Год жжизни
Шрифт:
С тех пор я всегда завершаю спектакль этим моментом со звездой, и чудо происходит всегда. И я всегда опускаю глаза, потому что не справляюсь с впечатлением, которое получаю от выражения лиц в зале. Лица зрителей в этот момент такие — как у людей, которых точно никто не видит, которые всё равно при этом чего-то стесняются, волнуются и совершают сокровенную душевную работу. Понимаю, что нельзя подглядывать за людьми, когда они загадывают желание. А я думаю, что загадывают все, даже законченные прагматики.
Завершились последние в этом году гастроли, теперь можно целиком и полностью сосредоточиться на написании романа и, собственно, его закончить.
Очень я люблю работать над текстом дома. Особенно прекрасны дни сразу после Нового года, когда страна уходит в новогодний марафон. В это время практически
Играл в Воронеже «Дредноуты» в Театре оперы и балета. В этот раз организаторам удалось сделать билеты не смертельно дорогими, и зал был полон, и настроение было у всех прекрасное. Очень я доволен тем, как прошёл спектакль, правда, не обошлось без курьёза: во время спектакля откуда-то сверху на сцену — а сцена там огромная — стали падать обрывки цветного серпантина, мишура и блёстки, причем падали они в самые неподходящие моменты. Я сначала даже не понял, почему люди в зале смеются. Я сообщаю что-то трагическое, а тут смех. А потом гляжу… ба-а-атюшки! сверху летит всякая блестящая красота. Пришлось сообщить, что я этого не задумывал. А ещё из суфлёрской будки, которая находилась во время спектакля у меня под ногами и совсем близко, весь спектакль смотрели две пары глаз. Довольно странное ощущение. К тому же люди там ещё и шебаршили и чего-то обсуждали. Я в какой-то момент даже заволновался и подумал: «Не дай бог начнут текст подсказывать!». Мало ли, вдруг в Воронеже очень ответственный суфлер, и он решил исполнить свой долг именно на моём спектакле. Но закончилось всё хорошо, только очень многие зрители говорили мне, что были уверены, что с серпантином я так задумал. А в театре сказали, что эти блёстки остались с прошлого Нового года. Они летом хотели их убрать, а осенью решили, что и смысла нет.
Вообще это частое явление в театрах. Можно увидеть на стенах календари пятилетней давности, открытки с Восьмым марта за девяносто третий год, причём видно, что открытку не берегли, просто положили, и она так и лежит. Во многих театрах время совершенно остановилось. Но не в хорошем, а в ужасном смысле. Мне тяжело пользоваться чужими гримёрными. Чаще всего мне предлагают гримерные каких-то известных, заслуженных или народных артистов. И на стенах этих гримёрных висят афиши, например такие: юбилейный вечер, посвященный пятидесятилетию такого-то. Рядом афиша: бенефис этого же артиста, посвященный его шестидесятилетию. А ниже плакат юбилейного спектакля в честь его же семидесятилетия. Вот тебе и судьба. Человек провёл в этой гримёрной всю жизнь. У него там свой порядок или наоборот, беспорядок. Я стараюсь в таких гримёрных ничего не трогать. Быстренько переоделся, сыграл спектакль и — как можно быстрее выбираюсь из этого, в общем-то, чужого мне пространства.
И ещё из личного опыта… Я объехал много городов и играл во многих театрах. Чем хуже театр, тем сильнее в нём пахнет кошками. Стопроцентная закономерность. Не знаю, почему так, но поверьте на слово.
Сегодня пятнадцатое декабря, ровно год назад умерла моя бабушка. Мне повезло, у меня долго были бабушки. Сейчас они обе лежат рядышком на кладбище недалеко от Калининграда. Это те самые бабушки, которые слились в одну в спектакле «Как я съел собаку». Там они обе — один любимый персонаж, который громко пьёт чай или гладит мальчика по спине шершавой рукой. Вот уже год у меня нет ни одной бабушки. И вот уже год я никого в этом мире не могу назвать бабушкой, и никто не назовёт меня внуком. Это явно некий жизненный рубеж. Взрослее я, конечно, не стал, но дополнительные ощущения взрослости появились…
И сегодня же, пятнадцатого декабря, у моей жены Лены день рождения. Она прилетела ко мне в Москву, и сейчас мы пойдем праздновать и веселиться. Придут несколько друзей, будет хорошая маленькая и очень тёплая компания. Выпьем, поднимем тосты и будем говорить Лене всякие хорошие слова, которых она, безусловно, заслуживает. И даже больше.
…Вчера начали запись сингла «На заре» с группой «Бигуди». Это будет очень нежная кавер-версия, вместо куплета — мой текст, про юность, а припев своим чудесным голосом
споет Ренарс Кауперс из «Brainstorm». Думаю, песня будет готова в январе и мои читатели в ЖЖ будут первыми, кто её услышит.Утром еду в Ярославаль. Вечером там концерт с «Бигуди», последний в этом году. Очень хочется дать настоящего рок-н-ролла. А мы его и дадим! Потом полечу домой к семье и к неоконченной рукописи. А вчера мы заканчивали работу над записью сингла. Прилетел Ренарс Кауперс и мы работали. Вот об этом и хочу рассказать.
Последние недели страшно устал от разговоров с коллегами по некоему общему творческому цеху. Даже начал ворчать от усталости. Устал выслушивать нытьё по поводу того, что впереди выступления на корпоративных ёлках. Кто-то мучается вопросом, где бы скоротать январь: в Таиланде надоело, в Греции холодно, а на Карибы далеко. Кто-то с кислой рожей говорит, что снимается сразу в трёх картинах, причём говорит это так, будто он задействован не на съёмках, а на ремонте трёх картофелеуборочных комбайнов устаревшей конструкции. А один продюсер с не менее кислой рожей сообщил, что у него в производстве пять картин и два сериала. И ни от кого не исходит ощущения творчества. Никто не звонит и не говорит: «Старик! Я тут такое придумал!» или: «Знаешь, у меня тут такой замысел!». Почти совсем не бывает разговоров, мол, я тут такую книгу прочёл! Или: посмотри вот это кино, я недавно раскопал…
Кому-то я восторженно ляпнул, мол, последний альбом Seal послушай, классный! А увидел в ответ такую мину, мол, какой на фиг Seal, какая вообще, к чёрту, музыка! И мне в этот момент подумалось: чо я-то бегаю с идеей сингла какого-то всеми забытого «Альянса», про какие-то голоса на заре?! Да ещё утомила серая бессолнечная Москва, утыканная новогодними ёлками, забитая пробками и наполненная согбенными пешеходами…
Но вот позвонил я Ренарсу Кауперсу со своей идеей, и он без всяких проволочек нашёл время в своём рабочем графике, с радостью откликнулся, прилетел, и мы очень счастливо работали, причём работали не легко и не просто. Но он так работал!!! В эти моменты я чувствовал, что творчество, любимая профессия и жизнь — это сложный и страшно увлекательный процесс. И вся усталость прошла. А теперь есть радость ожидания того, как мы покажем эту песню…
Какое же счастье видеть настоящую звезду, а Ренарс — настоящая звезда, причем не только постсоветского розлива. Он-то ого-го! На записи он очень волновался и переживал, а после рассказывал, как трудно у него самого идёт запись нового альбома, какие сложности с репетициями и в коллективе. Мы ехали по ночной Москве, и он с большим волнением ставил треки из нового альбома. Это были песни, которые ещё не готовы, есть только музыка без голоса, и он ставил и пел то, что потом будет записано. Мы ехали в машине, и он пел. И всё сразу изменилось…
И снова хочется работать, хочется поскорее вернуться к рукописи, которая идёт совсем не просто, потому что роман, видимо, будет непростой. И забылись кислые рожи. Вот поеду в Ярославль и постараюсь там дать такой концерт, чтобы не было стыдно ни за коллег по цеху, ни за себя.
В Ярославле был очень хороший концерт. Как же приятно было в буквальном смысле оторваться, понимая, что в уходящем году это последнее выступление! Голос сорвал практически окончательно, но было не жалко, потому что зачем нужен сейчас голос? До марта буду сидеть и писать молчком. Публика так поддержала… В общем, концерт получился.
Завтра буду в итоговой программе Познера «Времена». Я уже был там несколько раз, мне было интересно. Особенно когда программа была посвящена патриотизму, и удалось пополемизировать с Жириновским. С ним же полемизировать невозможно, у него какие-то уж очень 6ыстрые мозги, и он ужасно смешной. Но мне удалось его приложить. Я тогда понял, что нужно сказать что-то короткое, потому что он долго говорить не даст, и обязательно смешное, и лучше всего в конце программы, чтобы он не успел ответить. Как я уже говорил, речь шла о патриотизме и о любви к Родине. Понятное дело, что Жириновский любит Родину больше всех. В общем, я сказал приблизительно следующее: «Никто не сомневается, что Владимир Вольфович очень любит Родину. Но, наверное, каждый боксер очень любит свою грушу, на которой тренирует удар…» Все порадовались, а Жириновский не ответил, задумался, а потом передача кончилась. Я был очень доволен, а он даже и не думал обижаться, подошёл и подарил мне туалетную воду «Жириновский». На флаконе его портрет, и пахнет ёлкой. Хорошая вещь.