Гобелен
Шрифт:
Короче, они были семейными диссидентами.
И у них было свое горе. Их сын, их единственное дитя, вернулся с войны без ног, а потом они потеряли и его. Он оставил ребенка, Генри, маленького Хенка, которому сейчас было четыре года, и вдову Ли. Осиротевшая в восемь лет, дитя трущоб, Ли была взята на воспитание Хенни и Дэном. От них она научилась всему, что они могли дать ей, стала женой их сына, а сейчас ушла в совершенно чужой им мир. Будучи честолюбивой и одаренной чувством моды, Ли открыла роскошный магазин на Медисон-авеню. Она вышла замуж за такого же честолюбивого молодого юриста и жила
Тяжелое, полное лишений детство никак не отразилось на Ли. Ее блестящие каштановые волосы были по-модному коротко подстрижены; на присборенных манжетах бледно-голубого шерстяного платья поблескивали тонкие золотые браслеты с бриллиантами; ее живые пытливые глаза осматривали гостиную Поля с одобрением знатока.
Не могло быть женщин более разных, чем Хенни и Ли. Однако они любили друг друга, как мать и дочь.
Чувствуя беспокойство, Хенни встала и подошла к окну, отбросила шелковые шторы и стала напряженно вглядываться в темный туман, как будто хотела поторопить Поля вернуться домой.
– Ты не думаешь, что могло что-то случиться? – спросила она. – За целый день никаких известий. Не знаю почему, но у меня плохое предчувствие.
Хенни была паникершей.
Ли, которая таковой не была, весело сказала:
– Не волнуйся, это же первый ребенок. Не все так легко рожают, как я. Помнишь, Хенк буквально выпал из меня, – закончила она с некоторым самодовольством.
– Они так долго ждали, – продолжала волноваться Хенни. – Поль не переживет, если с ребенком что-нибудь случится. Да и Мариан тоже!
Когда они услышали, как поворачивается в замке ключ, то вскочили, и Хенни пошла навстречу Полю с вытянутыми руками.
– Все кончилось. С Мариан все хорошо. Ей было плохо, но сейчас все хорошо.
– О, слава Богу!
– Ребенок умер. Мальчик.
Поль вспомнил маленького Фредди, сына Хенни. Ему было тогда шесть лет, и его взяли в клинику посмотреть новорожденного: маленькие ручки и ножки, болтающиеся в воздухе…
Мертвый младенец, должно быть, выглядит как одна из тех больших кукол, которые продаются в дорогих магазинах. Восковой. Глаза закрыты или открыты? Ему внезапно стало плохо.
Хенни отвернулась, крутя обручальное кольцо на неухоженной руке.
Ли мягко произнесла:
– Это ужасно, Поль. Ужасно. Но у вас будет еще ребенок. Ты должен думать об этом. И Мими должна. Не сразу. Но скоро. У вас будут дети.
Им хотелось помочь ему.
– Да, – добавила Хенни, – наши соседи, когда мы жили на старом месте, потеряли подряд двоих. Но они продолжали и родили еще троих!
Смешно, именно это он говорил себе там, в палате Мими, и чувствовал такое облегчение…
– По крайней мере, мы никогда не видели его.
– А, да, это правда, – согласилась Хенни. Бедная Хенни! Вырастить сына, чтобы он воевал на войне, которую она ненавидела так сильно, и потерять его из-за этой же войны…
– Ты что-нибудь ел? – спросила Хенни. – Я попросила твоего повара оставить еду на тарелке, если ты захочешь поесть.
– Спасибо, не хочу.
Хенни
не стала настаивать, и он был благодарен ей за это.– Ты видел Мими? – спросила она.
– Да. Она воспринимает все очень мужественно.
– Ты должен увезти ее побыстрее за границу, – воскликнула Ли. – Это воскресит ее. Сделайте покупки в Париже, потом Ривьера – или, может быть, Биарриц.
Поль улыбнулся про себя. Как хорошо она усвоила, эта маленькая Ли, все, что касается развлечений и удовольствий!
– И сделайте другого ребенка, – дерзко добавила она.
Ли вышла в холл и вернулась с коробкой, завернутой в синюю атласную бумагу и перевязанной шикарным красным бантом.
– Это халат для Мими. Не забудь отнести ей это завтра. Монограмму я вышивала в спешке.
– Он совершенно очаровательный, – заверила его Хенни. – Я видела его. Экстравагантность.
Поль пробормотал слова благодарности.
– Мы можем что-нибудь сделать для тебя, Поль? Нам лучше уйти или остаться с тобой? – спросила Хенни.
Ему не хотелось быть одному.
– Нет, останьтесь. Пока не устанете.
– Тогда мы немного посидим. Все равно Дэн не вернется домой раньше полуночи.
Они снова сели около камина. Перед ними на низком мраморном столике стояла ваза с гардениями, сильный сладкий аромат которых Поль ненавидел: он почему-то наводил его на мысль о похоронах. Но Мими любила гардении, и сейчас Полю казалось неправильным убрать их только потому, что ее не было дома.
– Дэн сейчас выступает с речью о Лиге Наций, – сказала Хенни, – иначе, ты знаешь, он был бы здесь.
– Как он себя чувствует?
– О, по-всякому. Бывает, сердце схватывает. Тогда он принимает свой нитроглицерин.
– Не следует ли ему бросить преподавание? Студенты могут кого угодно вымотать.
– Это его жизнь, не считая маленькой лаборатории на Канал-стрит. Он работает над несколькими проектами – что-то из области безлопастной паровой турбины. Он не может бросить все это!
– Хенни, как у вас с деньгами?
– Все в порядке, Поль! Ты же знаешь нас, нам много не надо.
– Ну, если ты… Давай говорить откровенно. Если что-нибудь случится с Дэном, я хочу, чтобы ты знала – я позабочусь о тебе. Тебе никогда не придется ограничивать себя, слышишь?
Но тут вмешалась Ли:
– Неужели ты думаешь, что мы с Беном оставим ее?
– Мне ничего не нужно, кроме Дэна. – В глазах Хенни стояли слезы. Она повысила голос: – Я волнуюсь за него. Он слишком много говорит по нынешним временам! Власти охотятся за большевиками, бросают людей в тюрьмы только за то, что они говорят правду! Все это напоминает мне семнадцатый век – охоту за ведьмами в Салеме!
Поль покачал головой:
– С его плохим сердцем ему не следует рисковать. Я поговорю с ним.
– Это бесполезно! Ты же знаешь, какой он упрямый… О, я не хочу беспокоить тебя своими неприятностями, у тебя и своих хватает!
– Ты никогда не беспокоишь меня.
Ему так хотелось рассказать ей обо всем! Воспоминания, нахлынувшие на него там, в клинике, были мучительны. Ему хотелось рассказать ей, ведь после того дня перед свадьбой, когда он прибежал к ней в страшном смятении, они больше не возвращались к этому разговору.