Гобелены грез

Глава XX

Когда Хью, спокойно спавший всю ночь, проснулся, на душе у него было легко. Из них троих только он прекрасно отдохнул и был счастлив. Однако, наблюдая, как сияющий Хью съел на завтрак огромное количество хлеба, сыра и холодного паштета, оба, и Ральф, и Одрис, не могли не улыбнуться и заставили себя поесть. Ральф принял беззаботный и веселый вид, потому что знал, что это необходимо. Он не должен поколебать самоуверенность племянника. Он уверял себя, что Хью хорошо знает и правильно оценивает свои силы. Хью не простодушный и хвастливый петух, и если он сказал, что может победить Лайонела Хьюга, значит сможет сделать это.

Одрис была спокойна по другой причине: она ничего не знала о противнике Хью. Она вообще боялась, что он будет драться, но каждый раз, когда просыпалась ночью, вспоминала сотканную ею картину, которая изображала мертвого единорога, лежащего в саду, похожем на сад в Джернейве и ни капли не похожем на сад Утрида. И, что самое важное, — на единороге не видно следов ран. Сейчас она не спрашивала себя, предсказывал ли на самом деле ее гобелен или нет. Она цепко ухватилась за мысль, что в Морпете нет никакого сада и на теле единорога не видно ран.

Так рассуждала Одрис, пока они скакали к полю, где проводился турнир. Ей казалось правдоподобным ее объяснение. Внизу, у подножия замка Морпет, было расчищено широкое поле, на котором паслись животные. Поле было размечено по обеим сторонам неровной линией кольев. На южной стороне солнце, если оно светило, согревало знатных зрителей. К кольям были прикреплены доски, образуя низкий забор, который должен защитить зрителей, чтобы лошади участников поединка не обрушились на них. Северная сторона, куда не проникал солнечный луч, кроме как в полдень, предназначенная для простого люда, была отгорожена от поля только кольями: если бы лошади и задавили нескольких простолюдинов, то это было бы не так важно.

Поодаль от низкого заборчика стояли ряды скамей. Де Мерли и его дама уже заняли места на центральной скамье, а знатные гости, приехавшие из соседних замков, выбирали места на других. Во время поединка, в котором участвуют двое мужчин и две лошади, все предпочитают сидеть. А во время рукопашного боя, который будет следовать за поединком, многие предпочтут стоять, потому что во время схватки можно будет легко передвигаться вокруг поля боя или же спасаться бегством, если бой перекинется туда, где находятся зрители. На восток и запад поле не имело границ: согласно правилам, проигрывающая во время боя сторона могла свободно отступать, а их противники могли преследовать их, чтобы захватить пленных. Передвигались участники боя с востока на запад.

Хью и не думал объяснять эти правила Одрис. Он проснулся намного раньше ее, потому что лучше спал, и пока ходил в отхожее место, проверил застежку на кольчуге и пришел к выводу, что она еще долго послужит. Он решил ничего не говорить Одрис. Он знал, что лорд Ратссон, хотя и не участвовал в турнирах, но был их знатоком, потому что побывал на многих ристалищах вместе с королем, и может в случае необходимости защитить ее. А что касается остального, то он подумал, что ей лучше самой все увидеть узнать. Хью не забыл ее слез и ее страха за него. Тогда он выбросил из головы все, что касалось поединка, и, найдя священника в находящейся недалеко церкви, исповедался. Сначала ему показалось, что он был прав, потому что Одрис удивленно смотрела по сторонам, пока они ехали по полю.

— Разве мы не едем к замку? — спросила она. — Мой дядя брал меня на турнир в Прудхоу, и он проводился на большом дворе замка. Там было много места для поединка.

Хью и лорд Ратссон заговорили одновременно и, конечно, вскоре замолчали. Ральф улыбнулся:

— Расскажи ты ей. А я поскачу вперед и поговорю с де Мерли.

Хью улыбнулся и сказал:

— Твой дядя брал тебя на поединок, устроенный только для дам, где пары мужчин дерутся друг с другом тупыми копьями. Здесь же, после того как я справлюсь с сэром Лайонелом, произойдет небольшая война. Для этого нужно больше места…

Его глаза потемнели.

— К тому же там может быть опасно, я имею в виду опасно для зрителей. Стой рядом с дядей, и, если он скажет тебе бежать, беги.

— Будут ли они убивать друг друга, как на войне? — спросила Одрис. Глаза ее были широко раскрыты.

— Нет, совсем нет, — Хью стало весело. — Во время турнира противники должны захватить как можно больше пленных и взять за них выкуп, а мертвец не может заплатить ничего. Чтобы избежать ссор, цена устанавливается в соответствии со стоимостью коня и оружия побежденного. Поэтому богатые и тщеславные платят больше, чем бедные и скромные.

Одрис собиралась задать еще вопрос, но ее лошадь замедлила ход и остановилась у забора. Хью спрыгнул со своего коня, снял Одрис с седла и усадил ее на скамью рядом с забором. Он потоптался на месте, оглядываясь по сторонам и затем повел Одрис к де Мерли, где их ожидал дядя.

— Мой внучатый племянник сэр Хью, — сказал лорд Ратссон, — и демуазель Одрис.

Хью слегка поклонился, а Одрис улыбнулась.

Несколько мгновений де Мерли изучал Хью, слегка кивнул, знакомясь с Одрис, и затем снова посмотрел на Хью.

— Итак, вы были воином Ратссона, — сказал он, скривив губы.

— Нет, — ответил Хью. — Для чего мне нужно было бы это скрывать? Когда был в Морпете, я и не знал, что моего дядю вызвали на поединок.

— Так было угодно Богу, чтобы Хью приехал сюда, — сказал Ральф. — Он приехал, чтобы уладить старую семейную ссору, и, услышав от меня об угрозах Хьюга, предложил себя в качестве моего воина. Я полагаю, Божья благодать снизошла на Ратссон.

Де Мерли ничего не ответил на это, но его губы превратились в тонкую линию. Он просто поднялся и сказал, что представит их герольду, который формально объявит Хью воином лорда Ратссона. Он пошел, и лорд Ратссон последовал за ним. Хью посмотрел на Одрис и поймал ее руку, которую она тянула, чтобы задержать его. Он наклонился, поднес ее к губам и улыбнулся Одрис.

— Ненадолго, демуазель, — прошептал он. — У меня это не займет много времени. Не волнуйся и не плачь, чтобы не покраснел твой нос.

— Единорог, — прошептала она.

Но Хью уже повернулся и, широко шагая, последовал за де Мерли и дядей. Взяв на ходу Руфуса за повод и говоря что-то своей огромной лошади, он намотал поводья вокруг своей руки. Одрис видела, как он берет шлем, который был прикреплен ремнем к седлу, и надевает его на голову. Он поднял его, подвигал взад-вперед, чтобы обод сел удобно над бровями, а стрелка шлема опустились на нос, не сдавливая его. Потом оглянулся и бросил последний взгляд на Одрис. Она заставила себя улыбнуться, но в этот момент была больше взволнована, чем печальна или напугана. Она никогда прежде не видела Хью в шлеме. Он все время был в кольчуге, но без шлема. Он так сильно изменился, что она с трудом узнавала его, потому что стрелка маскировала форму его носа и необычно широко расставленные глаза.

Она видела, что он присоединился к группе людей на западной стороне поля и что там происходит какой-то спор. Она очень отчетливо слышала высокий тенор дяди Ральфа и поняла, что он сердится. Потом Хью положил руку на его плечо. Она не могла расслышать слов Хью, но, казалось, он успокаивал дядю. Происходящее встревожило ее, но вскоре собрались мужчины в изысканных одеждах, появился священник и заговорил, подняв крест и драгоценную шкатулку, которая, должно быть, содержала святые реликвии. Глаза Одрис наполнились слезами; она дрожала от страха. Совершал ли священник последний обряд над Хью? Но тем не менее, она не успела расплакаться, потому что к ней обратился владетель Прудхоу. Он был удивлен ее присутствием на турнире и спросил, где ее дядя. Она ответила ему непринужденно и успокоила его, сославшись на любопытство, которое привело ее в Морпет из Ньюкасла, где она покупала пряжу. Пока она вынуждена была объяснять это, ее возрастающая тревога за Хью поутихла.