Год трёх царей
Шрифт:
Так или иначе — и без консилиума окончательно все уверились в мысли что государя исцелит лишь чудо.
За чудотворцами и всякого рода колдунами дело впрочем не стало. Опять пошли письма — писали провинциальные батюшки и помещики средней руки и всякие темные личности — мол у них есть кандидатура которая точно поднимет монарха на ноги. Мелькали имена и известные в обществе и никому не ведомые… Богомолка Дарья Осипова, «странник Антоний», ворожея Матрена-босоножка, юродивый Митька Козельский… Красноярский вице-губернатор Мартьянов сообщил что дескать шаманы северных самоедов в ихгубернии чуть ли не мертвых оживляют — о чем известно осведомленным людям — и он готов поймать и прислать ко двору парочку.
Не удержавшись Георгий показал
(Да — пресловутому Мартьянову теперь уж точно не быть губернатором — разве что новоучрежденной самоедской губернии).
Пожаловали и иноземцы — австриец-спирит Шенк и выписанный из Франции фрейлиной Евдокией Джунковской некий мсье Филипп. Как выяснили жандармы господина Шебеко — в прошлом — лионский колбасник, затем фельдшер-самоучка; преследовался французской полицией за шарлатанство и обман клиентов.
Даже Витте получил послание от своей помешавшейся на мистике тетке — госпожи Блавацкой. Она передавала предложение небезызвестного Папюса — приехать и посрамить врачей своей магнетической силой. (У Сергея Юльевича хватило ума и такта это письмо матушке не показывать — он о нем сообщил лишь Георгию).
Конец всему этому положил лейб-медик Вельяминов, сказавший что даст всем этим кудесникам ход в царские покои лишь если они на его глазах вылечат хоть одного выбранного им больного:
«Например от их флюидов у безногого вырастет нога!» — со злой насмешкой уточнил он.
Шенк на ломанном русском пообещал что проклянет маловера — на что Вельяминов обратился напрямую к Дурново (которого знал лично по учреждениям Императрицы Марии). И чины министерства внутренних дел в свою очередь пообещали наглецу что или он уберется обратно в Австрию — или уже без помощи всяких чар перенесется в Сибирь — по этапу: согласно сразу двум статьям «Уложения о наказаниях уголовных и исправительных».
Однако то, что страждущий монарх был избавлен от шарлатанов и патентованных мошенников с их патентованными средствами, не могло отменить неизлечимости его болезни.
И все чаще в разговорах о будущем матушка вдруг умолкала, внимательно глядя на второго сына, словно готовясь высказать нечто важное — но не решаясь.
— Так какую же рекомендацию можете дать Регентскому Совету вы? — вернул его к реальности голос великого князя Владимира.
— Прошу прощения, Ваше высочество, — с достоинством ответил Груббе. Мы лишь показали ситуацию какой ее видит медицина. Делать выводы государственного характера из вышеизложенного — сугубо не в нашей компетенции. Решение за вами, господа…
Расходились в молчании.
Статуи древнерусских воинов у входа провожали их каменными взглядами…
Глава 3
Императорский поезд прибыл из Петербурга на харьковский вокзал в одиннадцать часов утра. Весь путь он столицы занял намного больше чем обычно — мало того что от Брянска пришлось двигаться кружным путем из-за размытой дороги так еще и ехали со скоростью не больше чем сорок верст в час…
Само собой эти люди дули на воду — как бывает всегда после катастроф — есть в этом что то от языческого суеверия — как у предков Рюриковичей что крестили извлеченный из могил прах предков-язычников… Поезд это называли — неофициально — Особым. Всего четыре вагона — конвойный, кухонный — где обитала прислуга, и два пассажирских. В одном прибыли аж два великих князя с немногочисленной свитой. В другом — со столь же скромной свитой Вдовствующая государыня Мария Федоровна. На вокзале они все сели в закрытые кареты и под охраной полуэскадрона кавалергардов двинулись к «Временной Резиденции Его
Императорскаго Величества, Государя Императора Николая Александровича». Горожане не обратили особого внимания на кортеж — они привыкли что охраняемые повозки — не говоря уже о ландо с чиновниками и верховых фельдъегерях появляются на их улицах почти ежедневно. Поговаривали даже — уж невесть откуда возник сей слух — что Харьков официально станет если не первой то второй столицей — раз уж беспомощный монарх никак не может покинуть его без риска для жизни. Были и более мрачные слухи — добавлявшие седых волос жандармам и военным. Что де «нигилисты» бежавшие за границу собрали особую «Когорту обреченных», которая в некий урочный час тайно прибыв в Харьков атакует бывшее губернаторское жилище неся на себе адские машины. Что польские заговорщики поклялись истребить все августейшее семейство, и первым — несчастного царя-калеку, для чего думают пустить на его убежище воздушный шар с большим разрывным снарядом в корзине… Ну и тому подобный вздор который однако надо было проверять…Так или иначе — но кавалькада благополучно добралась до цели. Крыльцо, прихожая, вестибюль, коридор — обычный дом шестидесятых годов. Запахи — ладана — видимо недавно служил священник; каких то неуловимых — неразличимых лекарств, и кухни, вперемешку с запахом сапожной ваксы и выделанной кожи — так пахнет дворцовая кордегардия…
Словно стараясь оттянуть неизбежное (хотя именно так и было — но как признаться самой себе в этом?) Мария Федоровна — и вошла в одно из помещений — наугад..
В узком двухпросветном зале второго этажа царил сонный полумрак. На диванах расселись караульные с подсмены, вскочившие при ее появлении.
На столе в глубокой фаянсовой миске румянились творожники с изюмом. На столе — севрюжья икра в запотевшей стеклянной вазе, свежий каравай, и изрядный кусок хлебной ветчины, укутанный в мокрую льняную салфетку. Но конвойцы еще к трапезе не приступили — словно находясь в вялой полудремоте.
Она покинула помещение не отреагировав на приветствие.
Зато внизу, в кухне первого этажа было довольно оживлённо.
Вместо обычных дворцовых поваров — солидных и пожилых здесь ловко управлялся худощавый, юркий малый лет тридцати в красной рубахе и с короткой белой курткой поверх нее. Колпак ему заменяла белая косынка. Это и был знаменитый ныне на всю Россию Мирон Гурьевич Глотов — которому как раз недавно дали почти забытый придворный чин метрдотеля — между прочим двенадцатого класса по Табели о рангах. (Глотов сам и относил еду царю).
Ему помогали два поваренка и немолодая дородная тетка — серое платье и белый двусторонний немецкий фартук с кружевной оторочкой. Это была бывшая вице-губернаторская кухарка Марья Васильевна — царский повар взял ее в помощницы ибо у её прежнего хозяина имелись геморрой и желудочные колики — и она хорошо готовила блюда для недужных… Сейчас на подносе стоял второй завтрак для государя.
Каша — рисовая сваренная на свежем козьем молоке. Куринный бульон — крепкий и осветленный стерляжьими отжимками. Клюквенный морс в высоком стакане… При появлении вдовствующей царицы мундкохи [5] истово поклонились — но та лишь принюхавшись к блюдам и оставшись видимо довольна качеством, покинула храм Кулины. [6]
Поднявшись по парадной лестницы и пройдя за выстроившихся уже кавалергардов, Мария Федоровна наконец — то вошла в покои государя. Повелительный жест — и немолодая сиделка вспорхнула с низенькой табуретки и исчезла за дверью.
5
Мундкох (от нем. «das Мundkuhe») придворный повар
6
Римская богиня — покровительница поваров и гастрономии