Год активного солнца
Шрифт:
— Сколько мы не виделись, Тамаз, я соскучился по тебе, — сказал Отар и положил руку ему на плечо.
— И я соскучился, очень. Ты не поверишь, как я соскучился! — с грустной улыбкой признался Тамаз. Он почувствовал угрызение совести, в горле встал ком. Какой приветливой и ласковой была улыбка Отара. Сколько тепла и нежности было в его умных карих глазах. Тамазу вспомнилась Медея. Разве утром и ее улыбка не была такой же теплой и непорочной, полной ласки, нежности и застенчивости? Разве не должна как-то отличаться улыбка доброго и злого
— Ты не представляешь, как я обрадовался, когда услышал твой голос. Что же все-таки случилось, почему ты сразу повесил трубку?
— Я звонил из автомата, там выстроилась длинная очередь, а ты ведь знаешь наши автоматы, больше двух минут прорывался к тебе, — соврал Тамаз и печально улыбнулся собственной лжи. «Видимо, мы не можем прожить без того, чтобы не соврать хоть однажды. Безобидная ложь…» — Тамазу невольно пришла на ум Отарова классификация лжи.
Отар разлил шампанское и чокнулся с Тамазом:
— Будем здоровы!
— Как продвигается твой роман?
— Понемножку.
— Как дела на студии?
— Нашел о чем вспоминать, позавчера получил расчет.
— Как? Какие-нибудь неприятности?
— Больше чем неприятности. Короче говоря, неделю назад вынудили меня оставить работу. Сегодня случайно заглянул туда, и в это время ты позвонил.
— И ты с твоим характером так легко сдался?
— Ты прекрасно знаешь, что я легко не сдаюсь. Но сейчас я впутался в другое дело. Одним словом, не стоило поднимать шума. Ну, выпьем!
Выпивая вдвоем, они не провозглашали тостов. Снова наполнили бокалы. Отар отставил пустую бутылку на край стола и показал буфетчику — принеси еще. Буфетчик поднялся и принес шампанское. Отар потрогал бутылку, холодная или нет. Не понравилось. Он взглянул на буфетчика и покачал головой:
— Эх, Гриша, Гриша, где твоя совесть?
— Детьми клянусь, только что получил. Не успел охладить.
— Хотя бы ледку принес.
— Сию минуточку!
Буфетчик принес лед. Отар положил один кусок в бокал Тамаза, другой — в свой.
— А как ты? Как твои дела? — спросил он.
— Ничего, все по-старому, — сразу помрачнел Тамаз, испугавшись, как бы разговор не перешел на него, и поспешил сменить тему: — Да, действительно…
Он не успел закончить фразу, как в буфет вошли двое мужчин. Один из них, высокий, загорелый, кудрявый, кинулся прямо к Отару.
— Привет, Отар! — закричал он и, подбежав, обнял Нижарадзе. — Как твои дела, где ты, как ты? Сколько лет, сколько зим! Знакомьтесь, мой друг.
Кудрявый пожал руку Тамазу и представил своего спутника, маленького горбуна.
Тамазу не хотелось никого видеть, ему было неприятно вторжение посторонних. Он не преминул подчеркнуть это, насупился и налег на колбасу. Кудрявый, которого Отар называл Гиви, даже не заметил обиженной мины Тамаза. Он принес два стула, один занял сам, по второму хлопнул ладонью, приглашая горбуна.
— Гриша, тарелки! — крикнул Отар буфетчику.
— Не
надо тарелок, пусть только бокалы принесет, мы на минутку, — сказал кудрявый и повернулся к горбуну. — Миша, дело за тобой, шампанское и прочее…Горбун направился к стойке.
— Мой пациент, — понизив голос, кивнул на горбуна кудрявый, — на пару минут забежали, я тут Грише остался должен, вчера угощал гостя из Москвы..
Горбун рассчитался с буфетчиком, и тот принес четыре бутылки шампанского.
— Чего ты все сразу притащил, нагреются ведь. По одной надо было! — сказал Гиви буфетчику, пригладил волосы и обратился к Отару. — А ты чего торчишь в городе, на море сейчас девочек на любой вкус… — Затем снова повернулся к буфетчику: — Хозяин, бокалы забыл!
Буфетчик, извиняясь, принес бокалы. Гиви налил всем и подмигнул Отару.
— И этот был моим пациентом. Да, что я тебе говорил, почему ты не на море? Вся тбилисская шантрапа в Гаграх. Хорош цыган, небось бархатного сезона дожидаешься? Будем здоровы, всего нам доброго, да здравствует наша хлеб-соль! Миша, твой тост! — Кудрявый поднес к губам бокал.
Горбун пробурчал что-то и слегка пригубил вино.
— Этой зимой я поеду в Москву. Хочешь, поедем вместе. Зимой легче всего знакомиться с москвичками.
— А летом чем труднее? — насмешливо спросил Отар.
— Скажешь тоже! Зимой — другое дело. — Кудрявый не обратил внимания на насмешку. — Приходишь на каток, садишься, как заправский охотник в засаде. Только какая-нибудь споткнется и упадет, быстренько подскочишь, поднимешь, отряхнешь снег со свитера, проявишь внимание, вот и знакомы. Ну, не буду надоедать. Надумаешь, звони, я работаю там же. Еще раз всего вам хорошего: счастливо нам уйти, а вам остаться! — Гиви чокнулся с горбуном.
— Подожди! Мы с тобой холостяки. Давай выпьем за благополучие твоего друга, пожелаем счастья его жене и детям!
Горбун смутился, сначала что-то вроде удовольствия промелькнуло на его лице, но он тут же неловко сморщился.
— У меня нет жены, — смущенно произнес он и залился краской.
Удивленный Отар бросил взгляд на его обручальное кольцо.
— Это просто так, — догадался Миша.
— Тогда и ты будешь членом нашего «клуба»! — моментально выкрутился Отар из неловкого положения.
Выпили. Гиви со своим горбатым приятелем удалились. Стало тихо. Буфетчик унес лишние бокалы и пустые бутылки.
— В Тбилиси негде спрятаться, чтобы поговорить с глазу на глаз, — недовольно проговорил Тамаз.
— Ты все еще не смирился с этим! — засмеялся Отар и протянул другу сигареты.
— Жалко мне горбатого.
— Убедился, как люди живут? Вчера угощал здесь гостя, а сегодня привел пациента и заставил за все расплатиться.
— Нет, не поэтому.
— Знаю, за что жалеешь. За то, что он надел обручальное кольцо. Тоже хочется всем показать, что и он, дескать, не хуже других.
— Ты слишком жесток, Отар.