Гол престижа

Джон снял второй предохранитель. Голос стал громче:

"Второй предохранитель снят! Проверьте надежность подключения наружного шланга!"

Джон с досадой сказал:

– Да все нормально. Экий ты зануда...

Когда загорелась красная надпись: "воздух - пять минут", он решительно открыл кран.

***

Врач и инженер сняли наушники и долго молча сидели перед погасшим экраном. Потом инженер сказал:

– Вот и еще один умер, как герой.

– Ты сам все это создал, по его заказу?
– спросил врач.

– Ну, не все... Кое-какие заготовки у меня были. Карта Луны. Трехмерные изображения поверхности. Я придумал сюжет, нарисовал Дональда, машину, корабль. Ну, и Феномен, конечно. Он хотел умереть геройски... чтобы подвиг... Слушай, Дик, а что с ним было на самом деле? Теперь-то мне можно узнать?

– Он был рабочий на химзаводе. Производственная авария. Ампутация ног, выше колена, правой руки, выше локтя, пальцев левой руки, обширные химические ожоги, в том числе лицо и глаза. Он ослеп. Он никого не спас. Двое спасателей пострадали, когда вытаскивали его. Он лежал у нас уже год. Пока разрешили, все оформили... Том, а что было бы, если бы он не открыл кран?

– Как что? У него же воздуха оставалось на пять минут. Он бы умер от удушья. Все равно героем. Ибо подвиг уже совершён. Дик, я часто думаю, а надо ли все вот это? Ведь он умер. Не все ли равно, что он чувствовал в последние несколько минут? Мы же не оставляем записей, сами связаны врачебной тайной, и с его смертью подвиг становится неизвестен никому. Может, тайна теряет смысл после смерти пациента?

– Нет, не теряет. Хотя бы потому, чтобы не было глумления над мертвым. Ведь он доверяет нам самое сокровенное, о чем никто не знал при жизни. И хочет, чтобы не узнали никогда. И чтобы его смерть не превратили в шоу: "Ну-ка, ну-ка, посмотрим, что там наш старикан придумал... не забыть бы только взять попкорн". Ты мне другое скажи: что, если бы он вдруг передумал умирать, и стал просить нас о помощи? Что тогда? Я всегда боюсь этого. Что бы ты стал делать? Спас бы его?

– Чудак человек! Как же я могу помочь, если он на Луне, а я здесь? А о нашем существовании он ничего не знает! Ему в любом случае пришлось бы умереть. Иначе наша работа была бы не сделана.

Они посмотрели сквозь толстое стекло на мертвый, накрытый простыней обрубок. Оголовье с проводами с него уже сняли. Даже сюда доносился запах медикаментов.

– Я иногда её ненавижу, свою работу, - сказал инженер.

– Ты спрашивал, надо ли все это? Знай, Томас, наша работа - высшая точка гуманизма. Это не громкие слова. Это правда, - отозвался врач.

Они вышли в коридор, плотно закрыв за собой дверь с табличкой:

Отделение эвтаназии.

21.01.2006