Год 1943 - «переломный»
Шрифт:
«Эта операция привела к удивительным последствиям, — пишет полковник В. И. Боярский. — Например, в июне (когда еще не было «рельсовой войны» и немцы готовились к наступлению под Курском) группа «Центр» получила 1822 поезда. В июле белорусские партизаны произвели 743 крушения поездов. Тем не менее оккупанты доставили войскам 2282 эшелона. В августе, переключившись на подрыв рельсов, белорусские партизаны смогли устроить только 467 крушений поездов. Благодаря этому противник доставил в этом месяце войскам данной группы войск 2159 поездов, то есть на 337 эшелонов больше, чем в июне (!), и всего лишь на 123 эшелона меньше, чем в июле.
Таким образом, ценой огромного напряжения сил и расхода значительного количества взрывчатки партизаны добились того, что пропускная способность
Характерно, что все участвующие в этой операции партизаны отнеслись к ней с большим энтузиазмом. Вероятно, они смогли бы полностью выполнить план подрыва рельсов, если бы получили нужное для этого количество взрывчатки. Но реально «рельсовая война» вела не к увеличению, а к значительному снижению потерь противника в столь нужных ему паровозах и грузах».
В связи с назревавшей угрозой провала Операции «Кутузов» Сталин согласился «помочь» и разрешил досрочно ввести в сражение стратегические резервы. Еще 12 июля Ставка усилила войска левого крыла Западного фронта 11-й армией генерал-лейтенанта И.И. Федюнинского (4, 96, 135, 197, 260, 273, 323, 369-я стрелковые дивизии), а 18 июля — 4-й танковой армией генерал-лейтенанта В.М. Баданова (11-й и 30-й танковые, 6-й гвардейский механизированный корпуса) и 2-м гвардейским кавалерийским корпусом генерал-майора В.В. Крюкова (3-я и 4-я гвардейские кавалерийские дивизии). В состав Брянского фронта вошла 3-я гвардейская танковая армия (12-й и 15-я танковые, 2-й механизированный корпуса, 91-я отдельная танковая бригада).
Незапланированный ввод стратегических резервов был сопряжен с большими трудностями. Они, резервы, находились на большом удалении от линии фронта, размокшие под проливными дождями дороги задержали их выдвижение. Кроме того, генерал Соколовский, хоть и выслужился в маршалы, на посту командующего фронтом был человеком случайным, представлявшим из себя законченный тип бюрократа в погонах. Как следствие, в организации использования выделенных резервов имелся ряд чудных моментов.
Так, не закончившей комплектования 11-й армии пришлось сначала совершить 160-километровый переход. При этом командарм, который должен был вести ее в бой, никогда в глаза не видел ни своих войск, ни своего штаба, ни своих комдивов. Формированием армии три месяца занимался генерал-лейтенант А.И. Лопатин, после чего был снят, а на армию назначили заместителя командующего Брянским фронтом. Поэтому 12 июля из Калуги войска в поход провожал Лопатин, а шесть суток спустя в Козельске встречал генерал Федюнинский. Прибыть к назначенному времени в район сосредоточения дивизии не успевали.
«Следовательно, — беспокоился Федюнинский, — если придерживаться старого плана, то армия будет вводиться в бой по частям. Кроме того, у нас ощущалась нехватка боеприпасов для стрелкового оружия и артиллерии. Однако мне было сказано, что задачу нужно решать даже в том случае, если придется ввести в бой первоначально только одну дивизию. По мнению командования, на участке Лешево — Кцынь оборона противника была слабой. После этого мне не оставалось ничего, кроме как поспешить с выездом туда. На рубеже Лешево — Кцынь находились пока соединения одного из корпусов 11-й гвардейской армии. С обстановкой меня ознакомил начальник штаба корпуса. Он удивился, что командование фронта считает, будто оборона здесь слабая.
— Мы две недели топчемся на месте и никак не можем продвинуться вперед, — сказал он. — Противник укрепился основательно, хорошо организовал систему огня, часть танков использует в качестве неподвижных огневых точек. Не понимаю, почему вас неправильно информировали».
20 июля 11-я армия двумя прибывшими дивизиями без остановки промаршировала в бой на стыке 50-й и 11-й гвардейской армий с задачей наступать в направлении Хвастовичей: «Отсутствие тщательной подготовки сразу же сказалось. Пехота была утомлена длительным маршем по размытым дождями дорогам. Для рекогносцировки и уточнения вопросов взаимодействия командиры имели слишком мало времени. Сведения о противнике
были скудными и неточными. Артиллерия и тылы отстали. Бой принял затяжной характер». Собственно говоря, 135-ю и 369-ю дивизии послали в штыковую атаку, поскольку боеприпасов имелось ровно столько, сколько бойцы притащили из Калуги на себе. К тому же «среди личного состава армии насчитывалось много узбеков, казахов, киргизов, туркмен и таджиков. Некоторые из них вначале плохо понимали по-русски, и это затрудняло управление ими в бою, а также воспитательную работу. Но командиры и политработники не спасовали перед трудностью». Как они не пасовали, известно — толпой на пулеметы: «За Родину! За Сталина!» Что касается «некоторых», плохо понимавших по-русски, то и полвека спустя это означало: на десять новобранцев один переводчик. Как может воевать армия, в которой подчиненные и начальники говорят на разных языках?А вот примерно так:
«Однажды, летом 1943 года, мы сидели среди густых ветвей высокой ели на деревянном помосте, укрепленном у макушки дерева. На стволе были прибиты планки, заменявшие лестницу, по которой мы карабкались наверх. Это был наблюдательный пункт артиллерийского полка, километрах в полутора от передовой, с которого открывалась широкая панорама окрестностей местности. Синее небо расстилалось над нами. Светило солнышко. Сосна слегка покачивалась, ветви ее скрипели и распространяли аромат смолы.
У стереотрубы стоял наш командир — статный, красивый молодой полковник. Свежевыбритый, румяный, пахнущий одеколоном, в отглаженной гимнастерке. Он ведь спал в удобной крытой машине с печкой, а не в норе. В волосах у него не было земли, и вши не ели его. И на завтрак он имел не баланду, а хорошо поджаренную картошку с американской тушенкой. И был он образованный артиллерист, окончил академию, знал свое дело. В 1943 году таких было очень мало, так как большинство расстреляли в 1939–1940 годах, остальные погибли в 41-м, а на командных постах осталась всякая шваль, случайно всплывшая на поверхность.
Полковник внимательно смотрел в стереотрубу, потирал чистой ладонью свой крепкий, загорелый затылок и громко, непрестанно, упоенно ругался матом: «Что делают, гады! Ах! Что делают, сволочи!» Что они делали, было видно и без стереотрубы. Километрах в двух перед нами, за ручейком, виднелся большой холм, на котором когда-то была деревня. Немцы превратили ее в узел сопротивления. Закопали дома в землю, поставили бетонные колпаки, выкопали целый лабиринт траншей и опутали их лабиринтами колючей проволоки. Уже третий день пехота штурмовала деревню. Сперва пошла одна дивизия — 6000 человек. Через два часа осталось из них 2000. На другой день оставшиеся в живых и новая дивизия повторили атаку с тем же успехом. Сегодня ввели в дело третью дивизию, и пехота опять «залегла». Густая россыпь трупов была хорошо видна нам на склоне холма.
«Что делают, б…!» — твердил полковник, а на холме бушевал огонь. Огромные языки пламени, клубы дыма, лес разрывов покрывал немецкие позиции. Били наша артиллерия, катюши, минометы, но немецкие пулеметы оставались целы и косили наступавшие полки. «Что делают, гады! Надо же обойти с флангов! Надо же не лезть на пулеметы, зачем гробить людей!» — все стонал полковник. Но «гады» имели твердый приказ и выполняли его. Знакомая картина! Не так ли командуют из кабинетов, где сеять кукурузу, а где овес? В результате ни овса, ни кукурузы и вообще жрать нечего…
Хозяин из Москвы, ткнув пальцем в карту, велит наступать. Генералы гонят полки и дивизии, а начальники на месте не имеют права проявить инициативу. Приказ «Вперед!» — и пошли выполнять безответные солдаты. Пошли на пулеметы. Обход с фланга? Не приказано, выполняйте, что велят. Да и думать и рассуждать разучились. Озабочены больше тем, чтобы удержаться на своем месте да угодить начальству. Потери значения не имеют. Угробили одних, пригонят других. Иногда солдаты погибали, не успев познакомиться перед боем. Людей много. А людей этих хватают в тылу, на полях, на заводах, одевают в шинели, дают винтовку и — «Вперед!». И растерянные, испуганные, деморализованные, они гибнут как мухи. И привыкли мы к этому. Солдаты — умирать, начальство — гробить…