Год 1943 - «переломный»
Шрифт:
Ответ Верховного, укрепившегося в мнении, что западные державы сознательно желают истощения Советского Союза, адресованный президенту Рузвельту, был жестким: «Теперь, в мае 1943 года, Вами вместе с господином Черчиллем принимается решение, откладывающее англо-американское вторжение в Западную Европу на весну 1944 года. То есть открытие второго фронта в Западной Европе, уже отложенное с 1942 года на 1943 год, вновь откладывается на весну 1944 года. Это Ваше решение создает исключительные трудности для Советского Союза, уже два года ведущего войну с главными силами Германии и ее сателлитов с крайним напряжением всех сил, и предоставляет Советскую Армию, сражающуюся не только за свою страну, но и за своих союзников, своим собственным силам, почти в единоборстве
Во-вторых, весна заканчивалась, и все острее вставал вопрос, а не сваляли мы дурака со своей «преднамеренной обороной», не пора ли действовать?
В течение мая фронты дважды предупреждались о возможном наступлении врага в ближайшие дни. Сначала, что «противник может перейти в наступление 10–12 мая», затем немецкий удар ожидался «не позднее 26 мая». Каждый раз войска приводились в состояние полной боевой готовности. Однако каждый раз ничего не происходило. Маршал Жуков докладывал 22 мая с Центрального фронта о том, что «непосредственной готовности к наступлению на переднем крае у противника нет», считаю, «что противник до конца мая перейти в наступление не сможет».
Генерал Ватутин, расценивая бездействие противника как отказ от проведения крупных операций на Восточном фронте — «Предполагаю, что противник, в настоящее время выжидает и сам боится нашего наступления», — обратился в Ставку с предложением разрешить Воронежскому фронту нанести упреждающий удар и разгромить немцев западнее реки Ворсклы. Затем предполагалось развивать наступление в направлении Днепра на глубину до 300 километров. Сталин заинтересовался этим предложением и передал его на рассмотрение Генштаба. Последний отговаривал Верховного и материл Ватутина. Однако факт оставался фактом, с одной стороны, «нам уже точно было известно, что фашисты полностью изготовились к наступлению», с другой — наступления почему-то не начинали…
«Вот это «почему-то», — пишет Василевский, — немало беспокоило нас, а некоторых даже выводило из равновесия. Особую нетерпеливость начал проявлять командующий Воронежским фронтом Н.Ф. Ватутин. Николай Федорович неоднократно ставил передо мной вопрос о необходимости начать самим наступление, чтобы не упустить летнее время. Мои доводы, что переход врага в наступление против нас является вопросом ближайших дней и что наше наступление будет безусловно выгодно лишь противнику, его не убеждали.
— Александр Михайлович! Проспим мы, упустим момент, — взволнованно убеждал он меня. — Противник не наступает, скоро осень, и все наши планы сорвутся. Давайте бросим окапываться, начнем первыми. Сил у нас для этого достаточно.
Из ежедневных разговоров с Верховным Главнокомандующим я видел, что неспокоен и он. Один раз он сообщил мне, что ему позвонил Ватутин и настаивает, чтобы не позднее первых чисел июля начать наше наступление; далее Сталин сказал, что считает это предложение заслуживающим самого серьезного внимания; что он приказал Ватутину подготовить и доложить свои соображения по Воронежскому фронту в Ставку… Я ответил, что указания будут выполнены, и заметил, что для нас было бы гораздо выгоднее, если бы враг предупредил нас своим наступлением, которого, по всем данным, следует ожидать в ближайшее время… Обе воюющие стороны замерли в ожидании надвигавшихся больших событий».
На маршала Василевского была возложена координация действий Воронежского и Юго-Западного фронтов, на отозванного с Кубани маршала Жукова — Центрального, Брянского и Западного фронтов.
В ночь на 2 июля «товарищ Сталин предупредил командование войск на Орловско-Курском направлении о возможном наступлении немцев с 3 по 6 июля». 4 июля в районе Белгорода сдался в плен немецкий сапер, сообщивший, что войскам выдан сухой паек, а наступление начнется 5 июля.
«ИДЕМ
НА ПРИСТУП — ЗА КУРСКИЙ ВЫСТУП!»Против Центрального фронта генерала К.К. Рокоссовского находилось 26 дивизий 9-й и части 2-й армий группы «Центр» фельдмаршала фон Клюге — 460 тысяч человек, около 6000 орудий и минометов, 1014 танков и самоходных установок (в том числе 45 танков Pz. VI в составе 505-го тяжелого танкового батальона, все наличные «фердинанды», 298 танков Pz. IV) и 730 самолетов. В состав северной ударной группировки вошли 46, 47-й и 41-й танковые, 23-й армейский корпуса 9-й армии — 15 дивизий, в том числе 6 танковых (2, 4, 9, 12, 18, 20-я) и 10-я моторизованная.
Брешь в советской обороне генерал Модель собрался пробивать на участке шириной в 40 километров пехотными частями, усиленными саперными подразделениями при сильной поддержке артиллерии. Танковые соединения должны были вводиться в сражение после преодоления тактической полосы для развития успеха. А там, по меркам «блицкрига», до Курска было рукой подать — всего 75 километров. Фланговые корпуса прикрывали танковый клин.
Центральный фронт оборонял северную часть Курской дуги протяженностью 306 километров. Однако было ясно, что немцы будут наносить удар под основание выступа. Поэтому основные силы и средства фронта генерал Рокоссовский развернул на правом крыле. Здесь на 95-километровом участке было сосредоточено 58% стрелковых дивизий, 87% танков и самоходных установок и 70% артиллерии. В мемуарах маршал отмечал: «Наступление немецко-фашистской ударной группировки на любом другом направлении не создавало особой угрозы, так как войска и средства усиления фронта, располагавшиеся против основания Орловского выступа, могли быть в любое время направлены для усиления опасного участка. В худшем случае это наступление могло привести только к вытеснению наших войск, оборонявшихся на Курской дуге, а не к их окружению и разгрому».
К началу июля в составе Центрального фронта имелось 41 стрелковая, 1 истребительная дивизии, 4 стрелковые и 3 отдельные танковые бригады, 4 танковых и 1 артиллерийский корпуса, 3 укрепрайона, 15 отдельных танковых и 6 самоходных артиллерийских полков. В войсках насчитывалось 711 тысяч солдат и офицеров, 5792 орудия и 5792 миномета (у нас в большинстве случаев свои 50-мм минометы не учитывают, а немецкие, как я понимаю, считают; в общем, минометов всех калибров имелось 8606 штук), 246 реактивных установок, 1131 зенитка, 1785 танков и САУ.
В первом эшелоне находились 48, 13, 70, 65-я и 60-я армии. Их стрелковые дивизии занимали первые две оборонительные полосы; позади второй, как правило, находились приданные армиям танковые бригады и отдельные танковые полки. В резерве фронта севернее Курска стояли 2-я танковая армия, 9-й и 19-й танковые корпуса, 4-я истребительная бригада, 100-я и 104-я артиллерийские бригады большой мощности. Противотанковые средства были сгруппированы в двух районах с учетом возможности нанесения фланговых ударов по наступающей группировке врага.
Воздушное прикрытие обеспечивала 16-я воздушная армия (4 авиационных корпуса) генерал-лейтенанта С.И. Руденко, имевшая 1218 исправных самолетов.
Рокоссовский знал, откуда противник нанесет удар, неясно было, какими силами и в каком направлении. Штаб Центрального фронта проработал три возможных варианта. Модель может двинуть свои дивизии прямо на восток, к Ливнам, через позиции 48-й армии генерал-лейтенанта П.Л. Романенко; тогда Романенко должен вцепиться зубами в землю и продержаться два-три дня, пока 13-я армия, усиленная танковым корпусом, подготовит фланговый контрудар. «Зеркальный» вариант: немцы наносят главный удар на Фатеж в полосе 70-й армии, а затем поворачивают на Курск. В этом случае «прочно удерживает позиции» генерал-лейтенант И.В. Галанин, а 13-я армия снова готовит контрудар, но уже в западном направлении. И, наконец, наиболее вероятный сценарий (вариант № 2): Модель попрет на Курск по кратчайшему направлению, вдоль железной дороги, через Поныри, через позиции 13-й армии.