Год жизни. Дороги, которые мы выбираем. Свет далекой звезды

— Как хорошо, что ты здесь! — воскликнул я, — Ты мне так нужна, ты даже сама этого не знаешь…

Так хорошо было хоть на мгновение забыть обо всем, кроме того, что Светлана здесь, рядом…

И вдруг в тишине, нарушаемой только завываниями ветра, я услышал далекие взрывы. В первое мгновение и не понял, что это значит, но потом вскочил и прижал руку Светланы к своей груди.

— Что это? — спросила Светлана, вставая.

— Это Крамов, Крамов! — воскликнул я. — Это Крамов ведет проходку на противоположном участке! Ну как же мне сразу не пришло в голову обратиться к нему! Света, все в порядке, я поеду к нему! Это такой человек… Ах, если бы ты знала, какой это человек!

Я обхватил Светлану и поднял ее.

— Ты с ума сошел, — недоуменно говорила она, упираясь руками в грудь и слегка отталкивая меня.

Я опустил ее на нары. Я слова почувствовал себя сильным, уверенным, готовым к любым трудностям. Как я мог поддаться унынию, как мог растеряться, когда рядом со мной Крамов, Светлана, Агафонов и Нестеров, люди, не бросившие меня в самый трудный момент! Я уже не отвечал Светлане, а она расспрашивала меня, чему я так обрадовался и кто такой Крамов. Я подсчитывал, сколько времени осталось до прибытия машины с продовольствием, на которой я поеду на западный участок, сколько времени займет дорога. Выходило, что через полтора-два часа я смогу увидеть Николая Николаевича. Все в порядке!

— Все в порядке! — воскликнул я. — Скоро, Света, ты увидишь замечательного человека! Я поеду и привезу его сюда. Это начальник западного участка. А ты, как только люди немного отдохнут, снова начинай бурить шпуры. К нашему приезду вы закончите.

И я побежал на дорогу послушать, не едет ли машина.

5

В кабине машины нас было трое — Крамов, шофер и я. Николай Николаевич сидел, положив на колени свои обросшие рыжеватым пушком руки, рукава рубашки были завернуты по локоть. Украдкой взглянув на него, я внутренне улыбнулся: до того приятно было мне сидеть с ним рядом!

Мне даже не пришлось просить Николая Николаевича ехать — он вызвался сам. Выслушав мой рассказ, Крамов сказал:

— Что же, Андрей, поедем к тебе, посмотрим…

Подъезжая к участку, я не услышал шума бурения, только гудел встречный ветер, рассекаемый нашей машиной. Очевидно, Светлана уже закончила бурение и теперь ждала нашего приезда.

Как только строительная площадка открылась перед нами, я заметил, что все рабочие толпятся у забоя. Со времени моего отъезда прошло часа четыре, но я словно и не уезжал — все было по-старому. За спинами людей я не мог видеть, готовы ли шпуры.

Светлана приближалась к нашей машине, и я сразу почувствовал, что в ней произошла какая-то перемена.

Она шла слишком торопливо, засунув руки в косые карманы комбинезона и слегка откинув голову назад. И вместе с тем в ее походке чувствовались усталость и неуверенность.

Мы вышли из кабины.

— Шпуры готовы? — весело спросил я Светлану. И сказал Крамову: — Знакомьтесь, Николай Николаевич, это наш новый инженер Светлана Алексеевна Одинцова.

Крамов быстрым, едва уловимым взглядом оглядел Светлану и поклонился.

Она хотела было протянуть ему руку, уже подняла ее, но увидела на пальцах грязь и сунула руку в карман.

— Ну как шпуры? — повторил я, когда мы подходили к горе.

Светлана чуть дотронулась до моей руки и сказала тихо, так, чтобы ее не слышал Крамов:

— Знаешь, Андрей, у нас одно несчастье за другим.

— Что еще случилось?

— Расплющились буры, в компрессоре перебои…

По тону, которым Светлана говорила, я мог предположить худшее. Расплющились буры! Но есть же запасные! Почему Светлана так растерялась?

Мы подошли к горе. Достаточно было одного взгляда, чтобы увидеть, что шпуры не пробурены. Я отозвал в сторону Агафонова и спросил:

— Что случилось, Федор Иванович?

— Да вот засела в забое чертовщина какая-то и не пускает, — ответил Агафонов.

— Как не пускает? — уже с раздражением спросил я.

— Да так. Буры, пики тупятся, а некоторые совсем расплющились. Валун, должно, какой-нибудь.

— А вы не знаете, как в таких случаях следует поступать?

— Почему не знаю? Приходилось… Обобрать надо бы валун, потом подорвать.

— Ну и что же?

— Так не я ж тут начальник, — угрюмо проворчал Агафонов. — Инженерша нервничает. «Давай, говорит, бури. Надо, говорит, бороться, драться…» Ну, один бур сел, другой сел. «Бери, говорит, третий…» А тут компрессор чихать начал. Барышня и испугалась, приказала работу прекратить, ждать вашего приезда…

После этого происшествия я стал замечать странную, новую, дотоле неизвестную мне черту в характере Светланы: она как-то терялась, пугалась, что ли, когда оставалась одна… Нет, не то, я совсем не то хочу сказать. Она пугалась, когда ей надо было принимать решение самолично, на свою ответственность…

Да нет, неправду я говорю! Ничего я тогда не заметил. Это я сейчас, сейчас все придумываю…

Обобрать тяжелый, крепкий валун, взорвать его, закрепить кровлю и пробурить в забое новые шпуры нам удалось только поздно вечером.

Когда начали бурение, Крамов встал за спинами бурильщиков и внимательно следил за работой.

Светлана и я стояли рядом с ним. От растерянности Светланы и следа не осталось. Она снова стала прежней, в походке появилась энергия, в голосе уверенность.

Валун обобрали, и Светлана дала команду забурить его, заложить взрывчатку и подорвать.

По моим расчетам, шпуры в забое были пробурены только на половину необходимой глубины, когда Крамов внезапно скомандовал «стоп!» и приказал запальщикам закладывать патроны со взрывчаткой.

Прогремели взрывы.

Не дожидаясь, когда осядет стена земли и бурильной пыли, я бросился к забою.

Кровля не обрушилась. В горе образовался долгожданный коридор. Врезка произошла.

Я почувствовал руку на своем локте. Рядом стоял Крамов. Он отвел меня в сторону, сказал:

— Так вот, сосед, я в первую же минуту сообразил, что ты буришь слишком глубоко, соответственно с этим закладываешь слишком много взрывчатки, поэтому и кровля у тебя летит к черту. Здесь я в этом убедился, да и ты, надеюсь, тоже.

Простота объяснения ошеломила меня. «Как? — думал я. — Неужели все дело в том, что я в своем безрассудном нетерпении как можно скорее и глубже врезаться в гору толкал бурильщиков на слишком глубокое бурение?!»

— Столько сил и труда впустую! — с горечью сказал я вслух. — А дело такое простое…