Год под знаком гориллы

Полуденный отдых занимает от одного до трех часов. Иногда, непонятно почему, вожак группы вдруг решает перейти на несколько сот футов, после чего опять ложится и продолжает прерванный сон. Разумеется, все остальные члены группы следуют за ним — ведь это он своими поступками определяет основной распорядок дня: где и когда отдыхать, куда и как далеко идти. Вожак управляет поведением группы при помощи простых жестов и звуков. Например, когда он вдруг встает и почти не сгибая колен идет в каком-то направлении, группа знает не только, что он решил уйти, но и в какую сторону он направляется. Тогда самки и малыши собираются вокруг него, готовые повиноваться его приказанию. Случается, что вожак стоит неподвижно, расставив ноги, глядя прямо вперед. И опять-таки все понимают, что эта поза возвещает о его намерении немедленно куда-то двинуться. Животные часто разбредаются и не видят друг друга в густой растительности. Тогда самец, а иногда и какая-нибудь самка, издает очень характерный, совсем особенный крик; услышав его, группа настораживается и перестает разбредаться. Крик этот состоит из нескольких низкого тона отрывистых звуков: «у-у-у». Когда группа совсем разбредалась по сторонам, мне приходилось слышать любопытный зов — быстрое, звонкое «хо-хо-хо» или «бу-бу-бу», звучащее то глуше, то отчетливее. Оба эти звука, очевидно, означают: «Я здесь!»

Быстрота реакции горилл зависит от поведения вожака. Если он уходит легкими, мелкими шажками, торопиться явно не к чему. Если он бежит, значит, опасность где-то близко, и все кидаются вслед за ним. В минуту опасности любой член группы может на время стать вожаком. Один раз меня заметил подросток и с пронзительным, испуганным визгом ринулся вниз, под откос. Вся группа устремилась вслед за подростком, хотя животные и не знали, в чем состояла опасность. Это была типичная паническая реакция, какая возникает в переполненном кинотеатре или в ресторане, если кто-нибудь крикнет «пожар!».

Как только группа начинает выходить из зоны отдыха, малыши бегут к своим матерям и карабкаются на них; иногда мать уходит, прежде чем ее потомок успел до нее добежать. Тогда малыш издает отчаянный вопль, в котором слышатся нотки раздражения. Бывает, что самка замедляет шаг и ждет не оборачиваясь, пока детеныш не влезет по ноге и крупу ей на спину. Иногда она продолжает двигаться вперед, преспокойно игнорируя бегущего за ней малыша. Конечно, если грозит какая-нибудь опасность, матери бросаются к своим детенышам и подхватывают их. Однажды, когда я неожиданно столкнулся с группой IV, Большой Папаша схватил подростка поперек туловища и, держа его у бедра, унес в безопасное место.

Когда группа идет гуськом по лесу, вожак часто возглавляет процессию, а самец с черной спиной замыкает шествие. Но как только животные разбредаются на кормежку, явная субординация на время прекращается и животные промышляют каждый сам по себе, поглядывая, однако, на соседей, как они себя ведут. Чем руководствуется вожак, решая, куда именно идти, — вопрос спорный. Часто группа передвигается с места на место настолько бесцельно, что я подозреваю полное отсутствие какого-либо плана у вожака. Бывало, в начале моих наблюдений я пытался угадать, куда двинутся гориллы, и заранее шел в это место. В большинстве случаев оказывалось, что я с ними разминулся — они уходили совсем в другую часть леса. Иной раз группа описывала круги или пересекала несколько раз свои собственные следы, а в другие дни передвигалась так медленно, что животные устраивались на ночлег в трех- или четырехстах футах от предыдущей ночевки. Бывало, что они мчались напрямик, без остановки к какому-нибудь откосу, расположенному за две мили. А в общем единственное, что можно было предугадать относительно маршрута горилл, это то, что он будет совершенно неожиданным. Группа передвигалась, проходя в среднем от тысячи до двух тысяч футов в сутки, и покрывала большую часть этого расстояния в послеполуденное время, между двумя и пятью часами дня. Гориллы до некоторой степени кочевники. Они едят на ходу и устраиваются на ночлег там, где их застигла ночь. На другой день они снова трогаются в путь.

Однако животные не бродят наугад по белу свету; большинство держится на каком-нибудь участке земли, который они изучили в совершенстве. Проводя наблюдения, я нанес на карту маршруты нескольких групп горилл и убедился, что существуют какие-то границы, за пределы которых группа не выходит. В некоторых местностях границы владений горилл определяют возделанные земли саванны и другие естественные преграды. Но вокруг Кабары лес был почти сплошной, и все же гориллы, казалось, соблюдали какую-то воображаемую границу, за пределы которой они не выходили. Одна из таких линий шла от Рукуми до Кабары и вверх, на выступ горы Микено. Группы IV и VIII не пересекали эту границу, а группа VII заходила за нее только три раза, да и то ненадолго. Вполне возможно, что с годами каждое стадо горилл настолько хорошо изучает какую-то ограниченную территорию, что уже не хочет заходить в новые, незнакомые места. Детеныши постепенно узнают признаки тех границ, за которые не заходят взрослые члены группы, и в результате, вырастая, сами остаются в родных местах. Насколько хорошо гориллы знают свой район, притом не только в общих чертах, но и до мельчайших подробностей, было продемонстрировано мне группой II. На горе Микено есть узкое, как трещина, ущелье с совершенно отвесными стенами. Чтобы перебраться через пропасть, было легче всего пройти по упавшему дереву, скрытому в кустах. Я дважды видел, как гориллы уверенно шли к этому естественному мосту и переходили по нему на другую сторону.

Группа бродит по большой территории — от десяти до пятнадцати квадратных миль. Например, группа VII кочевала по площади в восемь с половиной квадратных миль вокруг Кабары и временами ненадолго выходила из своих границ в сторону горы Високе. Группа VI обычно бродила по восьми квадратным милям леса, но периодически делала вылазки в Руанду, куда мне было запрещено ходить. В пределах своей территории группы передвигались, появляясь безо всякой закономерности, в различных местах через неопределенные промежутки времени. Скажем, группа VI приходила на склон горы позади Кабары примерно каждые сорок дней (иногда этот срок колебался от пятидесяти двух дней до семидесяти восьми), и, побыв там от двух дней до месяца, вновь исчезала в том же направлении, откуда появлялась. Часто у групп был как бы временный центр, вокруг которого сосредоточивалась их деятельность. Периодически этот центр перемещался в другое место. Однажды группа VII в течение восемнадцати дней оставалась около Кабары на площади в полторы квадратных мили, а потом откочевала в другую часть леса. Нельзя сказать, чтобы одна группа монопольно занимала какой-то участок. Район Бишитси посещался шестью группами, а на склон горы Микено, невдалеке от нашего лагеря, постоянно приходили группы IV, VI и VIII.

Ко второй половине дня гориллы успевали поспать, поесть и опять поспать. За сном, натурально, следовала новая кормежка, продолжавшаяся до сумерек. Ели животные неторопливо, подолгу сидели. Иногда они вдруг начинали передвигаться со скоростью от двух до трех миль в час. По мере того как в лесу темнело, их движения становились все более вялыми и они понемногу собирались вокруг вожака. Если что-нибудь, например мое присутствие, их тревожило, то они приходили в беспокойство и искали другое место для ночлега, подальше от любопытных глаз. Но если все было спокойно, гориллы сидели в нерешительности, словно ожидая, что кто-то сделает первое движение. Около шести часов вечера, а иной раз даже в пять, если было очень пасмурно, вожак начинал ломать ветви и строить себе гнездо, остальные члены группы следовали его примеру.

Десять-одиннадцать часов спустя после утреннего подъема, после «утомительного» дня, наполненного едой и отдыхом, животные ложатся спать. Первого апреля во второй половине дня я наблюдал за группой VII, которая неторопливо двигалась вниз по склону. В шесть часов семь минут самец с серебристой спиной, Верхолаз, находился футах в сорока от своей группы и был частично скрыт небольшим холмиком. Я услышал треск ветвей и понял, что он строит гнездо. Затем один подросток начал устраивать себе постель. Он сел у дерева и правой рукой нагнул влево пучок невысокой травы. Потом встал, схватил за верхушки множество травянистых растений, среди которых было немало подмаренника, и притянул их к себе. Подросток сел на них, согнул их или сломал, так что вокруг его тела образовалось полукруглое гнездо, а потом примял все это руками. Стоя на ногах и на одной руке, он протянул другую руку, надломил у основания какие-то сорняки и подтянул к себе, положив их на край гнезда и торчащие стебли, чтобы край был ровный. Сел, повернулся и снова сел. На все это ушло около одной минуты.

Остальные члены группы продолжали кормиться и потихоньку двигаться, пока они не оказались футах в сорока от подростка. Тогда он вылез из гнезда и присоединился к самкам, сидевшим около зарослей лобелии. Все это время самец оставался на своем месте, в стороне от других горилл. Было несколько случаев, когда часть животных ложилась спать около вожака, а другие уходили в сторону, так что спящих обезьян разделяло расстояние в триста футов.

В шесть тридцать все члены группы вдруг начали строить гнезда, и через пять минут они затихли, только подросток еще немного покопошился в своем гнезде. В лесу все замерло. Я стал разворачивать спальный мешок, и мне с трудом верилось, что почти рядом со мной спят двадцать здоровенных горилл.

Из всех повадок гориллы лучше всего изучен процесс постройки гнезд. Сделанные на деревьях и в зарослях бамбука, они долгое время, почти в течение года, заметно выделяются на фоне окружающей зелени и зачастую служат единственными видимыми следами пребывания горилл в данной местности. Как уже говорилось, гориллы устраиваются на ночлег там, где их застигает ночь. Единственно, что им нужно, — это наличие какой-либо растительности, пригодной для постройки гнезд. Они устраивают их и на земле, и на деревьях, причем соотношение количества древесных и наземных. — гнезд колеблется в зависимости от местных условий. В зарослях хагении вокруг Кабары 97 % всех гнезд устроены на земле, так как ветви растущих деревьев непригодны для устройства ночлега на них. Листья хагении собраны в пучки, а ветви слишком хрупки, из них не соорудить надежной платформы. Ночлег на деревьях чаще всего устраивали подростки, значительно реже самки и самцы с черной спиной.

В Кабаре самцы с серебристой спиной всегда спали на земле, но в соседнем Кисоро некоторые из них делали гнезда в кустарнике, в восьми футах над землей. Существует распространенное мнение, что самки и молодняк устраиваются на ночь на деревьях потому, что там безопаснее, а самцы спят на земле, чтобы охранять их. Это выдумки. Некоторые наблюдатели даже утверждали, что гориллы располагают свои гнезда по определенному плану и непременно так, чтобы был виден ближайший сосед. На самом же деле взрослые обезьяны устраивают гнезда на участке, где имеется подходящая растительность, обычно неподалеку от вожака, но совершенно не обязательно так, чтобы видеть его или какого-либо другого члена группы. Самцы с черной спиной чаще всего располагаются на ночь футах в шестидесяти или дальше от своей группы. Подростки обычно спят возле самок или в одном с ними гнезде. Малыши почти всегда проводят ночь с матерями, и только изредка детеныш делает отдельное маленькое гнездышко рядом с материнским. Детеныши пытаются устраивать гнезда с самого раннего возраста. Один восьмимесячный малыш сидел, привалясь к спине матери. Он дважды старался пригнуть стебель растения, потом отпускал его и, притянув к себе другой стебель растения, засунул его себе под ногу, то есть повторил в простейшей форме типичное поведение взрослого животного. К пятнадцатимесячному возрасту детеныши по вечерам иногда практикуются в постройке гнезд, но спят в них редко. Полуторагодовалые гориллы занимаются постройкой чаще, вполне овладевая этим искусством еще до того, как они становятся подростками, и на практике ежевечерне применяют свое умение устроить ночлег.