Гнездо индюка

Мозговой чип отвлек Джона от мыслей. Маячок Аленького Цветочка подавал тревожный сигнал. Джон связался со спутником, спутник передал картинку того места, где сейчас находилась боевая подруга… Мда… Большой базар, однако. Проще пешком дойти, чем на спутниковой картинке высматривать нужную голову среди сотен похожих. Интересно, что с ней случилось? На снимке ничего особенного не видно, обычная рыночная толчея. Может, случайно кнопку нажала? Нет, случайно эту кнопку не нажмешь, там все продумано. А вот еще раз нажала… Надо сходить, разобраться.

3

Отправляясь на рынок, Аленький Цветочек не стала звать с собой Длинного Шеста. Потому что вчера вечером они поругались. Не сильно поругались, по мелочи, но обращаться за помощью к Длинному Шесту ей не хотелось. Тем более что когда они поругались, он был прав, а она нет.

Джон тоже был прав, когда говорил, что Аленький Цветочек привыкла к хорошей жизни, расслабилась и слишком много хочет. Сто дней назад она и мечтать не могла, что на ее пути встретится рыцарь, который скажет: «Я тебя люблю», и это будет не просто рыцарь, а божий аватар. И что этот аватар будет к ней относиться не как к орчанке, а как к человечихе, будет ласкать ее так, как люди никогда не ласкают орчанок, будет терпеливо сносить ее оскорбления, глядя на нее, как мать глядит на неразумного младенца. Но к хорошему быстро привыкаешь. Проходит немного времени, счастье перестает быть счастьем, становится обычной нормой жизни, и ты начинаешь мечтать о большем. И мелкая неприятность, которая еще вчера осталась бы незамеченной, ранит до самого сердца, и ты понимаешь, что неправа, но от этого только больнее.

Вчера она поднималась по узкой лестнице, впереди нее шел Звонкий Диск, он показывал дорогу, а сзади нее шел Длинный Шест, в одной руке он тащил мешок с консервами, в другой — сундучок с артефактами и деньгами. Звонкий Диск наклонил голову, чтобы не задеть притолоку, вошел в прихожую гостевых апартаментов, посторонился, давая дорогу, и сказал:

— Чулан тама. Туды барахло ставить. Вона лежанка, тута спать оба-два. Тама комната господская.

Аленький Цветочек посмотрела на лежанку, недовольно поморщилась и хотела было сказать, что спать она будет не «тута», а в господской кровати, но решила не сотрясать воздух понапрасну. Какое ей дело до того, что о ней думает этот жлоб?

Тем временем жлоб незаметно приблизился к Аленькому Цветочку и внезапно обхватил ее одной рукой за грудь, а другой за чресла.

— Цыпа, — сказал он ласково.

Аленький Цветочек задергалась, а вернее, попыталась задергаться — объятия могучего орка были поистине медвежьими, он, кажется, даже не почувствовал ее попыток освободиться. Звонкий Диск наклонился к голове девушки и поцеловал за ухом, это было неожиданно нежно для такого мужлана. И изо рта у него почему-то не воняло. Неужто зубы чистит?

Длинный Шест тем временем вылез из чулана, увидел, как Звонкий Диск лапает Аленького Цветочка, и засмеялся.

— Отпусти ее, братан, — посоветовал он. — Наложница она. Добрый сэр наваляет.

— Ха-ха, — сказал Звонкий Диск. — Цыпа драная, а не наложница. Наложница что? Чиста, опрятна, кольца, фигольца, серьги всякие…

В этот момент Аленький Цветочек поняла, что мужлан лапает ее уже с полминуты, а она так ничего и не сказала, как будто дара речи лишилась от удовольствия. И ее прорвало.

— Не тебе судить, драная я или нет! — рявкнула она. — А ну живо убрал грабли, свинья вонючая! Жаба безмозглая! Господину пожалуюсь, он тебе зубы пересчитает! И не смей судить меня никогда, я любимая наложница сэра Джона, а насчет того, что драная, посмотрела бы я на тебя, окажись ты там, где мы с добрым господином побывали! Пошел прочь, урод!

Она размахнулась, чтобы ударить, но Звонкий Диск легко перехватил ее руку и сказал:

— Извини, девочка. Затем перевел взгляд на Длинного Шеста и сказал ему:

— За речью цыпа не следит совсем. Ты, братан, приглядывай, а то как бы беду не накликать. Длинный Шест удивленно наморщил лоб, затем улыбнулся и сказал:

— Пригляжу обязательно. Спасибо, брат.

Аленький Цветочек не стала жаловаться Джону. Во-первых, ясно было, что Звонкий Диск добросовестно заблуждался, он просто не сразу уяснил статус новой рабыни. А во-вторых, ей было стыдно об этом рассказывать. Ее, первую красавицу Идена, сравнили с драной курицей! И кто сравнил? Жлоб поганый с кулаками больше головы! А самое обидное то, что он все сказал правильно.

Она решила поговорить с Джоном, когда он придет к ней спать, намекнуть как-нибудь потоньше, что у господина бывают не только права, но и обязанности. Например, обязанность поддерживать должный статус любимой наложницы. То, что над ней орк презренный насмехается — это полбеды, но ведь скоро люди начнут смеяться! И не только над ней, но и над господином. Понаехал, дескать, деревня, обычаев не соблюдает, за наложницей не следит…

Но она ничего не сказала Джону, потому что заснула. Девять ночей подряд спала не в нормальной постели, а бесы знают в чем, вот и отрубилась сразу. А утром Джон проснулся раньше ее, и они снова не поговорили. А когда она пришла в беседку, где Джон читал газеты, нормального разговора тоже не получилось. Джон слушал ее в пол-уха, думал о своем и ясно дал понять, что до ее забот ему нет никакого дела. Его не волнует, как она выглядит, и вообще, она ему только мешает. Возьми, цыпа, пятьдесят долларов и поди прочь, чтобы я тебя не видел. В другое время Аленький Цветочек не поверила бы своим ушам, по меркам Оркланда пятьдесят долларов — целое состояние, но сейчас этот царский подарок ее совсем не порадовал. Потому что в подарке важен не сам подарок, а внимание, которое он символизирует. А если самцу на самку наплевать, то хоть двести долларов подари, а удовольствия не будет. Зря он говорил, что любит ее, не возлюбленная она ему, а наложница и не более того. А она, дура, уши развесила!

Предаваясь этим невеселым мыслям, Аленький Цветочек вошла в их с Джоном комнату, и тут до нее дошло, что деньги и амулет хранятся в волшебном сундучке, который открыть может только Джон. А он об этом даже не подумал, когда говорил «возьми пятьдесят долларов». Вот мерзавец!

Следующие десять минут Аленький Цветочек плакала. А затем вытерла слезы наволочкой, высморкалась в занавеску (спускаться к умывальнику было лень), взяла сундучок с артефактами и пошла в беседку.

Джон сидел за столом в той же позе и все так же листал газеты. Аленький Цветочек поставила сундучок на стол, хотела поставить прямо на газету, но не дотянулась и поставила рядом.

— Что такое? — спросил Джон. — Ах да, он не открывается, совсем забыл.

— Зачем обо мне помнить? — риторически вопросила Аленький Цветочек.

Джон не ответил на ее вопрос, только поморщился. Откинул крышку, вытащил толстую пачку новеньких и хрустящих купюр (очень толстая пачка, две тысячи долларов, не меньше), отсчитал десять пятерок и вручил девушке. Затем надел ей на шею цепочку с амулетом, нажал пальцем на камень и сказал:

— Проверка связи. Работает. Ну, давай, удачно тебе прогуляться. Сундучок на место не забудь поставить. И Длинного Шеста возьми с собой обязательно, скажешь ему, что я приказал. И отвернулся от нее, и снова стал листать газеты.

— И тебе удачно почитать, — сказала Аленький Цветочек. Джон не удостоил ее ответом.

Она поднялась наверх (как же утомительно бегать по этой лестнице вверх-вниз!), поставила сундучок на место, снова спустилась и вышла за ворота. Длинного Шеста она не встретила, а специально искать, конечно же, не стала.

4

Забор, отмечающий внешние границы двора леди Абигайль, был поставлен в незапамятные времена, и, похоже, никогда не подновлялся. Теперь он представлял собой скорее символ забора, чем забор. Столбы покосились, половина штакетин бесследно исчезла, а оставшиеся торчали вкривь и вкось. Участок земли за забором принадлежал госпоже со странным именем Бардо Сиракх, про нее было достоверно известно только то, что она не смогла вступить во владение участком из-за каких-то нелепых препятствий юридического толка. Если бы участок был более ценным, она бы, конечно, дала взятку кому надо, но большой ценности в участке не было, и она махнула на него рукой. В результате эта земля заросла бурьяном и колючим кустарником, а в центре участка выкопал нору барсук.