Гнев влюбленной женщины
Шрифт:
– В котором часу, Александр Сергеевич?!
Скоробогатов оправился раньше Носова. Он снова прошелся пятерней по растрепавшимся волосам и, пожав плечами, почти спокойно произнес:
– Я не знаю, я уснул.
– А когда проснулись, то что?!
Гера встал позади него с заведенными за спину руками. Он очень крепко стиснул пальцы, потому что желание сдавить аккуратно выбритую шею Скоробогатова было просто невыносимым. В нем клокотала ненависть к этому холеному красавцу, к его блеклой подружке и Носову, тряпичной куклой просиживающей свое рабочее место.
Что же вы, сволочи,
Это же катастрофа для ее сознания! А она ведь пощадила вас, господин Скоробогатов! Она не захотела пятнать ваше имя и промолчала про то, что отдала вам ключи от своей машины! Удавить не жалко!
– Говорите! Ну! – Гера нагнулся и заорал ему в ухо: – Или я тебя сейчас, скотина, с рук на руки службе экономической безопасности передам! Ну!
Скоробогатов тут же растерял возродившийся на мгновение пыл.
– Чего сразу экономической безопасности-то?! – едва слышно проговорил он, скосив на Геру обезумевшие от страха глаза. – Я скажу все как было!
То ли сладкая парочка сговорилась, то ли это на самом деле было правдой, но и Скоробогатов, и сама Верочка часом позже рассказали одну и ту же историю. Слово в слово!
Когда Скоробогатов, утомленный неистовым любовным пылом своей подружки, уснул, она решила съездить к Олиной сопернице. Где та живет, она знала. Потому что провожала ее до остановки и подробно расспросила. Зачем? Тогда еще не знала. Но, сильно разозлившись из-за того, что Алекс повез Ольку домой, на ходу придумала, что использует Олькину машину непременно.
– Я никого не собиралась убивать! – рыдала Верочка, скорчившись на стуле перед Носовым и Зотовым. – Просто…
– Просто поехала к ее сопернице в два часа ночи?! Зачем?
– Поговорить! – тоненько подвывала Верочка.
Слезы окончательно превратили ее в дурнушку. Интересно, разозлилась бы она, узнав, что Оля после почти трехнедельного пребывания в тюрьме по-прежнему прехорошенькая? Да, пышная прическа превратилась в конский хвостик, ноготки запущены, лицо бледное. Но все равно красивая. И… очень несчастная.
– О чем вы хотели говорить с этой женщиной в два часа ночи? Да еще с молотком в руках?
– Это… Это не мой молоток! – заверещала вдруг Верочка, падая перед ними на колени. – Я когда вошла, она уже была мертвой, и молоток рядом валялся! Это не я! Это он!
– Кто он?
Зотов и Носов переглянулись, решив, что она сейчас станет валить все на своего любовника.
– Я не знаю! – удивленно воскликнула она, удивив и полицейских. – Просто, когда я поднималась, я увидела, что из ее квартиры выходит какой-то мужчина…
– Внешность? – У Геры сердце словно разорвалось на тысячу частей и забилось в каждой клетке.
– Я видела лишь кромку его брюк и ботинки через лестничные прутья, – призналась Верочка. – И он пошел наверх. Я подумала тогда, что это кто-то из ее соседей и… и притаилась.
– С целью? – процедил Гера сквозь зубы.
Он мог бы не спрашивать. Он прекрасно понимал, что этой девушкой двигало зло. Она не говорить ехала с погибшей. Она ехала туда, чтобы сотворить зло, которое клокотало
в ней. Ведь она могла поехать на машине своего любовника, а поехала на машине Ольги. Чтобы засветить ее, чтобы заставить Олю оправдываться. У нее ведь вышла ссора с женщиной.– Я не хотела, чтобы меня видели, – прошептала Верочка. – Я вошла в квартиру, а она на полу, вся в крови, рядом молоток. Я…
– Как вы вошли в квартиру? – изумился Носов.
– Дверь была открыта.
– Дальше, – скомандовал он. – Вы обнаружили тело, рядом с телом орудие убийства. Зачем вы взяли его?!
– Чтобы… – Она оперлась ладонями в сиденье стула и продолжила: – Чтобы подложить его в Олину машину.
– Тварь, – едва слышно произнес Зотов с откровенной неприязнью. – Ты захотела подставить ее?! Что она тебе сделала?! Зачем?
– Погодите, погодите, Геральд Эдуардович. – Носов недовольно поморщился. – Девушка чистосердечно кается, давайте не будем ей мешать.
– Что? – Верочка дернулась всем телом, обняла себя за плечи и вдруг принялась трястись, слова еле срывались с ее судорожно вибрирующих посиневших губ. – Чистосердечно? Но я не виновата! Это он! Сто процентов он! Ботинки! Я помню его ботинки! Господи, я ни в чем не виновата!
Носов аккуратно записал ее показания, заставил расписаться и не без удовольствия оповестил Верочку, что он вынужден ее задержать.
– Как задержать? Как? Я же не убивала! Я никого не убивала!
Не убивала, так убила бы, не без тайного злорадства смотрел ей в спину Зотов, когда Верочку уводил конвойный. Не просто так ты отправилась туда глубокой ночью. И пряталась от кого-то, возможно и от соседа.
– Олю освободи, – потребовал Зотов, рассматривая лысеющую макушку Носова с высоты своего роста.
– Да пишу уже, пишу! Надо заверить еще, не все так просто! Процедура, знаешь…
На процессуальные вопросы ушло почти полтора часа. Потом он ехал через весь город к тюрьме. Там ждал еще час, пока свершится процедура освобождения. Когда Олю вывели, было почти девять вечера.
– Гера? – удивленно вскинула она на него потухшие глазки. – Ты?
– А кого ты еще желала видеть? – проворчал он, отбирая у нее какую-то странную шуршащую котомку. – Что тут?
– Личные вещи. Ты на машине? – спросила она, осматривая себя с брезгливостью. – В автобусе я не поеду!
– На машине, – он открыл дверь, пропуская ее на улицу. И предупредил: – Закутайся, там холодно.
На улице было морозно, пар изо рта вырывался рваными клубами и растворялся в темноте переулка. Ветра не было, но у Геры тут же окоченели коленки и пальцы рук.
– Застегнись, Оль, – попросил Гера, заметив, что она расстегивает молнию на куртке. – Простынешь.
– Нет, – резко мотнула она головой, и капюшон соскочил. – Тут так хорошо! Дышится легко. Такой воздух…
– Ледяной воздух! – возмутился Гера и натянул капюшон на место.
И тут неожиданно Оля оступилась, он подхватил ее, но как-то неловко, неумело, и получилось, что он уже прижимает ее к себе. Крепко прижимает, гладит по плечам, спине и шепчет всякие несуразности:
– Оль, прости меня, Оль… Я идиот! Давно надо было… Оль, как ты, Оль…