Гнездо орла

— Руди, я сегодня утром принимала у нас дома Гайду. Они с Робертом говорили при мне… Руди, это… война?

— Из-за чехов войны не будет, — резко ответил Гесс.

— Но у них с русскими договор!

— Румыния и Польша Красную Армию к чехословацким границам не пропустят. Успокойся.

Грета продолжала ловить его взгляд. Он невольно подумал, как, должно быть, этими глазищами она изводит Лея.

— Твоему Буцу скоро год, моим по восемь… Но Вальтеру, первенцу Роберта, завтра восемнадцать. Руди!..

— Грета! Достаточно! По пути я заеду к вам, мне нужно кое-что сказать Роберту.

В дороге они молчали. Дома Маргарита проводила брата к кабинету, сказав, что Роберт лежит там и у него итальянцы.

Но в кабинете было подозрительно тихо. Вместо итальянцев и Лея Рудольф нашел на подушке записку: «Уехал по делам. Целую». Интересно, как это выглядело? «Фольксваген» ему к постели подали, что ли?

Гесс взял записку и на обороте написал: «Для ф. я там, куда ты меня послал». Он попросил сестру передать это Лею при первой же возможности и проследить, чтобы он сжег листок, или сжечь самой.

Расстроенная, непривычно рассеянная Маргарита вышла проводить его. Ее взгляд до последнего цеплялся за брата, но Рудольф слишком торопился, да и чем успокоить женщину, которая, вернувшись после временного отсутствия, обнаруживает под своим домом только что выстроенное бомбоубежище?!

Впервые после Берлинской Олимпиады 1936 года все дети Роберта Лея собрались в его мюнхенской резиденции в день восемнадцатилетия старшего сына Вальтера.

Утром юношу принял в своей резиденции фюрер. Днем начали собираться приглашенные; основную массу составили друзья Вальтера по Университету. Предполагалось, что старшее поколение, поздравив мальчика, затем удалится на другую половину дома, оставив молодежь порезвиться вволю.

Однако поздравления старших затянулись: оказалось, что молодые люди отнюдь не стремятся поскорей отделаться от взрослых, скорее наоборот.

Всех интриговало беспокойство самого хозяина: среди общего оживления он вдруг оставлял гостей и, извинившись, уходил, чтобы переждать приступ боли и немного прийти в себя. Газеты второй день обсуждали технику безопасности на промышленных предприятиях рейха, из-за пренебрежения которой и сам вождь ГТФ получил «легкий ушиб» ноги.

С этим «легким ушибом» Роберт вчера полдня сопровождал амбициозных итальянцев, а сегодня принимал гостей и старался не испортить детям праздник. Благодарные дети, как умели, выручали отца, выдумывая несущестующие визиты и телефонные звонки.

Эльзу до слез тронуло, как все шестеро, забывая о развлечениях, стремились побыть с отцом в те получасовые паузы, когда он вынужден был лежать у себя в спальне. Дети установили очередь на это право и честно ее придерживались, но Эльза заметила, что младшие несколько раз уступали свой черед Роберу.

Эльза невольно, с совершенно новым для себя чувством, взглянула в этот вечер на своего резвого, лопочущего первые слова, всем улыбающегося Буца. Каким он станет, и сумеет ли она воспитать в сыне такую же нежную, чистую преданность отцу, которого он так редко видит?

Она хорошо знала первую жену Лея. Понимает ли Роберт, чем обязан этой женщине, тихо вырастившей в Кельне троих чудесных детей и сумевшей сохранить им души?

Сегодня утром Эльза звонила в Кельн, чтобы поздравить мать Вальтера, они долго разговаривали. Между прочим, Эльза узнала, что среди гостей, отправившихся в Мюнхен, есть и девушка, которая очень нравится Вальтеру.

Девушку звали Эмилия фон Рентхельд. Двадцати лет, дочь крупного франкфуртского промышленника, она привлекала к себе общее внимание самоуверенностью, решительностью, склонностью к резонерству и поучениям. Она резко выделялась среди сверстников, ведя себя так, как и подобало преуспевающей партийной функционерке. Ее старшая сестра уже тринадцать лет была замужем за генералом Карлом Вольфом [16] , может быть, самым доверенным и близким к Гиммлеру человеком. Воспитанная в нацистском духе, Эмилия с тринадцати лет делала карьеру: сначала в Союзе девочек Гитлерюгенда, позже — в штабе обергит [17] «Запад». Бывший имперский руководитель молодежи доктор Рентельн еще шесть лет назад сказал о пятнадцатилетней Эмилии, что «эта девчушка по своим качествам гораздо больше подходит к руководству всем Гитлерюгендом, чем сибарит и ловелас фон Ширах».

16

Карл Вольф (1900–1984) — начальник личного штаба рейхсфюрера СС и его представитель в ставке фюрера.

17

Высшая область.

Вот в нее-то и угораздило страстно влюбиться юного интеллектуала Вальтера Лея, ежедневно, с огромным напряжением сил, оправдывающего в глазах окружающих свою громкую и грозную фамилию.

Похоже было, что, кроме матери и Эльзы, о чувствах мальчика догадывалась разве что его сестра Элен. Эльза поняла это по пристальным презрительным взглядам, которыми девочка постоянно преследовала уверенно и умело державшуюся фройлейн Рентхельд.

Тринадцатилетняя Элен была похожа на отца не только внешне. Она была бесстрашна и бесцеремонна — качества, которые в этом возрасте неразделимы. В ее головке давно созрело намерение открыть брату глаза на неправильность его выбора!

Уже звучала музыка: в разных гостиных — разная. Но молодежь упрямо не желала отделяться. Сами собой возникающие кружки, не распадаясь, перемещались за «звездными» дамами — Юнити и Лени. Когда все общество перетекло в огромную гостиную, где по первоначальному замыслу предполагалось оставить молодежь «побеситься», туда вышел Лей. Полюбовавшись на юные, разгоряченные спорами лица, он подозвал к себе сына и нескольких его друзей и предложил послушать американские блюзы — последние записи.

Вальтер, унаследовавший от отца его музыкальные способности, играл почти на всех инструментах. Вместе с друзьями они составили подвижный джазовый оркестр, единственный оставшийся на целое гау [18] после идеологических чисток. Власти смотрели на эту джаз-банду снисходительно, как на прихоть сына Лея, и не вмешивались.

Пластинки присылала сестра Юнити — Джессика. Роберт увел детей к себе и дал послушать самое свеженькое. Вскоре к ним постучались и Элен с Робером. Комнату точно наполнили сейчас кислородом. Ребята жадно поглощали, будто пропускали через себя, поток необычных, немыслимых сочетаний, идущих из глубин чуждой, набирающей агрессию культуры.

18

Район.

Когда меняли пленку, у кого-то из ребят само, как выдох, вырвалось: «Здорово!»

— Да, колоритно, — согласился Лей. — Знаете, что я сейчас вспомнил? Я в девятнадцатом году сидел во французском лагере для военнопленных. Скука была смертная, жрали одни консервы… И вдруг сердобольная дамочка из Красного Креста привозит в наш лагерь целый вагон экзотических фруктов! До смерти не забуду, как беру в руки какой-то гигантский, мохнатый, рыжий шар и, в буквальном смысле, ухожу в него, погружаюсь…

— Папа, ты не находишь свое сравнение несколько… своеобразным, в части «скуки и консервов»? — улыбнулся Вальтер.

Лей рассмеялся. За ним — остальные.

— Кстати, после того, как мы слопали тот вагон, лагерь стал напоминать муравейник перед грозой — так все забегали. И это, извините, сравнение навело меня на мысль, — продолжал Роберт, — а не потанцевать ли вам? Штраус называл вальсы «музыкой для ног», а то, что вы слушали, скорее — музыка для торса. Европе придется через это пройти.