Год 1943 - «переломный»
Шрифт:
В районе юго-восточнее Касторного оказались в окружении семь немецких дивизий (57, 68, 75, 88, 323, 340, 377-я) и основные силы 3-го венгерского корпуса (6-я и 9-я дивизии). Для их «уничтожения и пленения» были выделены 38-я армия и часть сил 40-й армии. Главные силы фронтов, используя достигнутый успех, начали общее наступление к рекам Тим и Оскол, выйдя на указанный рубеж к 2 февраля.
Оказавшуюся в котле 2-ю армию уже списали со счетов. Однако немцы, в отличие от своих союзников, сдаваться не собирались и продолжали упорно драться. 29 января, сосредоточив на одном направлении всю артиллерию, командир 7-го армейского корпуса генерал Штраубе повел войска на прорыв. Немцы легко преодолели хлипкий фронт внутреннего окружения — 50-километровый промежуток
Тем не менее в короткие сроки Красная Армия на Среднем Дону добилась весьма впечатляющих результатов. Опустив длинный перечень захваченных трофеев, выделим главное: в обороне противника, который понес большие потери в живой силе и особенно в технике, в полосе от Ливен до Купянска зияла прореха в 400 километров, которая прикрывалась лишь разрозненными заслонами немецких частей. Была освобождена значительная территория Воронежской и Курской областей с городами Воронеж, Касторное, Старый Оскол, Новый Оскол, Волоконовка.
«Поистине ужасные» для немцев итоги января 1943 года подвел в своей работе генерал фон Бутлар: «За 14 дней русского наступления группа армий «Б» была почти полностью разгромлена. 2-я армия оказалась очень потрепанной. К тому же она потеряла во время прорыва основную массу своей боевой техники (примечательно, что 30 января Гитлер присвоил фон Вейхсу звание генерал-фельдмаршала. — В.Б.). 2-я венгерская армия была почти полностью уничтожена, из 8-й армии спастись удалось лишь отдельным частям корпуса альпийских стрелков. От остальной части и соединений уцелели только жалкие остатки. Из числа немецких войск, действовавших в полосе 8-й итальянской армии, остались лишь потрепанные остатки нескольких немецких дивизий, которым удалось спастись за рекой Оскол. Связь с группой армий «Центр» и с группой армий «Дон» была потеряна, стыки находились под угрозой».
Итальянская армия, потерявшая на советско-германском фронте в общей сложности 169 тысяч личного состава, из которых около 90 тысяч безвозвратно, прекратила свое существование.
«На следующий день, — пишет комментатор дневников маршала Уго Кавальеро, — на фронте уже не было итальянских войск, и уцелевшие части двигались в район сбора, северо-восточнее Киева для возвращения на родину, сохраняя очень неприятное воспоминание о «товариществе» германского союзника».
Что и говорить, отношения между «товарищами» сильно подпортились.
Берлин обвинял союзников в том, что они своим «слишком быстрым отступлением» поставили под угрозу доблестные немецкие войска. В Риме полагали, что ответственность за поражение лежит всецело на германском командовании, провалившем битву за Сталинград и не обеспечившем резервами и современным оружием «яростно сражавшихся» итальянцев. И вообще Гитлер, как выяснилось, ни черта не смыслил в стратегии, он не понимал, что «судьба войны решается не на востоке, а на юге, на Средиземноморском театре». Фюрер, в свою очередь, окончательно убедился: «С итальянцами мы никогда не добьемся успеха».
Однако «успехи» в России уже мало интересовали итальянцев, когда война оказалась возле их собственного порога. Поражение в Ливии, высадка англосаксов в Алжире, Марокко и Тунисе, бомбардировки городов, страх перед непосредственным вторжением в Италию заметно подорвали моральных дух и способствовали распространению в стране пораженческих настроений. Именно этого добивались западные политики. «Каждый воздушный налет, — требовал Черчилль, — должен быть таким, чтобы Италия могла почувствовать всю тяжесть войны,, промышленные центры следует подвергать самым ожесточенным ударам с воздуха, прилагая все усилия к тому, чтобы превратить эти центры
в необитаемые районы, терроризировать население и парализовать его волю». Министр иностранных дел Иден предупреждал итальянцев, «что если они позволят фашистскому режиму связать судьбу их страны с Гитлером, то несомненно обрекут себя на все горести и наказания, которые выпадают на долю побежденных».Муссолини теперь склонялся к мнению, что дальнейшая война с Россией «бесцельна», и пытался убедить Гитлера заключить с ней сепаратный мир наподобие Брест-Литовского, на худой конец, отказаться на Востоке от активных операций и отвести наиболее боеспособные войска на Запад. Дуче понимал: «Разгром на Средиземном море неизбежен, если не убедить немцев сосредоточить здесь достаточные силы, чтобы предотвратить это… Итальянцев возмущала неспособность немцев оказать им большую помощь в трудный для них период, а получаемая помощь вызывала новые сложные проблемы связи и управления, что еще больше усиливало трения. Жалобы итальянцев на безразличие немцев чередовались с другими, не менее едкими заявлениями о вмешательстве немцев в их дела. В основе всего этого лежало растущее недовольство и разочарование у всех классов итальянского народа союзником, который втянул Италию в столь угрожающую ситуацию. Все большее число мыслящих и влиятельных людей сходилось на том, что выход из этого положения один — положить конец войне».
4 февраля Муссолини сместил с поста начальника генерального штаба маршала Кабальеро, имевшего репутацию немецкой креатуры, и заменил его генералом Амброзио. Последний бомбардировал дуче меморандумами следующего содержания:
«Наступил такой момент, когда каждый из союзников должен прекратить вести свою собственную войну и понять, что для его спасения одинаково необходимо выстоять как на Днепре, так и в Сицилии и на Пелопоннесе. Немцы обязаны изменить свои оперативные цели и прийти к нам на помощь. В противном случае мы не будем чувствовать себя обязанными следовать их ошибочному курсу ведения войны…
Немцы не очень обеспокоены возможным ударом англоамериканских сил, поскольку он прежде всего будет нанесен далеко от их собственной территории. Мы же находимся в противоположной позиции. Одной из наиболее вероятных целей в Средиземноморье является Италия, и нам придется взять всю тяжесть борьбы только на себя, а эта борьба принесет в страну только огонь и меч и сделает ее ареной тяжелых разрушений. Может, именно эта мысль составляет часть немецкого плана, то есть они хотят заставить нас самостоятельно вынести натиск первоначального наступления англоамериканский войск, нимало не заботясь о судьбе нашего населения и наших городов».
Короче говоря, Амброзио считал, что у итальянских войск есть более неотложные задачи и намного ближе к дому.
На этом закончилось участие Италии в «крестовом походе» на Восток, но не закончились «приключения итальянцев в России». Путь на родину был долгим и трудным.
Остатки разбитых дивизий направили на реорганизацию в район Нежина, а затем — Гомеля. Немецкое командование отказалось предоставить союзникам транспорт и снабжать их продовольствием. Итальянские солдаты, оборванные и голодные, отмерили 800 километров пешком, обменивая на хлеб амуницию, боеприпасы и заржавевшие автоматы и массово дезертируя в теплые края. «Видя нас в таком виде, — вспоминает Нуто Ревелли, — похожих на нищих, без оружия, русские крестьяне говорили: «Итальянцы капут!»
Муссолини готов был оставить на Восточном фронте один корпус при условии, что немцы снабдят его «эффективным оружием». Однако Гитлер для себя уже все решил. «Давать им оружие, — заявил он в узком кругу, — значит обманывать самих себя… Нет никакого смысла давать итальянцам вооружение для организации армии, которая побросает оружие перед лицом врага при первом случае. Ни к чему вооружать армию, если нет уверенности в ее внутренней прочности. Я не дам себя обмануть еще раз». И предложил использовать итальянцев для отлова белорусских партизан, освободив тем самым от несения охранной службы немецкие части, которые и направятся на фронт.