Год жизни
Шрифт:
И все же я смутился. Хотел отговориться, сказать, что не нашлась еще подходящая невеста, но, взглянув на Трифонова, по выражению лица его понял, что он все знает.
Мы были разными людьми, разными по возрасту, по воспитанию, по опыту жизни. Но в эту минуту я был уверен, что нет у меня на свете человека ближе, чем этот старик.
Я промолчал, а Трифонов не настаивал на ответе.
— Как же будет с домами, Андрей? — спросил он.
Я растерянно посмотрел на него.
— Ну, чего смотришь? Чем я, старик, могу тебе помочь в таком молодом деле, как любовь? Да и не послушаешь ты
— Пока отказ, — сумрачно ответил я. — Только отступать не собираюсь. Сегодня же напишу в министерство и в ЦК.
— Думаешь, пробьешь?
— Пробью. Лоб себе расшибу, а пробью.
— Лоб расшибать не надо, это штука ценная, — усмехнулся Трифонов. Встал и сказал: — Пошли до хаты?
Я ответил:
— Я останусь здесь, Павел Харитонович, отдохну немного наедине.
— Что ж, отдохни, — коротко согласился Трифонов.
Я остался в одиночестве. Не хотелось сидеть на камнях. Я нашел полянку среди валунов и улегся на траве. Лежал на спине, глядя на медленно поднимающееся солнце. Потом закрыл глаза, наблюдая за маленькой черной точкой, плывущей в красноватом тумане, как часто любил проделывать это в детстве. То ли оттого, что меня разморило на солнце, то ли сказались вчерашняя выпивка и ночь, проведенная почти без сна, но я заснул.
Разбудили меня голоса Светланы и Крамова. В первые секунды мне показалось, что я еще сплю.
— Все мы меняемся, — говорил Крамов. — Как написано в одной умной книге: «Никто не в состоянии остановить время или заставить его проходить бесследно». Все мы меняемся — и вы, и я, и Андрей.
— Вам кажется, что Андрей изменился? — быстро спросила Светлана.
— Да нет, это я так, к слову, — ответил Крамов.
Нет, я не спал.
Моим первым побуждением было вскочить. Но что-то удержало меня. Видимо, простое желание услышать, о чем они будут говорить. К тому же я не мог определить, долго ли спал и давно ли здесь Светлана и Крамов; увидев меня, они решили бы, что я подслушивал их разговор.
Впрочем, эта последняя мысль пришла ко мне позже. Я затаился потому, что мне хотелось услышать их разговор. Именно поэтому.
— Да, пожалуй, вы правы, — сказала Светлана. — Андрей изменился…
— Вы находите? — равнодушно откликнулся Крамов. — В чем же?
— Это трудно объяснить так, словами. В нем появилась… решительность какая-то.
— Ну, этого он никогда не был лишен, — усмехнулся Крамов.
— Нет, я о другом говорю. Как бы вам это объяснить?.. Раньше он был решителен вообще и мягок, податлив, восторжен в частностях. А теперь в нем появилась какая-то угловатость, резкость. И непреклонность. Ну… не знаю, не могу я вам это объяснить.
— У вас с ним размолвка? — подчеркнуто дружеским тоном спросил Крамов.
— Нет, нет! — ответила Светлана. — Все хорошо.
Я боялся, что они услышат стук моего сердца — так сильно оно колотилось.
— Послушайте, Светлана Алексеевна, — продолжал Крамов, — мы с вами взрослые люди, не мое дело вмешиваться и допрашивать вас. Но меня как друга Андрея интересует: вы собираетесь за него замуж.
— Замуж? — переспросила Светлана,
точно не понимая смысла вопроса.— Да. Именно об этом я и спрашиваю. Андрей любит вас, он мне сам признавался в этом. Вы… Словом, вам понятен мой вопрос?
— Да, я тоже люблю Андрея, — громко и даже с каким-то вызовом сказала Светлана.
— В чем же затруднение?
— Ах, неужели вы не понимаете, что не все так просто в жизни! — Слова Светланы прозвучали очень искренне и как то тоскливо. — Впрочем, — добавила она ужо другим тоном, — в конце концов я выйду за него замуж. Больше вопросов нет?
— Еще один: когда?
— Вам хочется погулять на свадьбе?
— Почему же не погулять… если свадьба состоится?
— Вы сомневаетесь в этом?
— Нет, зачем же, — равнодушно ответил Крамов. — Вы очень подходите друг к другу. Если прежде у меня и были сомнения, то вы рассеяли их. Вы очень, очень подходите друг к другу. Вдвоем вы пробурите десятка два гор и умрете у подножия двадцать первой с сожалением, что осталось еще несколько тысяч гор, которые вам не удалось пробурить уже по не зависящим от вас, так сказать, обстоятельствам.
— Наверное, так и будет. А вам кажется, что это плохо? — снова с вызовом спросила она.
— Не кажется, — ответил Крамов. — Вы и Андрей просто созданы для увлекательной, романтической жизни. Особенно вы, Светлана Алексеевна. Вы помните нашу беседу тогда, на озере? Вы помните, что я говорил вам, когда Андрей собирал свои камушки?
— Мне неприятен этот разговор, Николай Николаевич.
— Какой? Тот? Этот?
Послышался шум осыпающейся гальки, — вероятно, Светлана встала.
— Хорошо, — сказал Крамов, — я не буду больше говорить на эту тему. Пойдемте. Дело не во мне. Нельзя уйти от самой себя, Светлана Алексеевна, от своих мыслей и раздумий. Можно проделать восемьдесят тысяч верст вокруг самой себя, но результатом такого путешествия будут только усталость и разочарование.
И, резко меняя тему разговора, он каким-то стеклянным голосом сказал:
— Я хотел поговорить с Андреем о нормах. У меня там нормировщик невесть что намудрил. А как у вас?
Светлана ответила, что нормы, первоначально установленные мною, оказались почти такими же, как те, новые, что установил нормировщик.
— Поэтому рабочие и давали у вас такие низкие темпы, — убежденно сказал Крамов и, точно возражая кому-то, добавил: — Что же держит здесь, среди голых гор, людей, если не деньги?
— Однако на вашем участке и после пересмотра норм показатели выше наших.
— Я сумею дать проходку, чего бы это ни стоило! — неожиданно жестко сказал Крамов, — А вы… вы еще комбинаты бытового обслуживания, пожалуй, надумаете строить.
— Андрей считает, что надо улучшить жизнь людей.
— Романтик! — с явной насмешкой произнес Крамов. — Романтизм — неплохая штука, но в показателях строительства туннеля такой графы, к сожалению, нет. Иначе Андрей был бы на коне. Впрочем, Светлана Алексеевна, я ведь тоже романтик.
— Вот как?
— А вы думали? Только моя романтика другая…
— Ну, видно, нам не найти Андреи, — прервала его Светлана.
Они прошли совсем близко от меня, но я, окруженный валунами, не видел их.