Годори
Шрифт:
– Еще так скажешь - уйду... Все. Хватит! Каждый день одно и то же... вспыхнула Лида, но бармен не дал ей договорить.
– Ради бога!1 Только потом не просись назад, - каким-то образом он умудрился одновременно и уступить, и пригрозить.
– Я никого ни о чем не прошу. Такую работу где угодно найду... Еще меня попросят!
– распалялась Лида.
– Всо!2 Хватит. Потом поговорим. Теперь займись клиентом, - деловым тоном сказал бармен.
– Заказывайте, что хотите, - обернулся он к Антону.
Только тут Антон всмотрелся в него. Пожалуй, ему было немного за тридцать, хотя выглядел он
– А есть-то хоть что-нибудь?
– грубовато откликнулся Антон.
– Э, как это - что-нибудь?.. У нас есть все. Закажите, что желаете, а Лида обеспечит... Верно, Лида?
– Как говорится, "сослалась лиса на собственный хвост"3.
Официантка, и впрямь пышная, как лисий хвост, скорее всего, по совместительству выполняющая в этом непонятном заведении и другие обязанности, все еще дулась на бармена. Во всяком случае, ей явно надоели оба ремесла.
– Ничего я не обеспечу... Рабочий день кончился, - хмуро буркнула она.
– Не обеспечишь?.. Что значит не обеспечишь! Не выводи меня из терпения, шлюха полуночная, сучара!
– Из терпения бармен не то что вышел, а выскочил, выпрыгнул и, казалось, готов был броситься на официантку через стойку.
– Эй, прыщ, остынь! Как ты разговариваешь с женщиной...
– спокойно сказал Антон.
Бармен от неожиданности онемел. А может быть, сознательно прикусил язык, чтобы выиграть время, успеть все взвесить, а затем уже действовать.
– Сперва научись разговаривать, а потом бар открывай...
– продолжал Антон, ободренный молчанием бармена.
– Здесь юный придурок должен учиться тому, чему не научился в школе: милости прошу, извольте сесть, прошу прощения... всего вам доброго... Не ссыте на ножку стола. Не гасите сигарету об стену. Не плюйте в кофе соседу...
– Не твое дело, что мы скажем друг другу, - прервала его Лида. Похоже, она нутром почуяла опасность и легкой фамильярностью попыталась разрядить обстановку.
– Заказывай, чего тебе? Я слушаю...
– При этом пальцами правой руки с длинными накрашенными ногтями барабанила по столу, видимо, стараясь скрыть волнение, а левой вызывающе уперлась в бедро.
Антон почему-то расстроился. Ему казалось (пусть себя и винит), что официантку тронет его заступничество, что, преисполненная благодарности, она сорвет с себя ажурный передник размером с фиговый лист, швырнет в лицо затаившемуся, как очковая змея, бармену и с достоинством - хоть официантки, хоть путаны, но все же достоинством - покинет бар... вместе с ним.
– На твоем месте ногти в черный цвет покрасил бы... Тебе пойдет... Шик... Сразу клиентура вырастет. Поверь моему слову. Я хорошо знаю этот дурацкий город, - сказал он по-свойски, играя в доброжелательность.
– Ей-богу, не до твоих шуток, парень, говори, чего желаешь, огрызнулась Лида, при этом невольно глянув на свои холеные ногти.
– Орального секса, - не моргнув, заявил Антон.
– Что? Что он сказал?!
– наконец очнулся бармен. Он не поверил своим ушам и вернулся с полпути, хотя вроде куда-то собирался.
– Какие-то гадости предлагает, - сдала клиента
Лида.– Я заказал ей оральный секс, - с тем же спокойствием повторил Антон. Вы же обещали выполнить любой заказ.
– Слушай, ты, не втравливай меня в неприятности. Не до тебя, ей-богу, напрягся бармен.
– Срок отсидел, братан, должен меня понять, - в тон ему сказал Антон.
– Иди, зови Мишу... И Кенчо тоже. Чего уставилась, дура! Обоих, да поскорей, - бросил бармен Лиде.
– А ты вставай. Все. Закрываемся. Не работаем...
– Он взял Антона за локоть.
– Руки!
– спокойно сказал Антон.
Бармен тут же отступил. Антон приподнялся, руками опираясь о стол, и ногой отодвинул стул, собираясь встать, но подоспели те двое - Миша и Кенчо, запыхавшись, заняли места по обе стороны стола и поинтересовались, что происходит.
– Кто такой? Платить отказывается?
– спросил Миша.
– Да задирается он... Приблатняется, понимаешь. Минета от Лиды потребовал, - сказал бармен.
– Вах!
– искренне поразился Кенчо.
– Ну?! А деньги на это есть?
– поинтересовался Миша.
– Денег вообще нету. Сегодня вышел из тюрьмы, - сказал Антон.
– Да ты фуфло, - заключил Кенчо.
– Фуфел лажовый.
– Не фуфел, а убийца. Если угодно - киллер, - уточнил Антон.
– Мозги канифолит, сука буду, - сказал бармен.
– Я-то думал, вакийские1 пришли...
– сказал Миша.
– Кто его знает, может, они и подослали, - заволновался бармен.
– Кто ты, слушай? Чего тебе надо? Свалился на нашу голову. У нас бар, а не бар-дель,
понял?
– обернулся он к Антону.
– Что это за бар!.. Вы что, даже по видео бара не видели?
– засмеялся Антон и демонстративно обвел помещение рукой.
И в самом деле, оно больше походило на заурядную столовку, чем на ночной бар. В одном углу зала пол был слегка приподнят, на возвышении стоял стул, видимо, предназначенный для музыканта, сейчас на стуле валялась смятая коробка из-под американских сигарет; в противоположном конце в облаке табачного дыма кучковалась за столом безликая, безмолвная кампания - три парня и две девушки или же три девушки и два парня; их неподвижность и молчание усиливали унылое ощущение безжизненности. Они вообще не подавали ни звука. Скорее всего, курили анашу, затаившись, ждали "прилива" и, похоже, даже не слышали, что происходило на другом конце зала.
– Кайфуешь, браток?
– процедил сквозь зубы Кенчо с плохо скрытой злостью.
– А ведь так не годится... Так не пойдет, браток...
– Не кайфуешь, а кейфуешь. По-грузински надо говорить - кейф, поправил Антон, не обращая внимания на плохо скрытую злость Как будто его пригласили сюда учителем языка и он проводит первое занятие.
– На мели мы налима лениво ловили... На дворе трава, на траве дрова... Бык тупогуб, тупогубенький бычок, у быка бела губа была тупа... И много еще подобных забав в нашем языке, божьей милостью. Но если вам не нравится, родной язык не по душе - валяйте! Общение с вами, сколько помню, в приговор не входило. Хоть башку себе разбейте! У меня, между прочим, и правда загул, кейфую, то есть два дня гуляю, пью, никак в себя не войду... Так что я тоже вроде вас мусор, грязь подноготная... Не верите - нюхните...