Год Алены

– Ты помни, в каком ты положении, – увещевала ее Куня. – Не рвись уж так…

– Я здоровущая бабища, – смеялась Алена. – Что б там ни говорили ученые интеллигенты, Россия всегда держалась на бабе. На мне, значит.

Ну что с нее возьмешь, с Алены? Лежит, положив ноги на диванный валик. Двенадцать слоновьих хоботков стерегут ее живот.

В своих исканиях и сомнениях Митя обрел в глазах Нины плоть и кровь. До этого просто Дашкин муж, маячивший где-то за ее спиной, у которого вся индивидуальность проявлялась в одном, примитивном: он почти в каждое предложение вставлял слово «значит». Хороший мальчик, но никакой. «А что Дашка?» – думала Нина. Вон Олег поносил, поносил над ней пакеты-зонты и сбежал. Жить рядом с Дашкой сможет лишь тот, кто безропотно сядет с ней в общую тележку. Олег вытолкнулся, как пробка. А Митя просочился, обтек, утрамбовался.

И вдруг – на тебе! Заявил себя как суверенное государство.

Позвонила в гневе Дашка:

– Этот идиот все-таки бросил институт. Приезжай, я с ним не справляюсь.

Нина тут же примчалась. Митя чинил магнитофон, Дашки не было.

– Ей предложили «саламандру», – сказал он. И Нина подумала: она, ненормальная, мчится по первому зову, а ее дочь не может остановить никакое ЧП, если где-то возникают импортные тряпки.

Потом оказалось – ей повезло, что Дашки не было, потому что она первый раз как следует разглядела Митю.

– Я его терпеть ненавижу, – сказал он об институте. И эта безграмотная фраза убедила Нину больше всего. Собственно, можно было дальше ничего и не говорить, но Митя приготовился к длинному мучительному разговору:

– Я дурак. Я кретин. Я не думал, значит. Хотите – верьте, хотите – нет. Не думал об этом по-настоящему. Геологический так геологический. С маминой подачи, значит… Понял: мерить землю не люблю. Оказывается, можно и не мерить. Успокоился, значит… Пришел на практику в НИИ. Озверел от тоски… Не мое это, не мое!

– А что твое – знаешь?

– Нет! Нет! Пойду в армию. Буду думать. У меня так… Я не думал, не думал, значит, а потом меня как включили…

– А Дашка? Она без тебя с ума сойдет.

Митя посмотрел на Нину так, что она растерялась. Не с осуждением, не с пониманием, не с раздражением. Он посмотрел так, что она сообразила: то, что с ним происходит, важнее Дашки. И вообще неизвестно, понадобится ли ему Дашка в его процессе думания. Мальчик выпростался поздновато, резковато, но ведь лучше так, чем никак. Он что-то про себя понял, так куда ж теперь от этого денешься? И ей, Нине, не Митю спасать надо, а дочь, которая кричит, возмущается, которой предпочтительней Митя прежний. Она, дурочка, за туфлями побежала, а ей бы настроиться на Митино состояние, понять его… Понять, что в нем произошло перерождение, что он пойдет своей дорогой… И любовь их сейчас на ниточке, стоит одному неосторожно дернуть.

Надо объяснить Дашке: любовь изнашивается с изнанки во всех случаях. И сейчас у них с Митей кризис. Они еще обнимаются и целуются и веруют в свою вечную любовь, но Митя стал другим. И с этим другим надо Дарье знакомиться, да и ему, другому, тоже предстоит выяснить, та ли у него подруга, что готова терпеть его сомнения, его желание жить собственным умом.

– Не исключено, значит, – сказал Митя, – что после армии будет пединститут. Мне нравится ваша профессия.

– Да? – удивилась Нина.

– Да! – упрямо повторил Митя. – Я понял, значит… я из тех людей, которые, напоровшись на что-то, оставляют после себя вешки. Я напоролся… на наше бестолковое образование, в котором все вразброд. Школа – сумасшедший дом с моноидеями. Сначала всех посылали учиться в институт. Сейчас всех – на производство. Короче, чтоб все как один, значит, делали что-нибудь одно… Знаете, у меня есть идея – помочь каждому стать тем, кем он должен стать… Помочь состояться. Если человеку нужно всего два класса образования, чтоб он был полон и счастлив, не надо тащить его дальше, значит.

– Ну, ну, ну, – засмеялась Нина. – Два все-таки маловато…

– Вы все знаете про каждого? – спросил Митя. – Ничего вы не знаете. А надо знать! Знать! Вот Дашке повезло, у нее был учитель литературы.

– Да что ты, Митя! – замахала руками Нина. – Это совсем не то…

– А мне понравилось, – сказал Митя. – Неординарно. Я хожу к нему на уроки. Я не все принимаю, но мне хочется с ним, значит, спорить. Я хотел и к вам попроситься… Все-таки интересно, что вы говорите людям, значит, когда они поставлены в необходимость вас слушать?

Нина растерялась.

Она, оказывается, не готова была к ответу.

Ни Нина, ни Куня не знали, что однажды Дашка встретилась с Аленой на Тверском бульваре.

– Ты по какому это праву вмешиваешься в чужую жизнь? – спросила она.

– Без права, – засмеялась Алена.

Дарья распалилась и договорилась до того, что выселит Алену из Москвы, ей это ничего не стоит.

– Эх ты, дурочка с переулочка! – пуще смеялась Алена.

Дарья от злости чуть не замахнулась на нее. Но то ли Алена повернулась боком, то ли ветер помог, только Дашка увидела Аленин живот. Так и застыла с поднятой сумочкой.

– От ребенка скрывали, – засмеялась Алена. – Берегли целомудрие…

– Ну ты даешь! – хрипло сказала Дашка. – От кого?

– От голубя, милка, от голубя. – И как знать, куда пошел бы разговор дальше, не остановись рядом с ними группа африканцев. Гид демонстрировал им новый МХАТ.

Африканец со светло-матовыми, как яичная скорлупа, ладонями, снял с плеча фотоаппарат и, повернувшись к Дашке и Алене, процокал им что-то на своем языке.

– О’кей, – догадалась Алена и, картинно выставив пузо, склонила голову к Дашке.

Африканец просто зашелся от восторга – такие «рашен» девушки! – и защелкал аппаратом.

– Снимай, родной, снимай, – смеялась Алена, – снимай беременную Русь. Не все ж вам!

Когда расходились, Дашка сказала:

– Ты если что…

– Позвоню, – ответила Алена. – Митьке привет. И не носи его в зубах…

Дарья тут же ушла: советов и пожеланий от Алены не надо. А вот выдать матери и Куне за то, что молчали, – это непременно. А может, и Митька знал? Ну тогда она им всем!

Как-то утром, убегая, свекровь спросила:

– Надеюсь, ты вечером дома? Обещал прийти Евгений.

– Нашелся-таки, – ответила Нина.

– Он не пропадал. Он был в командировке! – В ее голосе Нина почувствовала удовлетворение: невестка попалась на слове «нашелся». Значит, думала о нем, ждала, потом потеряла… Свекровь молила Бога о примирении, но понимала, что не должна этого показывать. Она видела, Нина – «размораживается», но боялась это ускорять. Тут если уж сорвется дело, то навсегда. Осторожненько надо, это что операция на сердце. А ее дорогой сынок – дровосек, а не ювелир. Он всегда женщин брал с ходу, с лета, он ни за одной больше двух дней не ухаживал. Тут же надо первую жену вернуть, а это дело непростое. Нину спугнуть ничего не стоит…