытался он успокоить жену, — катапульту ждут в войсках.
— Подождут. Ты болен.
— Конец месяца, и рабочие прогрессивку не получат.
— Ты о других печешься, а не о жене, дочке. Лето просидели в ожидании отпуска, теперь уже осень, скоро белые мухи запорхают.
— Обещаю тебе, сразу после эксперимента едем на юг…
Думал, успокоил, а она снова за свое…
— Это ненадолго. Через неделю будем купаться в Черном море. Самый бархатный сезон, — сказал он как можно веселее. — А вернемся — Любашу в детский садик, тебе — к твоей юриспруденции.
— Поздно, — не обрадовалась Дина.
— Почему поздно?
— Антошку некому будет нянчить.
— Антошку? — не сразу понял он ее намека. — Серьезно? Что же ты молчала?
— А когда тебе скажешь? То ты на тренажерах, то на полетах…
«Так вот она почему не хотела меня отпускать!» — Он был готов обернуться и поцеловать ее.
— Спасибо за приглашение на крестины, — догадался, о чем речь, и Измайлов. — Дорогого подарка не обещаю, а необходимую вещицу кормящей мамаше непременно достану. — И с видом опытного папаши Измайлов стал поучать Дину, как надо ухаживать за малышом, как его растить и закалять — сел на своего конька, — даже Любаша слушала, раскрыв ротик.
Игорь краем уха слушал разговор доктора с женою и гнал машину по свободному шоссе. Интересный, странный человек, думал он об Измайлове. Талантливый врач и легкомысленный человек, страшный жадоба, а не поскупился на дорогую шубу любимой женщине, эгоист по натуре, а профессию
избрал самую гуманную. И делец, каких Арефьеву не приходилось встречать. Со всеми нужными людьми знаком, всюду вхож; нет такого дефицита, которого Измайлов не мог бы достать.К озеру они доехали меньше чем за час. Осеннее солнце только поднималось над верхушками деревьев и, пробиваясь сквозь поредевшую листву, огненными искрами мелькало в просветах.
На берегу и на лодках рыбаки сидели неподвижно — значит, рыба не клевала. Игорь неторопливо переоделся и забросил удочку в прогалину между камышами. Дина взяла Любашу за руку и повела ее вдоль озера. Измайлов поплелся за ними, продолжая что-то рассказывать и не догадываясь, что его уводят преднамеренно, давая Игорю возможность побыть одному, подумать о своих делах и проблемах. Игорю и в самом деле хотелось ото всех отдохнуть, сосредоточить мысли на предстоящем испытании, чтобы ничего не упустить, настроить себя на деловой лад. Он сел на пожухлую, уже кем-то примятую траву и загляделся на озеро. Голубое небо, отраженное в озере, унесло его к Черному морю, в воспоминания последнего эксперимента.
Тогда предстояло испытать катапульту из кабины штурмана бомбардировщика. Особенность состояла в том, что отстрел кресла производился вниз, что создавало так называемую отрицательную перегрузку.
Бомбардировщик набрал заданную высоту — полторы тысячи метров, скорость — девятьсот километров в час. Впереди показалась площадка, на которую следовало приземляться. Загорелось табло: «Пошел!» Игорь нажал катапультные рычаги. Над головой грохнул выстрел, и испытателя бросило вниз.
Перегрузку Игорь перенес лучше, чем ожидал: она была меньше по силе; и увидел уносившийся вперед бомбардировщик и самолет-оператор, который вел киносъемку.
До земли оставалось не так много, и первым делом Игорь взялся за замок, чтобы отстегнуть привязные ремни, удерживающие кресло. А замок вдруг заело. Игорь нажимал и так и эдак — никакого результата. По спине и лицу покатились холодные капли.
Он собрал все силы и нажал еще раз. Замок наконец открылся. Но кресло, к его еще большему удивлению, все равно не отделялось — его прижало встречным потоком.
Земля стремительно неслась навстречу. И еще стремительнее бежали мысли: раскрыть запасной парашют, он, возможно, не выдержит, лопнет — слишком большой вес испытателя с креслом, — но от резкого затормаживания кресло должно отлететь. Тогда можно раскрывать основной…
Голова только подавала мысли, а руки сами выполняли ее команды. Игорь не чувствовал динамического удара — слишком напряжены были нервы, — но увидел, как купол наполнился воздухом, и тут же кресло оторвалось. Оно упало почти рядом, раньше на секунду. И этой секунды хватило, чтобы остаться живым и невредимым.
На земле Игорь попытался открыть замок — не вышло. И никто из товарищей не смог повторить его «эксперимент».
И сколько таких «вдруг» возникало в полетах! Сколько пережил он тревожных, опасных минут! Что же тянет его в небо? Слава, о которой мечтал Андрей, большой заработок, как считают мало осведомленные об их доходах люди? Конечно, Игорь не отказался бы от звания Героя или от ордена; не отказывался и от денежных вознаграждений за испытательские прыжки и катапультирования. Но суть дела не в них. И, пожалуй, правильно поступил Андрей, что ушел с испытательской работы, коль потерял к ней интерес. Испытывать — это значит познавать. А какое еще дело может быть интереснее и важнее?! С каким удовлетворением возвращается Игорь на землю после завершения программы, с какой радостью читал благодарственное письмо летчика, спасшегося на катапульте, которой он дал путевку в серийное производство…