Годен к строевой!
Шрифт:
– Вы. То есть я. Я!
– Ногузадерищев!
– Я!
– Надо же, и такие фамилии бывают?! Ни хрена себе!
– Я!
К капитану сзади подошел маленького роста конопатый паренек со здоровенной сумкой в руке и потянул его за рукав.
Офицер отдернул руку и вытаращился на чудо.
– Здесь в армию забирают?
– Фамилия?
– Иванов.
По списку выходило, что Ивановых аж трое.
– Имя?
– Иван.
– Становись в строй.
Таща ношу, Иванов встал в самом конце.
– Решил все два года на
– не удержался капитан, сравнивая габариты сумки и парня.
– Кушать люблю.
– Пора бросать эту вредную привычку.
– В армии совсем не едят?
– перепугался Иванов.
– Нет. В армии принимают пищу. Сейчас выходим за ворота и садимся в автобус. Нале-во!
Призывники недружно повернулись и потопали за офицером, расселись в автобусе.
Резинкин прилип к стеклу и, не помня себя, махал до тех пор, пока видел мать, отца и Аленку. Потом он откинулся на спинку кресла и скосил глаза на сидящего соседа.
– Здорово, приколист.
Только не это. На него смотрела улыбающаяся ряха.
– Так что там у меня между ног? Член?
– Я сказал «член»? Извини. Скорее сапожный гвоздик.
Витя видел, как под кофтой дернулся здоровый бицепс, и прикрыл голову руками от возможного удара.
– Не боись, вша.
– Не боюсь, не боюсь. Ты, наверное, качался на анаболиках?
Мозги у здорового сразу ушли в сторону.
– Ну и что? Ты же видел мои руки, я из тебя дух вышибу одним ударом.
– Тогда твой гвоздик все время повернут на шесть часов.
– Что?!
– Крепкая рука скрутила свитер у горла.
– Вы, двое!
– Капитан повернулся на шум.
– Если не успокоитесь, я позабочусь о том, чтобы вы попали куда подальше.
Здоровый утихомирился.
– А мы и так попали, - послышалось из самого конца.
Резинкин узнал тонкий голос.
– Иван Иванов!
– Я!
– Разговоры!
Все заткнулись и некоторое время ехали молча. Автобус вышел на трассу и набрал скорость. Замелькали березки и осинки. Тяжелые веки закрылись, и Витек провалился в сон.
Пополнение живо выбиралось из кунга - пассажирской будки, установленной на «КамАЗ», - и под строгим оком покупателя, отобравшего в областном военкомате партию для своей дивизии, строилось в две шеренги рядом с машиной.
– Иванов, быстрее, сумка у тебя меньше не стала. В поезде все слопать не успел, что ли?
– Старший лейтенант Кобзев, командир третьей роты отдельного мотострелкового батальона, строил вновь прибывших.
– Кушать люблю, товарищ старший лейтенант.
– Получишь направление в учебку на повара.
Все восемнадцать гавриков стояли в две шеренги и вертели головами по сторонам.
Первое обстоятельство, неприятно поразившее Резинкина, - высокий забор из толстых стальных прутьев, выкрашенный в коричневый цвет. Солнышко еще не успело над оградой подняться и совсем не греет. Ветерок пронизывающий
гуляет. Ничего себе утречко.Стоило ехать на поезде почти сутки, для того чтобы оказаться в какой-то дыре под Самарой да еще наблюдать свободу сквозь заграждение.
Правда, он и не ждал океанского песчаного берега, усыпанного стройными, грудастыми, загорелыми, крепкими телками. Где выбираешь любую и можешь прямо тут же пам-парам-пам-пам. Потом вторую, третью, и работаешь, прямо как заводной.
Резинкин сердцем чуял - будет секс, только без его согласия.
Немного левее, на огромном плацу, строй солдат - человек сто, не меньше, топает по кругу, построившись в колонну по четыре.
Рота приблизилась, и Резинкин услышал, как парень с тремя лычками на погонах громко и отчетливо скомандовал:
– Рота!
Ответом ему прозвучало три мощных удара сапожищами об асфальт.
«Чего это он их топать заставляет?»
Откуда-то из середки роты раздался нечеловеческий вопль:
– Душары! Че встали, бегом в баню подмываться!
Строй загоготал.
– Разговоры! Рота, стой!
Все солдаты были одеты одинаково, и у Витька все слилось перед глазами. Он не различал лиц. Видел только единообразную зеленую шевелящуюся массу. Парень с лычками развернул строй к себе лицом и картинно стал орать, так как офицеры стояли совсем близко:
– Запомните, умных в армии нет, значит, самый умный тот, кто командует. Еще одна фраза - и завтра состоится военный парад отдельно взятой за жопу роты.
– А если дождь, товарищ сержант?
– выдавило чудо из строя.
– Никого нигде не чешет, солдат. Мне по фигу, по мокрому или на сухую. На сухую больнее, знаешь, да?
С широкого крыльца по ступенькам двухэтажного зданьица, напоминавшего небольшой особнячок, спустился офицер с журналом в руках и направился в обход плаца к выстроившемуся пополнению.
Резинкин никак не мог понять, почему он не срезает угол. Ведь через эту здоровую заасфальтированную поляну короче.
Подошедший поздоровался с Кобзевым за руку, правда, после того, как лейтенант, хоть и нечетко, но все же отдал ему честь. Офицер был в чине подполковника. Щеки у него были красными, незлые глаза-щелочки оглядывали новобранцев с неподдельной тоской.
Наблюдая за мужчинами в форме, Резинкин машинально ковырялся в курносом носу и пытался внушить сам себе, что попал в армию. До этого он видел, как отдают честь, только в американских фильмах.
Штатовские актеры делали это резко и торжественно. А наши как-то так запросто. «Здоров - здоров». Получалось, между прочим, и по-житейски.
Интересно, а если бы лейтенант не приложил пятерню к голове?
– Боец! Сопли оставить дома забыл!
– Подполковник рявкнул от души, и Резинкина передернуло. Чего ж так орать-то, не в лесу ведь.
– Смирно!
– снова рявкнул офицер с красными щеками. Молодые вытянулись.
– Вольно, - раскрыв журнал, старший нахмурился.
– Кто умеет работать на компьютере, шаг вперед.