Год жизни. Дороги, которые мы выбираем. Свет далекой звезды
Шрифт:
Здесь тоже еще не было улицы, не было тротуаров. Узкие протоптанные тропинки вели к подъездам. Яркие фонарики освещали номера домов.
Где же я все-таки нахожусь? Я посмотрел на номерной фонарик дома/мимо которого проходил, и прочел надпись: «Боровское шоссе, 21». Значит, еще три дома… Кровь застучала в моих висках.
Я вдруг почувствовал, что мне трудно идти. Ноги мои отяжелели. Совсем недавно мне казалось, что будет все очень, очень просто: я подойду к подъезду, отыщу квартиру… Но теперь, когда всего лишь десятки шагов отделяли меня от дома, в котором
Я понял, что мечты кончились, что неожиданности, может быть горькие неожиданности подстерегают меня. И, может быть, воспоминания о Светлане — это все, что мне осталось? Может быть, только в них, в этих мечтах, я создал себе утешительную иллюзию нашей встречи? Может быть, Светлана давно забыла меня? Может быть, не раз повторяла себе, что поступила правильно, дальновидно, благоразумно, не связав свою судьбу с моей? Ведь если бы все это было не так, то она написала бы мне, не ограничилась бы теми ничего, в сущности, не говорящими строками, которым я пытался придать совсем иное значение.
Может быть, мне лучше уйти отсюда?.. Еще несколько шагов, и я уже не найду в себе силы уйти.
Падали редкие снежинки. На противоположной стороне улицы дворник расчищал дорожки, ведущие к подъездам. Маленький мальчик, наверное сын, помогал ему, подметая снег метелкой. Я посмотрел на номер дома, мимо которого Сейчас проходил: «19». Значит, я все же иду туда!
«Зачем? — спросил я себя. — Ведь я не знаю, что с ней, одна ли она и чья это квартира, в которой она живет! Ее? Родителей? Или, может быть…»
Я вздрогнул и на мгновение остановился. Но тотчас же пошел еще быстрее, точно стремясь наверстать время, потерянные секунды.
«А, к черту все! — сказал я себе. — Да, я иду к ней, к ней, и никто не вправе помешать мне увидеть ее. Я хотел этого все эти долгие месяцы. Я хочу ее видеть!»
«17». Большой серый дом. В окнах уже горят огни. Вот этот подъезд.
Вбегаю, и первое, на что смотрю, — черный стеклянный квадратик на ближайшей ко мне двери. Белая цифра «12». Значит, восемнадцатая квартира где-то здесь, близко, на втором или третьем этаже.
Лифт… Нет, мне страшно подумать, что я хоть на короткое время останусь один, в бездействии, в тесной клетке лифта. Бегом поднимаюсь вверх, на второй этаж. Свет на лестничной площадке горит настолько тускло, что я не различаю номеров квартир. Как жаль, что у меня нет спичек! Сердце мое стучит так, что хочется придержать его рукой. Это оттого, что я бежал вверх по лестнице. Что же делать?
Останавливаюсь у какой-то двери. Звоню наугад. «Простите, какая это квартира?» Дребезжащий, старушечий голос отвечает из-за двери: «Шестнадцатая…» Выше!
Я буквально взлетаю на следующий этаж. Вот! Теперь я стою в темноте перед дверью и чувствую, что не в силах сделать ни одного движения. Даже постучать у меня нет сил. Мне кажется, что там, за дверью, должны слышать мое шумное дыхание. «Сейчас ты увидишь ее.
Ну, что же ты медлишь?»Я громко стучу. Никакого движения там, за дверью. Снова стучу. Слышу: кто-то идет. Шаги издалека. Вот они ближе. У самой двери. Вот щелкает замок….
В узкой полосе света передо мной стоит Светлана. Я не разбираю черт его лица, но я знаю — это она.
— Света!
Она протягивает ко мне руки, я делаю шаг вперед…
И вот мы стоим в полутемном узком коридоре и держим друг друга в объятиях. Она что-то говорит, но я не, слышу, не разбираю ее слов. Я чувствую, что лицо мое мокро, но не знаю, кто плачет: я или Светлана. Потом мы идем в какую-то комнату. Садимся на диван. Я не вижу ее лица: оно на моих коленях, — пальцы гладят ее волосы. Я молчу. Я ни о чем не спрашиваю ее. Зачем? Ведь она здесь, рядом со мной! Это и есть счастье.
Наконец она поднимает голову. Я не могу понять, говорит ли она, шепчет ли, но мне слышатся слова:
— Ты пришел, Андрей, пришел! Я знала, что ты придешь, знала…
Она плачет. Я кладу руки на ее мокрые от слез щеки.
— Не надо, Света, не надо! — говорю я. — Зачем же теперь плакать? Ведь мы вместе!
Я смотрю на ее лицо. Глаза еще полны слез, и я не могу уловить их выражения…
Она была все той же, так хорошо знакомой мне Светланой — и чем-то незнакомой, другой.
— Как я ждала тебя… все время… Боже мой, неужели я не видела тебя почти год!.. Ты похудел, повзрослел…
— Ты тоже изменилась…
— Постарела?
Она пытается улыбнуться.
— Нет, другое… Ты такая же молодая, красивая… Даже еще красивее, чем была… Вот только глаза стали другими…
— Какими?
— Не знаю… Не могу еще понять… Впрочем, это мне, наверное, только кажется…
Счастье переполняет меня. Я задыхаюсь, не могу. говорить. Целую ее глаза, лоб, волосы…
Она не плачет. Она смотрит на меня своими широко раскрытыми, сухими уже глазами и говорит:
— Прости меня, Андрей, прости за все, что я сделала.
— Ах, Света, не будем об этом! Лучше скажи мне: как ты жила все это время? С кем ты? Живешь с родителями?
— Нет, нет, тут никого нет, я одна! — поспешно сказала она.
В этой поспешности мне почудился испуг, — наверное, она хотела успокоить меня, рассеять мои подозрения.
— Тебя не было все это время, — продолжала Светлана, — ты не писал мне, ты даже не написал мне после того, как получил то письмо… я знаю, ты прочел его. А мне, мне все казалось, что мы с тобой… вместе… никогда не расставались… Как я люблю тебя!
Каждое ее слово было для меня радостью.
— Я тоже был всегда с тобой, — сказал я, — и как это странно, как это нелепо, глупо, что мы расстались тогда, потеряли друг друга… Разве мы можем расстаться?
— Нет, нет, нет! — воскликнула она и притянула меня к себе.
Я целовал ее, гладил ее волосы и говорил:
— Теперь я уже не отпущу тебя… ты уедешь со мной… Мы поедем вместе… Там у нас все изменилось… И туннель скоро будет готов. А в твоей комнате живет сейчас Трифонов. Ты помнишь его?