Год Дракона
Шрифт:
– Вижу… Господи, да что же это такое…
– Это? Это то самое, дорогая.
– Что?!
– Что вы созданы друг для друга.
– Вот как…
– Со стороны виднее. Поверь мне, я знаю, – королева улыбнулась и погладила Елену по руке, так что Елене захотелось… она даже не могла бы точно выразить, чего. Просто чтобы эта женщина всегда была рядом. – Вот почему, собственно, твое присутствие меня нисколько не удивляет и совершенно не тяготит. Давай-ка приготовим кофе…
Наблюдая, как королева легко ориентируется во всех этих шкафчиках и полочках, Елена испытала нечто похожее на ревность.
– Вы часто здесь кофе пьете все вместе?
– Я эту кухню сама заказывала, – рассмеялась Марина.
– Всегда втроем?
– Иногда вчетвером. Еще Ян бывает здесь, он будущий король, ему нужно иногда кое-что послушать… Я понимаю, о чем ты. Я женщина одного мужчины, Елена. А он – мужчина одной
Это было сказано так спокойно и точно, что Елена поверила. Поверила безоговорочно и навсегда. И сказала:
– Прости. Я не хотела…
– Конечно. Не должно быть никаких скелетов в шкафу…
Господи, подумала Елена, а мне что же делать с моими скелетами… Как же мне-то тебе это сказать… Наверное, я не смогу никогда… Хотя ты поняла бы. Я чувствую, – ты – ты могла бы это понять…
– Я, кстати, надеялась, что будущей хозяйке тут понравится, – продолжила Марина. – Тебе нравится, Еленушка?
– Да. Но я не чувствую себя здесь хозяйкой.
– Ничего. Все еще впереди, – королева испытующе посмотрела на Елену.
– Тебе, похоже, не терпится меня сосватать, – светски улыбнулась Елена.
– Я не стану тебя разубеждать, – улыбнулась в ответ Марина, – но и торопить тебя тоже не стану. Я очень хочу подружиться с тобой, Еленушка.
– Тебе не кажется, что мы очень разные?
– Мы с тобой? Или ты с Данеком?
– И то… и другое.
– Но это и хорошо. Мы разные. И мы очень похожи. Ты ведь понимаешь, о чем я, Еленушка?
Елена кивнула, чтобы не говорить ничего.
– Я многое поняла, когда мы встретили Данека, – Марина присела к столу, указав Елене на стул напротив. Елена последовала ее примеру. – Я поняла, что некоторые вещи происходят просто потому, что они должны произойти. Мой муж был рожден для того, чтобы стать великим монархом. Его так и воспитали. Была только одна совсем незначительная мелочь: для него не существовало ни одного свободного трона даже в самой отдаленной перспективе. А даже если бы и были такие места… За последнее столетие монархи, за редкими исключениями, превратились скорее в аттракцион для подданных… А он – он бы не смог служить аттракционом для толпы. Он воин, он вождь… Я всегда это знала. Я полюбила его, потому что он так был не похож на светских мотыльков, окружавших меня с самого детства… Я очень люблю его, Елена. Когда мы познакомились с Майзелем, у нас уже было двое детей, и мой муж неотвратимо погибал от невозможности быть тем, кем он рожден был стать. Я ничего не могла с этим поделать. Я не могла его спасти. Его ничто не могло спасти, потому что у него была злокачественная опухоль мозга. И тут появился Данек. Со своим сумасшедшим планом. Невероятным, невозможным, немыслимым в своей несбыточности. Но я – сама не знаю почему – я вдруг поняла: если что и может спасти моего мужа, моего любимого, самого дорогого для меня на земле человека, отца моих детей – это Данек со своим планом. И я кинулась в это. Очертя голову… И Вацлав… И на очередном обследовании мне сказали, что опухоль перестала расти. А потом… Ты помнишь, наверное, тогда Народное собрание настояло на тщательнейшем медицинском освидетельствовании претендента на престол… И при обследовании не нашли даже следа этой ужасной опухоли. Даже следа не осталось, понимаешь ли ты это, дорогая?
– Он… знал?
– Кто? Данек? Конечно. Разве мы могли ему не сказать? А он махнул рукой и сказал, что рассосется. И оказался прав. Когда я узнала о результатах томографии, я чуть с ума не сошла. А он… Плечами пожал, знаешь, как он умеет: «Я же говорил – рассосется…» Я надеюсь, ты теперь лучше понимаешь, как мы относимся к Данеку и почему…
– Марина… Ты не думаешь, что людям следовало бы знать о таких вещах?
– Нет, Еленушка, не думаю. Пусть люди спят спокойно. И слушают только добрые сказки о королях и принцессах… Дорогая, ты представь себе только: этот человек придумал работу для целого народа на многие, многие годы. На десятилетия. И это так увлекательно и приносит такие результаты, что к нам хотят присоединиться еще и другие. Думаешь, случайно у нас и самоубийств-то нет почти, особенно среди молодежи в возрасте до сорока? Своими идеями он дал шанс стольким людям состояться, найти свое призвание, возможность получать достойное вознаграждение за свой труд… Мы были задворками советской империи, а стали за каких-то полтора десятка лет великой страной. Ты знаешь, что он сделал? Он вернул людям идею. Не просто идею, а идею нации. Сформулировал ее предельно четко. Мы – двигатель прогресса. Мы мотор человечества. Его авангард. Мы богаты и счастливы не затем, чтобы обжираться пончиками и черной икрой, а чтобы донести богатство и счастье всюду, в самые далекие уголки земли. Он помог нам достать из ножен понятие долга, чести и отечества,
про которые мы потихоньку начали забывать, и как засверкало все это снова! Благоденствие, демократия… Это же пустопорожние заклинания, Елена. Зачем нужны деньги? Чтобы они были? Чтобы хорошо жить? А для чего это – хорошо жить? Это же страшно – просто хорошо жить. От этого люди из окон выбрасываются. Человеку обязательно нужно что-нибудь делать. Что-то открывать. Куда-нибудь лезть. Что-нибудь пытаться раскопать и узнать, чего еще никто до него не пытался.– Но не могут же все это делать? Абсолютно все?
– Почему же? – удивилась Марина. – Да запросто.
– А ты?
– И я. Я открываю людей в своих детях. Выкапываю, отряхиваю, привожу в порядок. Рассказываю, как нужно, что такое хорошо и что такое плохо. Вацлав занят, он служит своему народу. И я должна служить, – служа своим детям, своему мужу, я служу своему народу. Чехи – мой народ, потому что я люблю моего мужа, и я с радостью служу им, и знаю – когда придет время Яну сменить отца на посту монарха, он будет к этому готов. А без меня это было бы вряд ли возможно. Это все и есть долг, дорогая, – Марина улыбнулась.
Невероятно, подумала Елена, во все глаза рассматривая королеву. Просто невероятно… Никакого пафоса нет и в помине. Никакого позерства. Прямо так вот и думает, как говорит, и делает так. Это что же, все короли теперь такие?
Елена даже не заметила, как произнесла последние слова вслух.
– Не знаю, – покачала головой королева. – Не знаю, Еленушка. Я – такая. И Вацлав такой. Про остальных, которых Данек нашел, тоже могу смело сказать – да, и они такие. Мы все люди одной серии, одной обоймы. И по возрасту, и даже по росту… Он ведь моложе нас почти на десять лет, уже практически другое поколение, но он – тоже из наших. Такой же одержимый, как наши мужчины. – Это они такие, как он, это ведь он все устроил, промелькнула у Елены мысль. – Он все нам отдал, Елена. Нет у него ничего, понимаешь? Все отдал людям. И ничего не просит взамен.
– Господи, – выдохнула Елена, – да разве же можно так жить?!
– Только так и можно, дорогая. Только так. Смотри, какую он команду собрал. Как тащит это все наверх, к свету… И не на костях людей, а вместе с людьми и для людей, что невероятно, чудовищно важно… Вот как все повернулось…
Марина вздохнула и серьезно посмотрела на Елену, которая изо всех сил боролась с собой, чтобы не показать охвативших ее чувств.
Король и Майзель закончили обсуждать свои дела, и монаршая чета, так и не притронувшись к еде, уехала. Майзель с Еленой остались одни. Он испытующе взглянул на нее:
– Что-то тебе определенно нашептала величество. Как-то ты притихла…
– Раздавлена масштабом твоей персоны.
– Ну-ну. Что выросло… Вылезай из-под пьедестала, и пойдем чистить зубы. Ты устала, тебе нужно поспать.
– Знаешь, что самое во всем этом удивительное?
– Что?
– Что я с радостью тебя послушаюсь…
Он просто лежал, а Елена, засыпая у него на плече, чувствовала, как он просто гладит ее по спине, по волосам, и ей было так от этого хорошо, что ничего другого сейчас не хотелось. И она была так переполнена благодарностью к нему за это молчаливое понимание и ласку, что не заметила, как уснула.
ПРАГА, «ЛОГОВО ДРАКОНА». АВГУСТ
Елена проснулась довольно рано для своего обычного режима. Майзель явно уже был давно на ногах, – мерил огромными шагами свою студию, держа возле уха телефон и что-то говорил, время от времени переключаясь между несколькими собеседниками, на двух включенных настенных экранах мелькало что-то… Она снова поразилась тому, как потрясающе он двигается. Какая-то чудовищная, мерцающая, нездешняя грация… Действительно, драконище, подумала Елена с улыбкой. Так, наверное, разворачивались на звук, издаваемый дичью, теплокровные ящеры мезозойских лесов… Вот только Елена не слышала при этом ни единого звука. Она села на кровати, даже не подумав прикрыться простыней, и улыбнулась. И Майзель, увидев розово-коричневые глаза ее сосков, споткнулся на полуслове и сложил телефон. Ага, злорадно и счастливо подумала Елена, я тебе покажу… И в ту же секунду до нее донеслось сразу множество звуков.
Поймав его взгляд, Елена улыбнулась снова и медленно-медленно, словно нехотя, потянула простыню к подбородку. Такую приятную на ощупь материю. Шелк, разумеется, подумала Елена. И опять пожалела его:
– Здесь тоже это есть?
– Что?
– Это поле, которое блокирует звуковые волны… Как у тебя в кабинете…
– Ах, это… Я часто использую эту штуку, когда веду всякие деловые разговоры.
– Да… На Матисса с Ван-Гогом, пожалуй, действительно мало что остается…
– Все для фронта, все для победы, – сказал по-русски Майзель. – Ну, я такой, ежичек. Что выросло, то выросло. Есть будешь?