Гнезда русской культуры (кружок и семья)

Словом, Станкевич готов совсем отказаться от любви, от этого «счастия толпы»; готов навсегда заключить себя в «свой мир» – философских построений, научных открытий, художественных образов. О, если бы это было возможно!.. Как говаривал Станкевич, «не пожмешь руки великану, называемому вселенной, не дашь ей страстного поцелуя, не подслушаешь, как бьется ее сердце!»

Станкевич думал, что его план отношений с Наташей имел успех. «Наталья Андреевна поумнела», – сообщал он как-то в письме Неверову. Подразумевалось, что Наташа смирила свое чувство, приняла предложенные ей Станкевичем «братские отношения». Но это было и так, и не так.

В первые месяцы 1835 года в Москву приезжают из своего тверского имения Бакунины: отец с двумя дочерьми – Таней и Любой. Бакунины остановились у Бееровых, куда «вся братия», как говорил Станкевич, стала забредать чаще обычного. Привлекали новые лица, две молодые девушки прежде всего.

Тут в голове Наташи Беер возникла странная идея. Отчаявшись пробудить к себе любовь Станкевича и в то же время движимая своеобразным чувством жертвенности, она решила, так сказать, «передать» юношу Любаше Бакуниной. Наташа думала о том, что именно Любаша составит счастье Станкевича, пробудит его чувство, которое не удалось вызвать ей самой, и она стала осторожно склонять Бакунину к мысли полюбить Николая…

Собственно, совсем уж странной эта мысль не была, если принять во внимание и господствующее умонастроение того романтического времени, и экзальтированность Наташи, и ее стремление поступать по примеру литературных героинь, для которых счастье возлюбленного было превыше всего. Наташей руководила идея благородной жертвенности. Однако свою роль она выдержать не сумела…

Но вначале мы должны сказать несколько слов о Любови Бакуниной.

Старшая из сестер Бакуниных, представительница большого и славного семейства, о котором еще речь впереди, Люба отличалась редким обаянием. Белинский считал ее «идеалом женщины», прибавляя, что «лучшей» он «не встречал».

«Красота, грация, женственность, гуманизм, доступность изящному и всему человеческому в жизни и в искусстве, стыдливость, готовность скорее умереть, чем перенести бесчестие, способность к простой, детской, но бесконечной преданности к избранному – вот стихии, из которых она была составлена и лучше этого ничего нельзя вообразить. Дай Бог всякому найти такую подругу в жизни», – писал Белинский.

В семье Любашу холили, заботились о ней, как об оранжерейном цветке. Было известно, что она больна и что болезнь ее очень опасна.

Болезненность невольно осеняла весь облик девушки неподдельной грустью, прибавляя еще одну черту к тем «стихиям», из которых слагалось ее обаяние.

Любаша пользовалась успехом. Когда ей исполнилось двадцать лет, ею увлекся Алексей Павлович Полторацкий. Этот роман мог бы привести к большим осложнениям и неприятностям ввиду того, что Полторацкий был дядей Любаши. Но, к счастью, она осталась к нему равнодушной.

Когда Любаше было двадцать два года, к ней посватался некто барон Ренне, молодой офицер. Уже было объявлено о помолвке, готовились к свадьбе, как вдруг все расстроилось. Девушка не любила своего жениха и страдала от мысли о предстоящем замужестве. Не без влияния ее брата Михаила, считавшего, что брак без любви безнравствен, Люба взяла назад свое слово. Происходило все это в 1833 году, за два года до встречи со Станкевичем.

Какое впечатление произвела Любовь Бакунина на Станкевича? В письме к Неверову, отправленном вскоре после отъезда Бакуниных из Москвы, Станкевич спешит заверить своего друга, что ничего особенного не произошло: «Только не подумай, что я влюбился». Но уже пояснения, почему этого не произошло, выдают необычное состояние чувств Станкевича. «Без надежды, без сильной надежды, любви не может быть, по крайней мере, для человека, который привык налагать узду на свои чувства и видеть настоящие отношения между людьми».

Ну а если бы была «надежда»? Похоже, что Станкевич ждет каких-то гарантий, внешних подтверждений, чтобы дать волю своим чувствам…

В это время, спеша другу на помощь, Красов решает через Бееровых, у которых останавливались Бакунины, узнать все подробности, выяснить, какое впечатление произвел Станкевич на Любашу. Сведения, которыми Красов незамедлительно поделился со Станкевичем, оказались ободряющими. «Но, друг мой, – писал Станкевич Неверову, – если бы это была правда, если б это было возможно – новая жизнь началась бы для меня. О, как сознал я провидение в ту минуту, когда мне сказали это!»

Тем временем все происходящее открыло глаза Наташе Беер, которая поняла, что ее мысль не такая уж безобидная и что Станкевич действительно может полюбить Бакунину. Одно дело – сладко лелеять в мечтах идею жертвенности; другое – видеть перед глазами счастливую соперницу…

«С Наташей сделалась страшная перемена, – пишет Станкевич Неверову 27 марта 1835 года, – когда она узнала… что Любовь может быть любима мною… Она сама не знала до сих пор цены той жертвы, которую думала принести».

Нервная и раздражительная Наташа впала в болезненное состояние. Начались взаимные объяснения, беспокойство родных.

По обыкновению, Станкевич во всем винит себя («всему причиною моя ветреность, мой эгоизм, моя неделикатность»), отзывается о Наташе как о примере благородства («это – святая девушка!»), предвидит наказание, которое уготовано ему судьбой («Боже! может быть, страшное угрызение готовится мне на всю жизнь…»).

Но и отдаваясь грустным и смутным мыслям, Станкевич не может отделаться от того светлого впечатления, которое произвела на него Люба Бакунина. Не может не решать заново – и в который уж раз – тревожащего вопроса: правда ли все это, есть ли у него «надежда», нравится ли он Любаше?

Тем временем в Прямухине (Премухине), имении Бакуниных, побывал Ефремов. В октябре 1835 года он собирается ехать туда вторично и приглашает с собой Станкевича. Можно понять настроение Станкевича! Скорее туда, где Любаша; только бы увидеть ее, во всем окончательно убедиться…

В конце октября Станкевич уже возвращается в Москву. Настроение его тяжелое. «Да, мой ангел! – пишет он Неверову. – Я похоронил свою последнюю надежду в жизни и с этих пор принадлежу долгу, дружбе – нет для меня других чувств!» Причина одна: Станкевич решил, что Любаша его не любит.

Но это было не совсем так. Любовь Бакунина обрадовалась приезду Станкевича. Больше того: из ее письма Наташе Беер мы узнаем, что Станкевич произвел на нее очень сильное впечатление, что она едва справилась со своим чувством. Но внешне она сумела остаться безучастной, спокойной и даже холодной, успешно скрыв все то, что происходило в ее душе. Что руководило ее поведением, сказать трудно. Может быть, это была своеобразная защитная реакция? Может быть, она тоже ждала достаточных гарантий своему чувству?..