Год в оранжевом круге
Шрифт:
Тот не стал отвечать сразу.
На кухне по-прежнему находилась только я. Голова все еще не переставала ныть, не получалось даже ею повернуть, чтобы глазком увидеть, как в спальне велись переговоры между Линой и Серегой, а Гриша – вернулся к работе, так и не докопавшись до истины. Сережа деликатно перешептывался с Линой, настолько аккуратно, что, если взять меня, с моим идеальных слухом, все равно не получилось бы разобрать, о чем же они там беседуют. Далее меня стала угрызать совесть, ведь так или иначе – ввела всех в заблуждения я, получается. Начала представлять: Сережа, бедный, как уж на сковородке, вертится,
– Как ты, солнце?
– Получше.
Лина вопросительно посмотрела на Сережу. Тот, ничего не говоря, кивнул.
– Неправильно родители твои сделали: надо было меня с Федотовым отправить, – взглянув в потолок, она продолжила. – ну как мне им это докладывать?
Как только прозвучало слово «родители», я приподнялась с дивана:
– Не вздумай! Лина! Нет! Вообще ничего не говори!
– Почему? В чем проблема?
Пытаясь придумать весомую причину, я так и застыла полусидя. Понимаю же: если родители узнают – сразу примчатся сюда, забыв о Федотове.
– А давайте я с вами переночую?
Лина уже была готова хоть сейчас развалиться спать, но внезапно раздался доносящийся с улицы вой Роджера. Та вздрогнула:
– Ну что у него там опять?! Роджер! Так, ребятки, ну что?
– Мы справимся, не переживай, – протянула я.
Сережа кивнул.
Недоверчиво посмотрев на меня, тетка потеребила меня по голове.
– Ты уверена?
– Абсолютно.
– Тогда спи давай. Сергей, – Лина устремила взгляд на парня, и, качнув головой в мою сторону, с каменный лицом подмигнула.
Тетка ушла. Точнее побежала в свой дом, ибо вытье собаки не прекращалось. Мы остались с Сережей вдвоем. Я так и лежала на диване. Смотрим друг на друга яростными вихрями злости. Каждая пара глаз горит ненавистью. У обоих раскалывается голова.
Дома неуютно без мамы. Вески будто соединялись друг к другу. Серега старательно перевязывал мой лоб, ноющий болью. Все же: в глубине у него где-то прячется то, что похоже на щедрость.
– Хватит ерзать. Значит, дуешься теперь?
– Лучше скажи, где ты был, а?!
Он сперва помолчал, но через несколько секунд все же ответил:
– На крыше.
– Где?!
– На крыше, вашей крыше, что тут неясно?
– И что ты там делал?
– Один побыть хотел: подумать кое о чем.
– Мне показалось. ты сбежать хотел.
Тут он рассвирепел:
– Серьезно? Ты спятила?! Как ты себе это представляешь?!
– Да откуда мне знать, что у тебя в голове.
– Явно побольше мозгов, чем в твоей!
Не сумев остаться сдержанной, я дала парню пощечину.
– Дикарка! – тот нечаянно уронил кружку с горячей водой, она разбилась об пол. Напряжение вышло.
Резко внутри что-то екнуло. Знаю же прекрасно, о чем он думает. Так мы проводили второй час ночи: я, мыслями ушедшая в себя, и Сережа, наступивший на пролитую воду.
– Извини.
– Что? – он нахмурился.
– Извини.
– Что?
– Извини, не хотела быть грубой, – скороговоркой протараторила я.
– Я не слышу, что ты кряхтишь.
– Нормально я говорю.
– Нет, ты мямлишь что-то и проглатываешь все слова, – провоцировал рыжий.
И тут я набрала воздуха и крикнула со всей дури:
– Извини!!!
Серега
оглох. Он осознал, что я провинилась и чувствую себя ужасно, поэтому обратил внимание на мои руки:– Что это?
– Это краска. Засохшая.
– Жень.
– Ну?
– Ты когда-нибудь была на крыше?
– Да. Лет в восемь. Потом мама запретила уда лазить. Даже с папой.
– Нине с Юрой не говори только.
– Естественно. Я в свою комнату хочу вернуться, подстрахуй, пожалуйста.
Пришли. У меня тускло горел свет. Роджера наконец не было слышно.
На этом бодрствование подходило к концу. Глаза закрывались. Сережа тоже распереживался. Он немного посидел за моим столом, глядя то в окно, то на лес, а иногда – на меня.
Утро следующего дня началось с мимолетного ощущения счастья, ведь вчера ушло. За окном солнечно, вот-вот закончился дождик.
Из родительской спальни слышался отцовский храп. Ночка у них выдалась не из легких. Прислушавшись, я поняла, что внизу кто-то хозяйничает, – Лина, кто же еще? От работы отлынивает: несвойственно для нее. Коровкин, бедный, уже наверняка заждался ее. Ноги неохотно поплели на первый этаж, я старалась быть «мышкой», только бы не говорить с ней после вчерашнего. И, какого было мое удивление, что тот, кто стоял и жарил у плиты блинчики, была не болтливая тетка, а Сережа. Я не удержала равновесие, поэтому он меня заметил.
– Шпионом тебе не быть, – усмехнулся он из-за спины.
Первый раз слышу его тонкий смешок.
– Тебе надо научиться подглядывать за людьми.
– Что ты делаешь?
– Опять. Терпеть не могу очевидные вопросы. Ты же видишь, что я готовлю завтрак.
– Зачем? Ресторан же есть. По вторникам у нас овсянка.
– А как тебя в чувство приводить? Овсянкой ты каждый четверг питаешься, а такими блинами тебя никто не накормит. Иди уже ешь.
Затем он разглядывал мой лоб, а лоб выглядел странно Какая муха укусила сегодня Серегу? Впрочем, совсем не важно. Конечно, его блинчики очень отличаются от Лининых или маминых, но, признаюсь, что он готовит хорошо! Теплые, тоненькие, ровные блинчики, каждый из которых окунался в кисе с джемом, таяли во рту.
– М, м, у кого научился?
– У бабушки своей.
– Так вы…
– Я умею делать только легкие блюда. Вот, например, блины на молоке. Все просто, нужно всего лишь сделать их несколько раз, ну и однажды как-нибудь, случайно запороть все. После этого все будет получаться.
Я улыбнулась.
Все-таки наверняка здесь есть подвох. Может, он меня проверяет или потом предъявит счет в виде желания какого-нибудь? Но Сережа продолжал:
– Я испугался, что ты заболеешь, а, как правило вкусная еда поднимает настроение тем, кто вчера чуть не разбил лоб.
Сейчас он показался таким открытым, что мне даже захотелось его обнять, но в этот момент раздался стук в дверь. На этот раз, уж точно – Лина ломится. Ее стуки невозможно спутать со стуками того же Гриши, например. Открываю.
– Солнышко! Ну как ты?! Температура есть? Как твоя голова? А самочувствие? Я сегодня почти всю ночь не спала! Думала уже к вам идти, но побоялась разбудить. Ну не молчи ты! Чаю хоть попьем. Где Сергей?
– Все в порядке. Проходи.
Она стала шмыгать носом. Лина учуяла запах блинов, которым пропиталось все пространство дома.