Голая экономика. Разоблачение унылой науки

В главе 4 были названы причины, по которым правительству следует заниматься своими основными обязанностями. Проведенное гарвардским экономистом Робертом Барро классическое исследование экономического роста в примерно сотне стран на протяжении более трех десятилетий показало, что государственные расходы, т. е. совокупные расходы правительства, включая расходы на образование и оборону, имеют негативную корреляцию с ростом ВВП в расчете на душу населения. Барро пришел к заключению о том, что подобные расходы (и необходимое для их поддержания налогообложение) едва ли увеличивают производительность и, следовательно, приносят больше вреда, чем пользы Азиатские «тигры», составляющие команду звезд в лиге экономического развития, начали свой подъем при государственных расходах, равных примерно 20 % ВВП. Высокие ставки налогообложения, применяемые неравномерно, повсеместно уродуют экономику и создают возможности для вымогательства и коррупции. Правительства многих бедных стран могли бы в действительности собирать больше налогов, если бы устанавливаемые ими налоги были низкими, простыми и легко собираемыми.

Человеческий капитал. Человеческий капитал — это то, что делает людей производительными, а производительность определяет наш уровень жизни. Как указывает Гэри Беккер, экономист из Чикагского университета и лауреат Нобелевской премии, все страны, продемонстрировавшие непрерывный рост доходов, также продемонстрировали и значительные успехи в образовании и профессиональной подготовке своей рабочей силы. (У нас есть веские основания полагать, что образование вызывает рост, а не наоборот.) Беккер пишет: «Так называемые азиатские тигры стремительно развивались, полагаясь на хорошо подготовленную в профессиональном отношении, образованную, способную к напряженному труду и добросовестную рабочую силу» [147] .

147

Gary S. Becker. Human Capital. Chicago: University of Chicago Press, 1993, p. 24.

В бедных странах человеческий капитал делает все, на что способен, и даже сверх того. Образование может улучшить здравоохранение (которое, в свою очередь, является формой человеческого капитала). Некоторые из наиболее губительных проблем здравоохранения в развивающихся странах могут быть устранены сравнительно простыми средствами (кипячением воды, сооружением выгребных ям, использованием презервативов и т. д.). Более высокий уровень образования женщин в развивающихся странах вызывает снижение уровня детской смертности. Кроме того, человеческий капитал способствует восприятию передовых технологий у развитых стран. Одной из причин оптимизма в сфере развития всегда было то обстоятельство, что теоретически бедные страны должны быть способны сократить свое отставание от богатых стран, заимствуя у последних технологии. Раз технология изобретена, ею можно поделиться с бедными странами фактически бесплатно. Народу Ганы нет нужды изобретать персональный компьютер для того, чтобы вкусить блага его существования, но этому народу необходимо знать, как пользоваться компьютером.

А теперь снова плохие вести. В главе 6 я описал экономику, в которой квалифицированные работники генерируют экономический рост, создавая новые рабочие места и новые специальности или лучше выполняя работу, которую делали и раньше. Навыки имеют большое значение — и для отдельных людей, и для экономики в целом. Это утверждение сохраняет свою справедливость, но, когда мы обращаемся к проблемам развивающихся стран, оно дает сбой: для успеха квалифицированных работников обычно требуются другие квалифицированные работники. Человек, обученный кардиохирургии, может добиться успеха только в том случае, если он работает в хорошо оборудованной клинике с квалифицированными медсестрами, если есть компании, поставляющие лекарства и медицинские товары, а у населения достаточно средств для оплаты операций на сердце. Бедные страны попали в ловушку человеческого капитала: если в бедной стране мало квалифицированных работников, то у других людей стимулы к инвестированию в приобретение навыков снижаются. Те люди, которые тратятся на приобретение квалификации, обнаруживают, что их таланты лучше ценят в регионах или странах с более высокой долей квалифицированных работников. Эта ситуация порождает знаменитую «утечку мозгов». Как пишет экономист Всемирного банка Уильям Истерли, результатом может стать порочный круг: «Если страна начинает развитие, имея квалифицированных работников, в ней появляется больше квалифицированных работников. Если страна начинает развитие, имея неквалифицированных работников, они останутся неквалифицированными» [148] .

148

William Easterly. Op. cit., p. 160.

В качестве примечания на полях скажу, что этот феномен проявляется и в аграрной местности США. Не так давно я написал для журнала «The Economist» статью, которую мы, работники редакции, между собой называли «The Incredible Shrinking Iowa» («Неправдоподобно скукоживающаяся Айова») [149] . Как следует из подобного рабочего заглавия, население некоторых частей Айовы и других больших территорий аграрного Среднего Запада сокращается по отношению к населению остальной части страны. Примечательно, что в 2000 г. в 44 из 99 округов Айовы проживало народу меньше, чем в 1990 г. Отчасти эта депопуляция обусловлена ростом производительности сельского хозяйства: фермеры Айовы собирают урожаи, которые вытесняют их из сельского хозяйства в самом буквальном смысле. Но происходит и некий иной процесс. Экономисты обнаружили, что люди, обладающие сходной квалификацией и сходным опытом работы, могут зарабатывать в городских районах намного больше, чем в сельских. Почему? Одним из правдоподобных объяснений является то, что специальные навыки в городских районах, где сконцентрированы работники, обладающие взаимодополняющими навыками, приобретают большую ценность. (Подумайте о Силиконовой долине.)

149

Charles Wheelan. Fare Thee Well, Iowa // The Economist, 2001, August 18.

Аграрная Америка — мягкий вариант проблемы, которой глубоко поражены развивающиеся страны. В отличие от технологий, инфраструктуры или лекарств, огромные количества человеческого капитала невозможно экспортировать в бедные страны. Нельзя самолетами доставить 10 тыс. университетских дипломов в какую-нибудь маленькую африканскую страну. Но до тех пор пока возможности людей в бедных странах ограниченны, их стимул к инвестированию в человеческий капитал будет невысок.

Как страны вырываются из этой ловушки? Вспомните об этом вопросе, когда мы займемся рассмотрением важности торговли.

География. Вот примечательная цифра: из 30 стран, которые, по классификации Всемирного банка, считаются богатыми, лишь две — Гонконг и Сингапур — лежат между тропиком Рака (который проходит через Мексику, Северную Африку и Индию) и тропиком Козерога (который проходит через Бразилию, северную часть ЮАР и Австралию). Географическое положение может быть нежданной удачей, которую мы, жители развитых стран, принимаем за нечто само собой разумеющееся. Джеффри Сакс, эксперт по проблемам развития, недавно написал статью, в которой утверждает, что распределение доходов в мире, возможно, в значительной мере объясняется климатом. Он пишет. «Учитывая разнообразие политической, экономической и социальной истории различных регионов мира, тот факт, что все расположенные в тропиках страны на пороге XXI в. остаются малоразвитыми, не может быть объяснен всего лишь совпадением» [150] . США и вся Европа лежат вне тропической зоны, в которой находятся большая часть Центральной и Южной Америки, Африки и вся Юго-Восточная Азия.

150

Jeffrey Sachs. Tropical Underdevelopment // NBER Working Paper, № W8119, 2001, February.

Тропический климат чудесным образом подходит для отдыха. Почему же он плох для всего остального? По мнению м-ра Сакса, ответ на этот вопрос таков: жара и чрезмерно обильные осадки не благоприятствуют производству продовольствия и способствуют распространению заболеваний. В результате два главных достижения богатых стран — большее производство продуктов питания и лучшее состояние здоровья населения — нельзя воспроизвести в тропиках. Почему жители Чикаго не страдают от малярии? Потому что холодные зимы сдерживают размножение москитов, а вовсе не потому, что ученые победили эту болезнь. Итак, в тропиках мы находим еще одну ловушку нищеты: большая часть населения тропических стран вовлечена в малопродуктивное сельское хозяйство. В условиях скудных почв, непредсказуемых ливней и непрекращающихся болезней их посевы (и соответственно их жизнь) вряд ли улучшатся.

Очевидно, что страны не могут взять и перенестись в более благоприятные климатические зоны. Мистер Сакс предлагает два решения проблемы. Во-первых, следует поощрять разработку новых технологий, ориентированных на уникальную экологию тропиков. Печальный факт состоит в том, что ученые, как и грабители банков, устремляются туда, где есть деньги. Фармацевтические компании зарабатывают прибыли на разработках чудодейственных лекарств для потребителей, живущих в развитых странах. Из 1233 новых лекарств, на которые были выданы патенты с 1975 по 1997 г., только 13 предназначены для лечения тропических болезней [151] . Но даже этот показатель создает преувеличенное представление о внимании, уделяемом региону, ибо 9 из этих 13 лекарств были результатами исследований, проведенных американскими военными для нужд вьетнамской войны, или исследований, ориентированных на нужды скотопромышленников и тех, кто работает на рынке домашних животных.

151

Donald G. McNeil. Drug Companies and Third World: A Case Study in Neglect // New York Times, 2000, May 21.

Как заставить частные фирмы обращать такое же внимание На сонную болезнь (исследованиями которой не занимается ни одна крупная компания), какое уделяется лечению болезни Альцгеймера у собак (компания Pfizer уже, кстати, предлагает лекарство от этого недуга)? Для этого надо изменить стимулы. Экономисты согласны с тем, что правительствам или международным агентствам следовало бы определить болезнь, которую необходимо победить, и затем предложить премию компании, которая разработает приемлемое лечение. Правительства получат патент и станут по низким ценам распределять лекарство среди тех, кто в нем нуждается. А фармацевтическая компания получит то, что необходимо для оправдания исследований: прибыль на капиталовложения.

Во-вторых, бедные страны тропического пояса смогут вырваться из ловушки малопродуктивного сельского хозяйства, открыв свою экономику остальному миру. Мистер Сакс замечает: «Если страна сможет прорваться к более высоким доходам через несельскохозяйственные секторы (например, благодаря резкому расширению экспорта промышленных товаров), то бремя тропиков может бьггь преодолено» [152] . Этот вывод снова возвращает нас к нашей старой подруге — торговле.

Открытость для торговли. Теоретическим благам торговли мы уделили целую главу. Достаточно сказать, что для правительств многих бедных стран за последние несколько десятилетий эти уроки пропали даром. Порочная логика протекционизма: мысль о том, что недопущение на национальный рынок иностранных товаров делает страну богаче, — так маняще привлекательна. Стратегии вроде «самодостаточности» и «государственного руководства» были отличительными признаками постколониальных режимов в таких странах, как Индия и большинство африканских государств. Таможенные барьеры должны были создать «инкубационные условия» для отраслей национальной промышленности, с тем чтобы они достаточно окрепли и смогли выдержать международную конкуренцию. Экономика утверждает, что компании, защищенные от конкуренции, не становятся крепче, они жиреют и становятся ленивыми. Политический опыт говорит, что если какую-то отрасль создали в инкубационных условиях, то ее придется держать в таких условиях вечно. Результатом, по словам одного экономиста, становится «экономическое изгнание, возникшее в значительной мере по воле изгнанного» [153] .

152

Jeffrey Sachs. Nature, Nurture, and Growth // The Economist, 1997, June 14.

153

Jeffrey Sachs. Growth in Africa: It Can Be Done // The Economist, 1996, June 29.