Гниль

— Что это? — на ухо Пашке шепнул Чебурек.

Внизу на куче подтаявшего снега восседал гигантский чёрный слизень. Обрывки одежды и меховая шапка-ушанка на его голове, наводили на абсурдное предположение, что это Трещоткин, их завхоз. Длинные усики с глазками на концах высовывались из под шапки, точно антенны, вихляли из стороны в сторону, пока не замерли, приняв вертикальное положение.

Они распластались по крыше в надежде, что слизень их не приметит. Позарез нужна была лестница, поэтому коктейли Молотова направленные против слизня отменялись.

Как же чесалась спина, как же электрику хотелось закрыть глаза и уснуть. Язык стал шершавым и трудно поворачивался во рту. Я заболел. Божечки. Нет, как ни крути, я всё-таки заболел. Отчаяние накатило, пытаясь сломить его волю. Он сглотнул отдающую горечью слюну.

Слизняк на снегу не шевелился. Внезапно он испустил тонкий похожий на свист писк, Топ-топ сминался снег под босыми ногами подошедших на зов подростков. Точно загипнотизированные, они направлялись к слизняку.

Подталкивая вперёд, подростки выдвигали тех, у кого на лице было меньше всего наростов. Писк слизняка усилился, переходя на протяжный свист.

Чебурек и Генка держались за руки, крепко стиснув друг другу ладони.

Электрик зажимал уши. Писк вызвал в нём омерзение и дичавший приступ панического ужаса.

На происходящее внизу смотреть было невыносимо. Но они смотрели точно загипнотизированные, не в силах отвести взгляда. Смотрели, как слизняк пожирает приведённого к нему подростка. Как подросток кричит, как всё осознаёт и сопротивляется.

Хруст костей, телесная слизь чудовища растворяла плоть, подобно кислоте и рот присоска полный округлых резаков жадно всасывал то, что уже благодаря воздействию слизи размягчилось.

Пашку и Чебурека рвало, тем, что успели съесть. От страха и омерзения их трясло. А Бронеславович тонул в собственных напоминающих кошмар мыслях.

Мужчину снова затрясли, за плечо, хлопали по щекам, и кажется даже кто-то хныкал.

— Генка, не ной ты же мужик, — сказал он и с трудом разлепил глаза. Над левым глазом что-то висело, что-то темное. Было жарко как в бане. Электрик облизнул губы, поймав снежинку, затем стал собирать налипший на крышу снег в ладони и совать рот, жевать и глотать, не ощущая холода.

— Максим Павлович, это слизняк теперь спит, наверное, — прорвался в его наваждение голос Воробьева. Электрик снял фуфайку и наконец-то почесался, всхлипнул, ощущая на спине вздутия. Наросты. Мальчишки замерли на полуслове и отошли от него подальше. Испуганные.

— Тсс не боись пацаны, в обиду не дам, — сказал электрик и подобрался к краю крыши. Слизень развалился в полуметре от лестницы. Слишком близко. Если запустить в него запальной смесью, то возможно загорится и лестница. Нужно его отвлечь, а там пацаны сами справятся. Лестница не такая уж и тяжелая. Дотащат.

— Эй, Генка, Пашка слушать сюда, вот что скажу, — стал объяснять возникшую ситуацию электрик, натянуто улыбаясь. И перед тем как сигануть в сугроб, отдал мальцам кое-что из своего вооружения. Зная что им это пригодится больше.

Слизняк почуял его сразу же и проснулся, стремительно пополз следом. Электрик достал из сумки банку, намереваясь бежать как можно дальше, чтобы увести тварь за собой. Нацелил банку, щёлкнул зажигалкой и бросил в тварь, а из-зади на его плечах уже смыкались руки, набрасывались на спину тощие тела и зубы впивались в тело всей упыриной подростковой гурьбой. Видимо подростки как и слизняк тоже залегли в снегу передохнуть.

В ход успела пойти ещё одна банка коктейля.

Снова перед лицом Бронеславовича возникла, как наяву его молодая жена, красивая и стройная, как раньше когда они ещё только познакомились. Она говорила ему что-то ласковое, но слов ему было не разобрать. Эх, женушка раньше ты была другая ласковая, не сварливая.

Крепко отчеканилась в сознании последнее мысленное воспоминание и мужчина упал в сугроб, едва ощущая на себе вес гурьбы голодных, навалившихся сверху тварей.

Как в замедленной съёмке к то-то впился ему в горло, затем кто-то ещё укусил за щеку — и последний крик электрика был тих как бульканье под водой.

* * *

— Давай Генка, подсоби! — сказал Пашка и прыгнул с крыши. Он устремился к лестнице, но услышал, как тяжко в сугроб приземлился за ним друг. Лестница была трухлявая и длинная, но такая длинная и надо была им, чтобы взобраться повыше, а потом и спуститься. Ведь там, на обратной стороне трудколонии, за забором располагалась глиняная насыпь за ней — овраг, дальше пустырь, а через дорогу жилой район с общежитиями и магазинами.

Только на обратной стороне центрального здания трудколонии можно было с помощью лестницы прямо с крыши перескочить на забор. Это и был план электрика. Теперь только их план.

У Воробьева тряслись поджилки, он замучался оглядываться через плечо и прислушиваться, не идёт ли на их возню кто-то еще. Наконец Чебурек взобрался на второй этаж основного корпуса, со скрипом Пашка вскарабкался за ним.

Хрясть, последняя ступенька лестницы обломилась.

Мелкий колючий снег застилал мальцам глаза. Они вымокли от натуги, а свои тёплые шапки давно потеряли. Все-таки удалось. Лестница была на крыше. Затащена и теперь лежала пластом. Друзья стояли рядом с ней и поглядывали вниз. Никого.

— Давай Чебурек, сделаем это прямо сейчас, потом ведь совсем выдохнемся! — подбадривал друга Пашка, уставший как черт. На ладони мальчишки от усилий с лестницей взъелся кровавый мозоль.

— Ага, — ответил Генка и почесал спину. Зевнул.

С горем пополам им удалось с помощью лестницы взобраться на третий этаж. Но, вот лестницу не удаюсь утащить за собой, как ни старались. Силёнок не хватило.

— Твою мать, ты мазила! — яростно сквозь подбирающиеся к глазам слёзы, выпалил Пашка, когда лестница съехала с крыши и упала вниз.

— Прости, прости, — завелся Генка и задрожал. Затем снова почесал спину.

— Ладно, пошли, чувак, не ной.

Карниз от растаявшего снега был скользкий, а путь вниз на второй этаж с обратной стороны здания лежал из-за потерянной лестницы только через водосточную трубу.

— Я не смогу, — сказал Генка и сел на скат крыши. — Я устал. Я толстый. Я слабый. Я точно упаду, — посмотрел на свои руки и сказал:

— Не удержусь.

— Ты сможешь чувак. Я подхвачу. Не боись. Это не так страшно. Ты же по канату лазил, на физре, забыл что ли? — Подбадривал Пашка и первым полез на трубу, цепляясь ногами и руками, как обезьяна и гаркнул: