Голая Джульетта

Вниз она сошла, надев юбку и накрасившись. Такер повернулся в ее сторону:

– О-о!

Не то, чего ей бы хотелось, но все же какая-то реакция. Во всяком случае, заметил.

– Что?

– А я собирался пойти прямо так. Хорошо бы, конечно, надеть чистую футболку, но там логотип стрип-клуба на груди. Не то чтобы я в этом клубе завсегдатаем числился, просто подарили. А у тебя, Джек, что-нибудь чистое осталось?

– Я кое-что простирнула. У тебя на кровати свежая футболка с Райдерменом, – сказала Энни Джексону.

Многие тысячи женщин многие тысячи раз повторяют нечто подобное, бросают мимоходом без всяких эмоций, иной раз и с раздражением, жалея себя, но уж никак не задыхаясь от жажды любви. Своего рода предел мечтаний: дойти до такого состояния, когда хочется повеситься самой вместо того, чтобы каждодневно вывешивать на спинки кроватей мужа и сына чистые футболки, медленно и болезненно убивая свою душу. Но в этот момент Энни готова была повеситься, потому что для нее это простое действие означало едва вспыхнувшую искру надежды.

– Он Спайдермен! – возмутился Джексон. – А подойдет Спайдермен для вашей акульей вечеринки?

– Я, собственно, единственная, кому положено выглядеть прилично, – улыбнулась Энни. – Вам все позволено, вы экзотическое блюдо, редкие гости.

– И вся наша экзотичность в футболках. Этак многим захочется в экзотичные гости.

– Вы же из-за океана. Мы такого не предвидели, когда затевали нашу выставку.

– Тогда обменный курс был неблагоприятным, – пошутил Такер. – А теперь, вот увидишь, целые толпы набегут.

Энни смеялась слишком громко и слишком долго. Такер смерил ее взглядом:

– Нервничаешь?

– Нет.

– Ну и правильно.

– Я подумала о вашем отъезде. Мне не хочется вас отпускать. Потому я и смеюсь как истеричка. Кто знает, может, это последняя твоя шутка в этом доме.

Она тут же пожалела о своих словах, но лишь по привычке. Она всегда жалела, что нельзя поймать вылетевшие слова. Но сожаление выгорело, угасло, и пришла уверенность, что пора наконец определиться. Пусть он знает. У нее тоже есть чувства, и он должен об этом знать.

– Гм. А кто сказал, что мы уезжаем? Нам здесь нравится. Правда, Джек?

– Ага. Если недолго. Но жить тут я бы не хотел.

– А я хотел бы, – заявил Такер. – Хоть навсегда.

– Правда? – спросила Энни.

– Истинная правда. Мне нравится море. И то, что здесь все без претензий.

– Да уж, никаких претензий.

– А что такое претензии? – насторожился Джексон.

– Это когда маленький город притворяется чем-нибудь другим.

– А города притворяются? И чем они притворяются?

– Парижем. Жирафом. Чем угодно.

– Я бы лучше поехал в такой город, который притворяется. Так веселее.

Прав парень. Кому интересно жить в городе, гордящемся своей заурядностью, влюбленном в свою ограниченность.

– А мама как же? – спохватился Джексон. – Ребята в классе… И вообще…

Энни остро ощутила свою заинтересованность, напряглась в ожидании контраргумента Такера. Как будто в зале суда она наблюдала спор хитроумного пройдохи-адвоката и твердокаменного консервативного судьи. Но Такер лишь обнял сына за плечи и велел ему не беспокоиться. Мол, все будет хорошо. Энни снова хохотнула, и опять слишком громко, как бы показывая, что все ерунда, смех да и только, и что не важно, что Рождество уже почти прошло. Она всерьез нервничала.

Они вошли в темный, холодный музей, зловеще тихий и пустынный. Такер сначала забеспокоился, но потом понял, что Энни в качестве хозяйки и должна появиться первой. Долго ждать не пришлось, народ подтянулся заблаговременно – очевидно, опаздывать в Гулнессе еще не вошло в привычку. Помещение наполнилось городскими чиновниками, энтузиастами-общественниками и владельцами экспонатов, казалось исходившими из предположения, что чем позже придешь, тем меньше на твою долю достанется бутербродов и картофельных чипсов.

Когда-то Такер терпеть не мог ходить на званые вечеринки, потому что едва он успевал представиться, как вокруг него начинался ажиотаж. Нечто подобное произошло и на этот раз – с той только разницей, что люди, устроившие ажиотаж, ранее о нем практически не слышали.

– Такер Кроу? – спросил Терри Джексон, член городского совета, владелец половины экспонатов выставки. – Тот самый Такер Кроу?

Терри Джексон явно не из молодых, уж за шестьдесят, сплошь седой – Такер только подивился своей известности среди такого рода публики. Но тут Терри ухмыльнулся Энни, та закатила глаза, и Такер понял, чему обязан известности своего имени среди седовласых сморчков с далекого острова.

– Энни отвела вам роль особого гостя нашего вечера. Я же возражал, исходя из того, что о вас тут никто не слыхал. Что из вас выжмешь? Ну-ну, не обижайтесь, шучу. – Он хлопнул Такера по плечу. – Но вы ведь из Америки?

– Из Америки, точно.

– Вот и хорошо, – с довольным видом кивнул Терри. – Американцев-то у нас днем с огнем не сыщешь. Вы, возможно, вообще первый. Конечно же редкий гость. Все остальное не важно.

– Он на самом деле был знаменит, – вступилась за Такера Энни. – То есть среди тех, кто его знал…

– Ладно, мы все знамениты среди тех, кто нас знает. Что пьем, Такер? Я бы уже и начал.

– Нет, спасибо, мне просто воды.

– Ну-ну, так нельзя. Гулнесс не может позволить себе поить американского гостя водой. Красного, белого?

– Мне нельзя.

– В такую погоду грех не выпить. Не для излечения, так для профилактики. Барьер против простуды.

– К черту вашу простуду, Терри, – запротестовала Энни. – Он лечился от алкоголизма.

– Ну ладно, ладно, сдаюсь. В чужой монастырь и все такое.

– Спасибо, мне все здесь нравится.

– Ну и отлично. А вот и настоящие звезды нашего небосвода.

Терри замахал рукой, подзывая к себе двоих мужчин, лет около сорока каждый. Эти джентльмены морщились, поводили плечами и крутили шеями, чувствуя себя весьма неуютно в вечерних костюмах и галстуках.

– Познакомьтесь. Наша местная легенда: Гэв, Барнси… Такер Кроу и Джексон Кроу из Америки.

– Здрасьте, – прогудел Джексон, и «местные легенды» обменялись с ним подчеркнуто официальным рукопожатием.