Годы странствий

1907

4 СТИГМАТЫ

Чья рука, летучая как пламень, По страстным путям меня ведет? Под ногой не гулкий чую камень, А журчанье вещих вод… Дух пронзают острые пилястры, Мрак ужален пчелами свечей. О, сердца, расцветшие, как астры, Золотым сиянием мечей! Свет страданья, алый свет вечерний Пронизал резной, узорный храм. Ах, как жалят жала алых терний Бледный лоб, приникший к алтарям! Вся душа — как своды и порталы, И, как синий ладан, в ней испуг. Знаю вас, священные кораллы На ладонях распростертых рук!

1907

5 СМЕРТЬ

Вьются ввысь прозрачные ступени, Дух горит… и дали без границ. Здесь святых сияющие тени, Шелест крыл и крики белых птиц. А внизу, глубоко — в древнем храме Вздох земли подъемлет лития. Я иду алмазными путями, Жгут ступни соборов острия. Под ногой сияющие грозди — Пыль миров и пламя белых звезд. Вы, миры, — вы огненные гвозди, Вечный дух распявшие на крест. Разорвись, завеса в темном храме, Разомкнись, лазоревая твердь! Вот она, как ангел, над мирами, Факел жизни — огненная Смерть!

1907

6 ПОГРЕБЕНЬЕ

Глубь земли… Источенные крипты. Слышно пенье — погребальный клир. Ветви пальм. Сухие эвкалипты. Запах воска. Тление и мир… Здесь соборов каменные корни. Прахом в прах таинственно сойти, Здесь истлеть, как семя в темном дерне, И цветком собора расцвести! Милой плотью скованное время, Своды лба и звенья позвонков Я сложу, как радостное бремя, Как гирлянды праздничных венков. Не придя к конечному пределу И земной любви не утоля, Твоему страдающему телу Причащаюсь, темная земля. Свет очей — любовь мою сыновью Я тебе незрячей отдаю И своею солнечною кровью Злое сердце мрака напою.

1907

7 ВОСКРЕСЕНЬЕ

Сердце острой радостью ужалено. Запах трав и колокольный гул. Чьей рукой плита моя отвалена? Кто запор гробницы отомкнул? Небо в перьях — высится и яснится… Жемчуг дня… Откуда мне сие? И стоит собор — первопричастница В кружевах и белой кисее. По речным серебряным излучинам, По коврам сияющих полей, По селеньям, сжавшимся и скученным, По старинным плитам площадей, Вижу я, идут отроковицами, В светлых ризах, в девственной фате, В кружевах, с завешенными лицами, Ряд церквей — невесты во Христе. Этим камням, сложенным с усильями, Нет оков и нет земных границ! Вдруг взмахнут испуганными крыльями И взовьются стаей голубиц.

1907

ГНОСТИЧЕСКИЙ ГИМН ДЕВЕ МАРИИ

Вячеславу Иванову

Славься, Мария! Хвалите, хвалите Крестные тайны Во тьме естества! Mula-Pracriti — Покров Божества. Дремная греза Отца Парабрамы, Сонная Майа, Праматерь-материя! Греза из грезы… Вскрываются храмы. Жертвы и смерти Живая мистерия. Марево-Мара, Море безмерное, Amor-Maria [7] — Звезда над морями! Мерною рябью Разбилась вселенная. В ритме вскрывается Тайна глубинная… В пенные крылья Свои голубиные Морем овита, Из влаги рожденная — Ты Афродита — Звезда над морями. Море — Мария! Майею в мире Рождается Будда. В областях звездных Над миром царит. Верьте свершителю Вышнего чуда: Пламя, угасшее в безднах, Горит!.. Майа — Мария! Майа, принявшая Бога на крест, Майа, зачавшая Вечер — Гермеса. С пламени вещих Сверкающих звезд Сорвана дня Ледяная завеса. Майа — Мария! Мы в безднах погасли, Мы путь совершили, Мы в темные ясли Бога сложили… Ave Maria!

7

Любовь — Мария (лат.).

1907

Петербург

КИММЕРИЙСКИЕ СУМЕРКИ

Константину Феодоровичу Богаевскому

1 ПОЛЫНЬ

Костер мой догорал на берегу пустыни. Шуршали шелесты струистого стекла. И горькая душа тоскующей полыни В истомной мгле качалась и текла. В гранитах скал — надломленные крылья. Под бременем холмов — изогнутый хребет. Земли отверженной — застывшие усилья. Уста Праматери, которым слова нет! Дитя ночей призывных и пытливых, Я сам — твои глаза, раскрытые в ночи К сиянью древних звезд, таких же сиротливых, Простерших в темноту зовущие лучи. Я сам — уста твои, безгласные как камень! Я тоже изнемог в оковах немоты. Я свет потухших солнц, я слов застывший пламень, Незрячий и немой, бескрылый, как и ты. О, мать-невольница! На грудь твоей пустыни Склоняюсь я в полночной тишине… И горький дым костра, и горький дух полыни, И горечь волн — останутся во мне.

1907

<Петербург>

2

Я иду дорогой скорбной в мой безрадостный Коктебель… По нагорьям терн узорный и кустарники в серебре. По долинам тонким дымом розовеет внизу миндаль, И лежит земля страстная в черных ризах и орарях. Припаду я к острым щебням, к серым срывам размытых гор, Причащусь я горькой соли задыхающейся волны, Обовью я чобром, мятой и полынью седой чело. Здравствуй, ты, в весне распятый, мой торжественный Коктебель!

1907

Коктебель

3

Темны лики весны. Замутились влагой долины, Выткали синюю даль прутья сухих тополей. Тонкий снежный хрусталь опрозрачил дальние горы. Влажно тучнеют поля. Свивши тучи в кудель и окутав горные щели, Ветер, рыдая, прядет тонкие нити дождя. Море глухо шумит, развивая древние свитки Вдоль по пустынным пескам.

1907

4

Старинным золотом и желчью напитал Вечерний свет холмы. Зардели красны, буры Клоки косматых трав, как пряди рыжей шкуры. В огне кустарники и воды как металл. А груды валунов и глыбы голых скал В размытых впадинах загадочны и хмуры. В крылатых сумерках — намеки и фигуры… Вот лапа тяжкая, вот челюсти оскал, Вот холм сомнительный, подобный вздутым ребрам. Чей согнутый хребет порос, как шерстью, чобром? Кто этих мест жилец: чудовище? титан? Здесь душно в тесноте… А там — простор, свобода, Там дышит тяжело усталый Океан И веет запахом гниющих трав и иода.

1907

Коктебель

5

Здесь был священный лес. Божественный гонец Ногой крылатою касался сих прогалин. На месте городов ни камней, ни развалин. По склонам бронзовым ползут стада овец. Безлесны скаты гор. Зубчатый их венец В зеленых сумерках таинственно печален. Чьей древнею тоской мой вещий дух ужален? Кто знает путь богов — начало и конец? Размытых осыпей, как прежде, звонки щебни, И море древнее, вздымая тяжко гребни, Кипит по отмелям гудящих берегов. И ночи звездные в слезах проходят мимо, И лики темные отвергнутых богов Глядят и требуют, зовут… неотвратимо.

1907

Коктебель

6

Равнина вод колышется широко, Обведена серебряной каймой. Мутится мыс, зубчатою стеной Ступив на зыбь расплавленного тока. Туманный день раскрыл златое око, И бледный луч, расплесканный волной, Скользит, дробясь над мутной глубиной, То колос дня от пажитей востока. В волокнах льна златится бледный круг Жемчужных туч, и солнце, как паук, Дрожит в сетях алмазной паутины. Вверх обрати ладони тонких рук — К истоку дня! Стань лилией долины, Стань стеблем ржи, дитя огня и глины!