Год 1944-й. Зарницы победного салюта
Шрифт:
Григорий Гурьянов гордился тем, что приходится земляком В. И. Чапаеву, которого с детства любил всем сердцем. В трудные минуты не раз мысленно спрашивал себя: а как бы поступил в том или ином случае Чапаев? И, конечно, всегда находил ответ: смело бы шел вперед, бил врага беспощадно и умело.
Григория так и звали в дивизионе: земляк Чапая.
… Еще раз придирчиво окинув взглядом огневую позицию, сержант подозвал к себе пушкарей, указал ориентиры, расстояние до них, вероятные направления атак врага и сказал:
— Если полезут вражеские танки, то только через эту
Артиллеристам Григория Гурьянова не впервой сходиться с врагом лоб в лоб. Боевой путь за плечами пушкарей немалый. 155-й артиллерийский полк за мужество и героизм личного состава был награжден орденом Красного Знамени.
Подошел командир соседнего орудия сержант Петр Юдаксв.
— Ты как, Гриша, думаешь, откуда фрицы появятся?
— Скорее всего, справа, — ответил Гурьянов. — А может быть, вон из того леса.
— Говорят, «тигров» много…
— Да, орешки трудные…
— Ты уже встречался с ними?
— Приходилось, — Гурьянов тронул за плечо товарища. — Если пойдут на меня — поддержи, но первым не стреляй. Подпусти поближе, чтобы бить наверняка.
— До завтра, — попрощался Юдаков и крепко пожал ему руку.
— В оборону, значит, переходим? — спросил у Гурьянова с ноткой досады в голосе наводчик Ахмедшин. — Шли, шли с боями вперед — на душе радостно было, а сейчас отбиваться будем.
Гурьянов достал кисет, неторопливо свернул цигарку, передал кисет наводчику.
— Сам не люблю в обороне киснуть, а отступать тем более. Стыдно спину врагу показывать, не по-человечески. Но теперь другое дело — боевая обстановка требует.
— А сейчас тоже спину показали, — съехидничал Ахмедшин, прикуривая от командирской цигарки. — Шли на запад, а пушки развернули на восток.
— Эка, хватил! Да там в тылу целая танковая армия фрицев осталась. Не полк, не дивизия, а армия! К своим прорываются. Так что готовься к встрече.
— Сегодня какое число? — спросил Ахмедшин.
— Восемнадцатое апреля, — ответил Григорий.
— Через неделю мне двадцать лет стукнет…
— Отпразднуем. Мне вот за тридцатку перевалило. Домой бы сейчас… В родную Шанталовку… — Гурьянов растер листик кустарника, глубоко вдохнул аромат первой зелени, посмотрел на холмистое поле, по которому змеилась дорога, ныряя в темный, неприветливый лес — Скоро и там все зацветет. Сеять начнут… — Он одернул гимнастерку. — Ну ладно… Размечтались… Пора на отдых. Завтра день предстоит жаркий.
Как только на востоке занялась заря, со стороны леса послышался приглушенный гул и лязг железа.
Гурьянов еще раз по-хозяйски осмотрел огневую позицию, снаряды, гранаты на бруствере и скомандовал:
— Орудие, к бою! Бойцы заняли свои места.
На опушку леса выполз первый танк, за ним второй… Третий… Четвертый…
— Ого… Четырнадцать… Половина — «тигры», — успел подсчитать Ахмедшин.
Из леса выскочили бронетранспортеры и грузовики. Пехота высыпалась из машин и растеклась по полю. Стреляя наугад, танки поползли вдоль дороги к лесу. Вспыхнули первые разрывы — это открыли огонь артиллеристы
с закрытых огневых позиций.Гурьянов посмотрел в бинокль. В какой же из этих изрыгающих огонь громадин командирский экипаж? В левой? Да, малейшее изменение направления движения этого танка тотчас повторяют остальные…
— По левому, прямой наводкой, бронебойным, прицел шесть! — Гурьянов сделал паузу и взглянул в сторону Ахмедшина.
Тот, поймав в панораму танк, неотступно повел за ним ствол орудия. 600 метров… Вот танки скрылись в маленькой лощине… Появились снова… 500… 450…
Передние танки свернули правее и пошли по дороге…
Гурьянов видит, что передняя вражеская машина подставила свой борт.
— Огонь!
Снаряд, черкнув по броне, свечой взвился в небо.
— Наводи в левый каток! — крикнул Гурьянов. — Огонь!
Второй снаряд достиг цели. Танк остановился, неуклюже опустив хобот пушки. Черный дым вырвался из открывшегося люка Остальные машины попятились назад.
Автоматчики шли в направлении позиции цепью…
— По пехоте, осколочными беглый! — скомандовал Гурьянов. Снаряды рвались в гуще атакующих.
Захлебнувшаяся атака через час возобновилась с новой силой. В бой ступило орудие Юдакова. Помогли также артиллеристы, стрелявшие закрытых позиций. День угасал. Уполз за лес и противник. Артиллеристам привезли еду.
— Хорошо мы их, а? — крикнул Гурьянову наводчик Ахмедшин, с аппетитом опорожняя котелок с кашей.
… 20 апреля 1944 года сержанту Гурьянову запомнилось на всю жизнь.
Он подпустил врага на верный выстрел. Загорелся первый «тигр». Запылало еще два танка, подбитые другими орудиями. Несколько последующих выстрелов — и очередная машина врага осталась без гусениц. Подбитый «тигр» зловеще повел стволом и выстрелил.
Гурьянов посмотрел на орудие. Наводчик Ахмедшин как-то обмяк и сник на станину. Осколком разнесло панораму.
Одним прыжком Гурьянов оказался у панорамы — разбита! Оттащив битого в сторону, он навел орудие через канал ствола в очередной танк.
Грохнул выстрел. Григорий взглянул из-за щита. Танк окутался черным дымом.
— Горишь, проклятый! — торжествующе крикнул Григорий.
Левее, в обход позициям, надвигалась еще одна стальная громадина. И снова Гурьянов через канал ствола наводит орудие в цель. Выстрел — и танк, развернувшись на разбитой гусенице, застыл.
Совсем близко подошли и фашистские автоматчики. Они буквально поливали свинцом позицию Гурьянова. Спасал щит.
Гурьяновцы ударили беглым огнем по пехоте.
Поле вздыбилось разрывами снарядов. Чадящими кострами горели подбитые танки. Враг откатывался в лощину, а затем снова шел в атаку.
Казалось, танкам не будет конца. Один из них, выдвинувшийся ближе всех, развернулся и, неуклюже переползая через рытвины, шел прямо а орудие Гурьянова. Григорий не слышал разрывов, не видел кипящего округ боя. Он стрелял. Все его мысли, воля и разум были сосредоточены только на этом ползущем фашистском танке. Сержант знал, что ели не подобьет его, то «тигр» подымется над позицией, подомнет под себя расчет и пушку.