Гольф с моджахедами

Возможно, председатель правления и генеральный управляющий финансового имамата «Гуниб» Саид-Эмин Хабаев и догадывался про маржу, которую Исса Тумгоев кладет в карман, но Исса считался независимым по отношению к Горе, в общаке «Гуниба» не участвовал, служил по найму, воровство в таком случае — не воровство, а молчаливая доплата. Таким образом, для Хабаева все, что Желяков от него получал, и маржа Иссы Тумгоева представляли собой одну, целиком передаваемую для Москвы сумму.

То есть если считать, что Исса ворует, то именно из денег Желякова. И, стало быть, Желяков как партнер Хабаева вправе устроить скандал, поставить вопрос о доверии московскому посреднику Хабаева, то есть Иссе. А ворует Исса или нет, можно доказать при первом же переводе арендной платы по безналичному расчету Желякову куда-либо в банк. От платежного поручения, каким бы оно ни было — электронным, телеграфным или бумажным, клочок не оторвешь.

И понятливый Тумгоев спросил:

— Значит, настал момент истины, Виктор Иванович?

— Милик, — сказал Желяков, — выйди.

Свидетель прикрыл за собой дверь. Молчание длилось несколько минут.

— Что вы хотите взамен? — спросил Исса Тумгоев.

— Обычное в таких случаях. Информации. Упреждающей.

— Еще?

Желяков умел выигрывать. Он сказал мягко:

— Кто такой Хабаев? Организатор несостоявшегося международного турнира в русские шашки в городе Грозном пять лет назад. Строитель спортивной пирамиды. Оттуда и деньжата его пошли… Так? А мы старые бойцы… этого… так-скать, невидимого фронта, Исса. Хабаев чужой тебе, чужой мне, и мы ему оба чужие. Не в деньгах счастье… Ты что же, думаешь, я упрекну боевого товарища, енть… в паре-другой сотен тысяч зеленых, которые он у меня поквратально притыривал?

— И?

— Никаких «и». Помнишь, я тебе говорил, что такое офицерская доблесть?

— Помню. Доблесть думать самостоятельно.

— Вот, Исса! Оттого мы с тобой афганцами-засранцами и не стали… Красная армия, она всех сильней, но только от тайги до Британских морей, как известно. Дальше — ни-ни… Это называется Русь-тройка, енть… И расступаются народы в охерении или как там… Куда, дескать, и на какой хрен несешься… И не дает, енть, никакого ответа!

Тумгоев расхохотался.

Желяковская прозорливость выручала обоих не раз. Действительно, доблесть офицера, воина вообще — в готовности принимать собственные решения, думать. И быстрее командования, которое, если иначе, растранжирит и тебя, и твоих солдат.

Желяков рассмеялся вслед и спросил:

— Чего смешного? Гоголь так, енть… выразился, так-скать… В бессмертном произведении. Не знаешь, что ли?

— Знаю, — сказал Исса Тумгоев. Глаза его оставались стылыми. — А вы помните, Виктор Иванович, кто ехал-то на описываемой тройке? Чичиков ехал. Мошенник.

— Так, — сказал жестко Желяков.

Опять помолчали. Вместе. Каждый помнил, что свело их, когда командир элитного полка Желяков попросил перевода в химическую часть гнуснейшего для боевого офицера назначения — по охране и поддержанию циклопических полостей в недоступных скалах Нижней Чечни. В преддверии третьей мировой войны горы пичкали многими запасами, которые потом ржавели, сочились и прели почти без присмотра… По существу, Желяков и Тумгоев вели беспрерывную радиационную, химическую и бактериологическую разведку вокруг гигантских искусственных каверн, набитых смертью, которой хватило бы до Южного полюса на всех млекопитающих и рептилий. Исса, наивный капитан-десантник, увязавшийся за начальником, чтобы оказаться ближе к родным местам, потерял сон и аппетит, когда на десятки километров по ущельям и горным долинам над искусственными полостями увидел развалины селений, из которых когда-то выселили людей. Горы выгнивали и изнутри, и снаружи.

Однако от Афганистана убереглись. И теперь сдавали в аренду вычищенные, продезинфицированные, переоборудованные под жилье и конторы, бункеры и схроны гигантские искусственные пещеры. Согласно актам, направленным в Москву и международные организации, они считались взорванными или замурованными. Прекратившими существование. Саперы подписывались об ответственности за разглашение. Желяков обеспечивал секретность «приватизации». Исса приводил съемщиков.

Тумгоев нарушил молчание первым:

— Что ты теперь задумал, Виктор Иванович?

— Посадить тебя в эту тройку, Исакуленька, — сказал Желяков. — Вместо Хабаева… Ты и меня как пассажира возьмешь. И покатим мы с тобой весело в Европу! Скоро, скоро тарантасик будет готов… Хабаев трудится напряженно, я отслеживаю… Он молодец!

Телефонный аппарат на стойке бара вверху, против спуска в подвальное помещение, резко зазвонил, и Милик, потягивавший кофе, снял трубку.

— Говорит Петр из кафе, — сказал звенящий от радости голос.

— Ну? — спросил Милик.

— Из кафе напротив вас. Через площадь. Не ясно?

— Ясно. Ну?

— Это компания «Бизнес-Славяне»?

Милик ткнул пальцем в паралелльный отвод, чтобы Алексеев П.А. присоединился.

— Алексеев, — сказал тот в трубку.

Милик не положил свою.

— Товарищ Алексеев, тут Петр… Тип приходил дважды, сидел, ел, взял коньяк. В первый раз я не обратил внимания. Хмырь трепаный, пижон из приодетых… Во второй раз только кофе заказал, да пить не стал, отзынул пластик на окне и в бинокль смотрел. Буфетчица вспомнила, что он и в первый раз тоже смотрел. Ждал чего-то, задремал вроде… Потом встрепенулся и смотрел. Только что вышел. Прошу разрешения преследовать!

Милик тронул Алексеева П.А. за рукав и отрицательно покачал головой.

— Спасибо, Петр, — сказал Алексеев. — Сообщение принято. Продолжай трудиться у себя. Преследование отставить!

И положил трубку.

Арап при «Форде» опять выигрывал. Он определенно разглядел машину Желякова, да и самого Виктора Ивановича тоже.

— Твой промах, — сказал Милик. — Петр проспал, сразу не просигналил? Да ладно, он-то новобранец… А вот ты мог бы за ним хвост зацепить.

— Ну, иди к начальнику, доложи соображения, — ответил Алексеев П.А. Ты мне уже наложил кучу, не перешагнуть!

— Не кипятись, — сказал Милик. — Как думаешь, чечена арап заметил?

— Железно — нет. Тумгоев из-под арки приходит, машину во дворе ставит. Из кафе не разглядеть. Мертво! Лично проверял. Чечена и Петр не знает. Никто…

— Тогда чего ты развонялся? — спросил, зевая Милик. — Отдыхай! Если арап и видел хозяина, что с того? Главное, чтобы ему чеченец на глаза не попался. Помолись за это… А куда дальше стопы арапские потянутся, моя забота…

Он допил кофе и посмотрел на часы.

— Вот что, я сейчас уйду, скажи хозяину… Хотя нет, я через водилу передам.

Милик не посмотрел на Алексеева П.А. Он и без того много раз видел, как надутый индюк наливается краской от унижения. У бедолаги и прозвище соответствовало его дури: Секомый. Начальством, конечно.

Толковому агенту полагается дозировать информацию. Двойнику — двойному агенту — особенно. И не до расчетов, какой стороне причинишь вреда больше и какой меньше, чеченской или российской. Своей у Милика теперь не было. Он знал: при игре на две команды разрываешься между противоположными требованиями. Протянуть время, а значит и выиграть поможет третья противник обеих. В пользу этой третьей, слабейшей, и следовало сыграть для баланса, как на себя самого.

В метро «Аэропорт» он нашел телефон-автомат и набрал номер своего бывшего «Эриксона». Только бы арап догадался принять контакт.

Он догадался!

— Это Милик говорит.

В «Эриксоне» молчали, и Милик заподозрил неладное. Но слово выскочило. Терять нечего.

— Повторяю, это Милик. Не хочешь говорить, щелкни по мембране столько раз, сколько ступенек на чердачной лестнице, по которой мы лезли… Давай же! Да давай же, что ты теряешь?

В трубке молчали.

— Тебя приметили в кафе. Ты замазан…